Сон ее был тревожен. Глаза под веками бегали, ресницы вздрагивали, готовые вот-вот разлепиться.
Он положил пакет с угощениями на стол и тут же ощутил пустоту в руках. Ему было так приятно нести этот кулек, зная, кому все это предназначается. И теперь он словно упускал единственную ниточку, что связывала его с Катей. Ведь она будет брать эти пирожные, есть их.
Катя глубоко вздохнула, открыла глаза. Виктор встал в тень, чтобы не напугать ее своим внезапным появлением.
– Кто здесь? – Спросонья ее голос был чуть хрипловат.
– Добрый вечер, Катя!
Виктор сделал шаг вперед и тут же заметил – выражение лица, глаза, округлившийся рот – все говорило о страхе.
– Что случилось?
Ее лицо еще больше побледнело, выдавая панику. Виктор быстро прогнал в памяти сегодняшнюю ночь. Пробуждение, спешный завтрак, посещение города, пирожные… Что-то было еще. Ах да, цветок! Он нашел его на могиле, поднял, и теперь он красуется в его петлице. Кладбище, могила… Она не знала! С чего он взял, что известие о том, КТО он, ее обрадует?
– Не подходите! – Катя выставила руку, словно эти тонкие пальцы, эта слабая ладонь могли ее защитить.
Виктор прошел вдоль стены, мимо двери, выдерживая между собой и девушкой постоянное расстояние в пару метров, чтобы не напугать ее, чтобы она не начала кричать.
Дверь, стена, угол. Виктор повернулся, сделал еще шаг и остановился около рукомойника. Перед ним было зеркало. Прямоугольник стекла, с одной стороны покрытый серебристой краской, тускло отражал железный бочонок с носиком, таз, щелястый деревянный пол, темное окно с вялой геранью на облупившемся подоконнике. Не было только в этом отражении его, Виктора Марциновича.
– Так это правда?
Катя, чуть покачиваясь, стояла около кровати, держась слабой рукой за шишечку на спинке.
– Разве это может иметь отношение к нашему чувству?
Виктор сделал осторожный шаг вперед. Ее волнение усилило запах, зубы стало ломить от желания почувствовать ее кровь на вкус.
– Ты меня обманываешь! – закричала Катя, не замечая, что от страха перешла с гостем на «ты».
– Зачем мне это делать? – Виктор старался говорить как можно спокойней. – Если бы я был тем самым дьяволом, которого ты во мне пытаешься увидеть, мне бы не понадобилось тратить столько времени. Зло не терпит промедлений. Я не несу с собой несчастье.
– Тогда уходи! – Ноги ее не держали, и она упала обратно на кровать.
– Не гони меня! Мое отношение к тебе искренне!
– Ты пришел ко мне, чтобы погубить мою душу!
– Твоя душа останется при тебе. Я на нее не посягаю. Разве любовь может кого-то погубить?
– Не говори мне о любви! – Катин голос звенел. Страх сменился яростью, кровь хлынула к щекам.
– Как же можно о ней не говорить, когда она есть? Ты вправе прогнать меня, вправе потребовать лечь и умереть около твоих ног, но мою любовь это не изменит. Где бы я ни был, сколько бы миль нас ни разделяло, мое чувство будет неизменно жить во мне. И ты будешь знать о нем, помнить, мучиться. Так зачем нам устраивать такое испытание?
– Ты все врешь! – как заклинание повторила Катя, бессильно роняя руки.
– В таких делах невозможно врать, – Виктор заговорил вкрадчиво, стараясь не очень давить на девушку своей способностью очаровывать. – Что я с этого получу? Душу твою не покупаю, не торговец я таким товаром. Отнять у тебя честь не тороплюсь – для этого мне не нужно было бы столько ходить сюда. Я приношу сюда более ценное – свою любовь, и ничего не требую взамен.
– Замолчи!
Виктор опустил глаза. Как он мог забыть об этой малости, которая разделяла его и Катю? О незначительной вещи под названием «жизнь». Неужели это помешает им?
– Позволь мне убедить тебя в моих чувствах. Я готов сделать что угодно, лишь бы доказать тебе искренность своего отношения. Я не дьявол, не обольститель, не обманщик. Правда – вот она. Да, я житель ночи. Не более того. Но я не страшнее и не опаснее любого человека. Возможно, мы убиваем, но только по необходимости. Человек же готов убить просто так, ради потехи, легкой наживы или просто из-за другого взгляда на жизнь, другого цвета кожи. Так чем же мы страшнее людей? Между тем ты скорее пожалеешь душегуба, убившего пятерых и приговоренного к казни. А меня возненавидишь только за то, что я люблю тебя.
– Не говори, не надо! – простонала Катя, зажимая уши руками.
Но даже сквозь ладони она слышала этот мягкий, зовущий к себе голос, зажмурившись, она видела его горящие страстью глаза. И было понятно, что никогда ей этого уже не забыть, что никто и никогда больше не скажет ей этих слов, не посмотрит на нее так.
– Зачем же нас тогда наделили способностью чувствовать и делиться своими чувствами, если ты запрещаешь мне даже говорить об этом? – воскликнул Виктор. – Вспомни, ты сама разрешила мне войти, ты не отказалась принять от меня подарки.
– Можешь их забрать! – Катя спрыгнула с кровати, упала на колени перед сундуком, но крышка не поддавалась. И только тогда она заметила, что сверху на сундук легла маленькая крепкая рука.
– Не торопись.
Виктор чуть склонился над девушкой. Он не мог поверить, не соглашался принимать, что все может закончиться прямо здесь, сейчас. Ярость в его душе мешалась с нежностью, желание силой убедить Катю в своей искренности переплеталось с жалостью к самому себе, к своей наивности. Все это вместе завязывалось в тугой узел боли и отчаяния. Впервые он не знал, как поступить. Одно быстрое движение, один укус – и все было бы решено. Да, потом были бы долгие ночи мучений, страданий, но время – десятилетия, столетия – лечит все. Однако ему не хотелось заболевать отчаянием. Виктор хотел счастья. Он видел его прямо перед собой, читал в глубоких испуганных глазах девушки. Ах, это было так просто – довериться ему, откинуть ложный страх и стыд. По заплаканному лицу Кати он видел, что страх и стыд непреодолимы. И это убивало вампира.
– Каждый мой подарок преподнесен от души, – прошептал он, опускаясь рядом с Катей на колени. – Я понимаю, что все это недостойно тебя. Что, может быть, я должен был с самого начала все рассказать. Но мне хотелось, чтобы ты увидела во мне человека, а не порождение ночи. Я не зову тебя в свой мир, не обещаю несметных богатств. Прошу лишь о терпении и чтобы ты позволила доказать мою любовь. Любовь не знает рамок и сословий, она не подчинена правилам и порядкам. Это дар свыше, и я хочу положить его к твоим ногам.
Катя смотрела на него широко распахнутыми глазами. Пальцами она так крепко вцепилась в крышку сундука, что костяшки побелели.
– Подари мне эту малость, – молил Виктор. – Крошечный шанс. Небольшую уступку. Я докажу, что моя любовь бескорыстна, что она ничего не потребует от тебя взамен.
