Невысокую фигурку, застывшую между кладбищенских оградок, она заметила не сразу. Он чуть поклонился Кате, а значит, увидел ее первым. И вдруг оказался возле нее.
– Здравствуй, Катя!
Она успела испугаться. Страх крылом бабочки мазнул по ее душе, заставил сильнее забиться сердце. Но голос, такой осторожный, такой вкрадчивый, прогнал малейшие сомнения.
– Я думала, ты меня обманываешь. – После долгого сидения Катя никак не могла подняться. – Где твоя лошадь? Я не услышала, как ты подошел.
Виктор стоял, потупив глаза. И ей показалось, что она видит, как вместе с глазами опускаются уголки губ, как сникают плечи, хотя разглядеть все это впотьмах она, конечно, не могла.
Виктор чувствовал, что проигрывает эту игру, что в каждом его слове, в каждом поступке Катя пытается найти подвох.
– Я рад тебя видеть, – заговорил он осторожно. – Извини, я не успел подготовиться к твоему приходу.
Катя быстро вскинула на него глаза. Уверенность в том, что она поймала его на обмане, испарялась.
Сомнения все глубже пробирались ей в душу. Но решимости доказать обратное в ней не убавилось.
Виктор переступил с ноги на ногу. Глазами он невольно зацепился за начавшие уже желтеть стебельки у края тропинки.
– Пшеница.
– Что?
– Здесь выросла пшеница. – Против своей воли он снова нашел глазами отяжелевшие спелым зерном стебельки. Обойти бы их, но непреодолимая сила заставляла его пересчитывать тонкие былинки.
– Пшеница? – Удивление подняло Катю на ноги.
– Я сейчас… только обойду, – пробормотал Виктор, хотя глазами все еще цеплялся за подсохшие травинки. Одна, две, три, четыре… Сбился и снова – одна, две, три, четыре, пять, шесть, семь, одна заслонила другую, восемь, девять…
– Что ты делаешь? – Катя стояла неподалеку, вглядываясь в его прячущуюся в темноте фигуру.
– Считаю.
Двадцать семь, двадцать восемь… Вопросы сбивали его, хотелось отмахнуться от них, как от назойливых летучих мышей.
– Пшеницу?
Виктор силой заставил себя оторвать взгляд от тонкого частокола травы.
– Дай мне руку, – прошептал он, чувствуя, что еще мгновение, и его снова затянет водоворот счета. Это было проклятье всех вампиров, стоило перед ними оказаться любым злакам, как они начинали их считать.
– Ты считаешь колоски? – Это было настолько неожиданно, что Катя пропустила его просьбу.
– Руку! – процедил он сквозь зубы.
Она услышала его. Потянулась навстречу чуть вздрагивающим пальцам, поразилась их холоду и окаменелости.
– Спасибо.
Виктор стоял рядом.
– В чем обман? – Катя вглядывалась в его спокойное красивое лицо.
– Обмана нет, – качнул он головой. – Ты пришла убедиться в обратном?
– Я тебе не верю! – Кате захотелось оттолкнуть его, убежать, но вместо этого она шагнула вперед, впилась глазами в его идеально ровную кожу, в алые губы, в разлет соболиных бровей, в бархатные ресницы.
– Верить надо только в одно – мою любовь. – Виктор протянул вперед руку, ладонью вверх, словно та самая любовь, о которой он сейчас говорил, лежала у него, запутавшись в пальцах.
– Пойдем, я познакомлю тебя с моими родителями, – Катя поманила Виктора за собой. – Они уже наверняка ищут меня, волнуются.
– Давай сделаем это в другой раз.
– Ну почему же? – Катя с волнением снова взяла его за холодные пальцы. – Пойдем. Ты совсем замерз. У нас дома тепло.
Виктор мягко отобрал у нее свою руку, улыбнулся. Он понимал, что Катя специально не хочет принимать очевидную правду. Ей удобней думать, что он простой человек.
– Останемся, ночь такая короткая.
– Да, да, скоро глубокая ночь, поэтому надо торопиться, – закивала Катя. Она повернулась, чтобы уйти, но Виктор шагнул ей наперерез, потянулся к ее щеке.
– Катя, я люблю тебя! У меня есть только мое чувство, все остальное принадлежит ночи. Я вампир!
– Нет, – Катя попятилась. – Ты простой человек. И я… я тоже тебя люблю.
– Я готов ради тебя сделать что угодно, но ты должна принять мою сущность.
– Нет! – Она отходила, но при этом продолжала крепко держать его за холодную руку. – Ты замерз. Пойдем, я тебя отогрею.
– Меня невозможно согреть. Мой холод идет изнутри.
– Неправда! – Она тянула его как упрямый ребенок, у которого пытаются отнять игрушку, а он не дает. Но перетягивание было односторонним. Виктор стоял не шевелясь, хотя Катя изо всех сил пыталась сдвинуть его с места.
– Посмотри, какая луна!
Виктор поднял голову наверх, и Катя тут же забыла о том, что хотела увести его в дом. Луна и правда была великолепна. Тяжелым оранжевым мячом она висела над горизонтом, словно предлагала сыграть в дьявольскую игру.
– Луна? Где? – Катя обернулась, но сквозь легкую дымку ничего особенного не увидела. Размытый диск луны прятался от ее глаз, не обладающих способностью видеть так, как видят его глаза.
– Пойдем! – Виктор взял девушку за руку и повлек к реке. – Ты сейчас сама все посмотришь!
Ей показалось, что от скорости в ушах засвистел ветер. Они уже стояли на берегу, и Катя мгновенно забыла, как очутилась тут, словно для нее было нормально совершать такие головокружительные прыжки.
– Река переливается! – Он коснулся водной глади, капли, как крупные жемчужины, ударились о воду, рассыпались искрами, заблистали в свете луны.
– Тут темно, пойдем, – попросила Катя, для которой игра с водой значила не больше, чем обыкновенный плеск. С таким ведро падает в колодец, постиранное белье полощется в чистой проточной воде.
– Посмотри на этот мир!
Виктор развел руками, и уже через секунду они стояли около леса. Катя крепко держала его за плечи, запрещая себе думать о чем-либо другом, кроме как о Викторе. О том, что они так быстро перемещаются, она тут же забывала, словно этого и не было. Она улыбалась. Она ему не верила.
– Ночь – это ночь, здесь ничего не может быть видно, – Катя старалась говорить уверенно.
– Мне видно! – Он склонился к ней. – А если захочешь, будет видно и тебе!
– Ночь для сна, не для прогулок, – упрямо тянула свое Катя, категорически отказываясь принимать уже несколько раз доказанную ей истину.
– Ночь для таких, как я.
– Нет, – не соглашалась Катя, хотя продолжала идти за Виктором.
Они углубились в лес. Совы встречали их уханьем, ночные цветы склоняли головки, зазевавшиеся светляки поскорее уступали дорогу.
– Ты меня обманываешь! – как заклинание твердила Катя.
Они уже который час кружили по лесам и полям, и Катя все еще не верила вампиру. Она видела его горящие чернотой глаза, его губы, с которых падали сладкие слова любви, уверенное выражение лица, скупую улыбку, чувствовала сильные руки, твердую походку, невероятную выносливость. И все это ей казалось таким человеческим, таким настоящим.
