вам записать?
– Нет, я точно запомню, – заверила Церера. У нее не хватило пороху указать ему на то, что здесь много ручьев, а значит, скорее всего, и духов тоже много. Тем не менее место обитания Духа Данного Ручья с его холодными, прозрачными отмелями, каменистыми заводями, рыбой и улитками показалось ей совершенно прекрасным местом, на которое тот вполне мог претендовать как на свою собственность.
– Ладно, мне пора, – сказал Дух Данного Ручья, вновь становясь единым целым с водой. – Дел по горло – камни надо почистить и все такое…
– Нет! – воскликнула Церера. – Погодите минутку, вы же мне так и не сказали, где я нахожусь! Вы вообще ничего мне не сказали!
Но Дух Данного Ручья уже исчез.
– И ты стоил мне пуговицы! – сварливо добавила Церера.
Она подтянула джинсы. И вправду требовалось что-то с ними сделать, поскольку если б ей по какой-либо причине пришлось бежать, то они, скорее всего, оказались бы у нее на лодыжках. Но Церера надеялась, что бежать все-таки не придется, потому что, если бы пришлось, это наверняка означало бы, что она убегает от кого-то. Осмотрев штанины своих джинсов, она решила, что первым делом нужно подвернуть их, чтобы не путаться, а потом соорудить что-то вроде пояса. Поначалу Церера подумывала о том, чтобы использовать с этой целью длинный побег плюща, но потом вспомнила свой опыт с плющом в старом доме и решила, что не будет ломать любую растительность, которая может не так это понять. На берегу ручья рос высокий куст тростника. Церера осторожно пошевелила его, и, когда возражений не последовало, ей удалось после некоторой борьбы выдернуть один из стеблей. Он оказался достаточно длинным, чтобы обернуть его вокруг талии и завязать узлом, не порвав. На миг она ощутила себя Робинзоном Крузо, только что построившим хижину на необитаемом острове, – символ торжества человека над силами природы.
Когда Церера снова взглянула на ствол дерева, монетки там уже не было.
XVI
WICCHES (среднеангл.)
Ведьмы, колдуньи
На миг Церера была убеждена, что ошиблась. Должно быть, она смотрела не на то дерево или каким-то образом прошла дальше по берегу, чем думала. Но, вернувшись назад по собственным следам, не обнаружила ни монеты, ни даже углубления в форме сердечка в стволе. Все деревья были абсолютно одинаковыми.
Над ней захлопали крылья. В клюве черной птицы, сидящей на высокой ветке, поблескивал металлический кружок – это был грач, и Церера была уверена, что, окажись он поближе, чтобы как следует его разглядеть, у него окажется всего один глаз.
– Ах ты гнусный воришка! – крикнула она. – Немедленно спускайся и положи монету туда, откуда ты ее взял!
Но грач просто перелетал с дерева на дерево, каждый раз усаживаясь на нижние ветки – дразнил ее, или же так просто казалось. Церера, ослепленная гневом, гналась за ним, углубляясь в лес все дальше и дальше, пока ручей не скрылся из виду. Только когда она потеряла всякое представление о том, где находится, грач взлетел повыше и пропал в небе.
– Ненавижу тебя! – выкрикнула Церера. – Да чтоб ты подавился этим пятипенсовиком!
Она могла бы поклясться, что услышала вдалеке насмешливое карканье, которое быстро стихло.
Церера остановилась, чтобы оглядеться по сторонам. Деревья здесь были еще более высокими и старыми, а полог, который они образовывали, таким густым и темным, что мрак пронзали лишь совсем тонкие лучики солнечного света. Но Церера учуяла в воздухе древесный дым. Где-то поблизости горел огонь, что могло означать присутствие людей. Поскольку теперь она окончательно заблудилась, было уже не важно, в какую сторону идти, поэтому она последовала на запах и вскоре подошла к стоящему на поляне домику. Одно из окон было открыто, и изнутри доносились женские голоса. Она с куда большей осторожностью отнеслась бы к собравшимся там мужчинам и, наверное, даже не решилась бы приблизиться к дому, но представительницы ее собственного пола особо ее не тревожили. Подойдя ближе, Церера услышала быстрые шаги и увидела какую-то молодую темноволосую женщину в желтом плаще и желтой же остроконечной шляпе, поспешно направляющуюся к дому. На одной руке у той висела корзинка, из которой торчали буханка хлеба и круг сыра. Церера не могла припомнить, когда в последний раз ела – знала только, что прошло слишком много времени, чтобы ее желудок и слюнные железы не отреагировали на вид съестного.
Заметив Цереру, женщина остановилась.
– Привет! – сказала она. – Ты тут новенькая, как я погляжу? Ну что ж, тогда поспеши! Мы обе и так уже здорово опаздываем, а если что и выводит Урсулу из себя, так это нерасторопность.
Церера, слишком уставшая и голодная для чего-то еще, предпочла повиноваться. Девушка в желтом придержала для нее дверь.
– Заходи-заходи! Мы не кусаемся, – бросила она, а затем закрыла ее за ними.
Домик состоял из одной-единственной комнаты с кроватью в одном конце, горящим камином в другом и столом у стены напротив двери. На этом столе лежали пирог, несколько булочек с глазурью и сэндвичей с обрезанной корочкой, а рядом с большим чайником, из носика которого поднимался пар, расположились несколько разномастных чашек с блюдцами. В центре комнаты стояли пять стульев; четыре из них в данный момент занимали женщины разного возраста, самая молодая из которых, в одежде осенних коричневых и красноватых тонов, была едва ли старше Цереры – или, вернее, Цереры в том возрасте, на который она сейчас выглядела, – а самая старшая настолько пожилой, что лицо у нее состояло в основном из морщин. Руки и все остальное у нее скрывалось под какими-то черными хламидами, которые были ей настолько велики, что она напоминала медленно сдувающийся воздушный шарик. Одна из женщин, седовласая и чопорная, была одета заметно богаче остальных, и создавалось впечатление, будто она предпочла бы сейчас оказаться в каком-нибудь совсем другом месте. Рядом с ней сидела куда более жизнерадостного вида особа с ярко-рыжими волосами и столь же ярко-красными щеками, тело которой свидетельствовало о том, что его обладательница никогда не отклоняет предложений отведать еще один кусочек торта, а глаза – о том, что впоследствии она никогда не терзается чувством вины по этому поводу. На ней было надето столько ожерелий, шарфов, браслетов и колец, что она вполне могла бы сойти за торговку безделушками. Одним из своих длинных ногтей, выкрашенных в тот же оттенок красного, что и ее щеки и волосы, эта женщина многозначительно постучала по песочным часам. Это, как догадалась Церера, и была Урсула. Рядом с ней сидела коза,
