– А почему? – очень почтительно поинтересовался суховатый, уравновешенный уроженец Романьи.
– Двух девушек уже убили! – отрезал вспыльчивый, но осторожный уроженец Сардинии.
– Я помню. – Такое разве забудешь.
– Ты не полицейский, ты просто человек, и если в этой истории будет еще один женский труп, то это не должно быть делом твоих рук. Я тебе не доверяю, слышишь?
– Понял, – отозвался он уже от двери. (Карруа не шутит, он в самом деле ему не доверяет.) – Пока!
– Смотри, Дука!..
Он вышел, не сказав больше ни слова. Все верно, хотя где им понять, они вынуждены соблюдать закон, а закон – такая странная штука: иной раз потворствует преступникам и связывает руки честному человеку.
На улице действительно шел дождь; не прошло и десяти минут, как он посадил Ливию в машину у подъезда ее дома, через двадцать «Джульетта» подкатила к подножию Парковой башни; еще три минуты – и они сидят в круглом баре, на стометровой высоте, и обозревают всю Паданскую равнину, в частности – город святого Амвросия. Дождь усилился, мелкое накрапывание обернулось грозой, из окон, напоминающих иллюминаторы самолета, было видно небо в молниях, которые становились все ослепительней, из не-выключенного радиоприемника, как со сковородки, где жарятся каштаны, доносился оглушительный треск. Здесь бы кино снимать, а он вынужден говорить о всяких мерзостях!..
– Есть новости в деле Альберты? – спросила она.
– Да.
На ней было платье примерно того же фасона, что и в прошлый раз, только черное, с крупными белыми цветами, в руке маленькая сумочка из черной соломки, помада и лак одного оттенка – светло-апельсинового, на запястье большие мужские часы – они немного не вяжутся с таким женственным обликом. Особые приметы: устремленный на него взгляд – так нечестно смотреть, это запрещенный прием.
– Я вас слушаю.
Он выложил ей все, до последней запятой, от души надеясь, что она откажется.
Но она не сказала ни да, ни нет, а завела разговор, который, судя по всему, будет долгим. Придется выслушать, раз уж больше нечем ее порадовать; он, как Черчилль, ничего не может ей предложить, кроме слез и крови.
– С тех пор как умерла Альберта, я оставила свои эксперименты, – говорила Ливия Гусаро, его Ливия Гусаро, на фоне все усиливающихся раскатов грома. – Ее гибель стала последним доказательством того, что непрофессиональной проституции быть не может. В дневнике я записала, что женщина – это товар, пользующийся чрезвычайно большим спросом, это слишком активный социально-экономический феномен, чтобы вокруг него не формировалась целая структура интересов.
Мысль не новая, но точная. Любительница бесед на общие темы не выдвигает революционных теорий, не опирается на конкретные факты.
– И сегодня более чем когда-либо невозможно, чтобы женщина, руководствуясь чисто личными мотивами и собственным свободным выбором, разворачивала подобную деятельность «без лицензии». Вся система построена так, чтобы получать от этой деятельности дивиденды под предлогом «защиты», «охраны» самой женщины. Во время моих первых опытов одна мастерица, которая шьет на заказ бюстгальтеры и корсеты, пыталась бесплатно всучить мне свои изделия, я сразу все поняла и сделала вид, что с радостью принимаю эти подарки, тогда она мне намекнула, что у нее есть на примете человек, который мог бы дарить мне и кое-что посущественнее. Потом сторож на стоянке автомобилей, увидев, как я выхожу из машины одного типа, сказал: «Послушайте, зачем вам тратить столько времени на поиски, к тому же разгуливать одной по улицам небезопасно. Положитесь на меня, я все устрою, ко мне столько иностранцев обращается за этими делами... Вы сидите себе дома, а подвернется кто-нибудь, я вам тут же звоню, идет? Это ж гораздо удобнее!» Конечно, удобнее, особенно если учесть, что он потребует половину за услуги. Но даже не в этом дело: главное – при такой организации процесса торговля собой становится профессиональной деятельностью, а я ставила задачу проверить, возможно ли остаться дилетанткой. И убедилась: невозможно. Однажды, знаете, какого страху натерпелась, хоть я и не из пугливых?.. Останавливаюсь как-то средь бела дня на улице Висконти ди Мордоне... вечером, я всегда следила за тем, чтобы не вторгнуться в «запретную зону», где работают профессионалки, а тут промахнулась. Вдруг с мотороллера соскакивает тип – сразу видно, кто такой, и табличку вешать не надо – и выдает мне примерно следующий текст: «А ну, вали отсюда! Ишь, разбежалась! И скажи своему дружку, пусть только мне попадется, я ему всю рожу разобью!» Я говорю: нет у меня дружка, но он не поверил. «Что, не поладили? Тогда, если хочешь здесь промышлять, швартуйся ко мне!» И в такой оборот меня взял, что я еле вырвалась: хорошо, вокруг было много народу. Но, честное слово, я всерьез испугалась.
Полная психопатка при всей своей рассудочности! Если ты воспользуешься этим безумием, значит, ты в самом деле прохвост. Но погоди, не переживай: вдруг она еще скажет «нет». Молнии так и плясали над ними; подошел бармен и прервал беседу, пожаловавшись, что ужасно боится грозы: если б знал заранее – ни за что бы не пошел работать в такое место.
– В наши дни существует лишь одна форма полупроституции без услуг сутенера. Это когда девушка находит себе пожилого друга. Есть даже ловкачи, которые имеют сразу двоих и жениха в придачу – вот так-то! Или, например, разведенная женщина без средств стремится пристроиться на содержание, а если у него самого с финансами негусто, то через месяц-другой она принимается искать чего получше. А еще есть такие милые одинокие женщины, имеют дома вязальную машинку, вяжут свитера соседям, знакомым, дальним родственникам. Бывает, кто-нибудь заглянет к ней на огонек – допустим, бывший сосед по дому или аптекарь, у которого она покупает лекарства... «Как дела, синьора?» – «Да так себе...» – «Примите маленький подарочек, не обижайтесь, это от души!» – «Да что вы, да зачем вы тратились, да как же можно?!» – «Синьора, это ведь не кольцо с брильянтом, а обыкновенная сумочка!»
Надо же, говорит как пишет!.. А эта башня, она часом не рухнет? Ладно, говори, моя радость, говори сколько хочешь, только в конце скажи «нет»!
– Вот такие отношения я ненавижу, потому что в них ложь, лицемерие. Никогда бы на это не пошла!
Ну да, она любит, чтоб все начистоту, никаких компромиссов – безумная, и все тут!.. Башня оказалась устойчивее, чем он полагал: гроза вдруг словно разбилась об нее, молнии перестали сверкать, и дождь зашуршал тише.
– Опять разговорилась – с вами я делаюсь болтливой, но надо же объяснить, почему я хочу помочь вам. У меня есть достаточный опыт, и я поняла, где коренится зло... Мерлин[6] была права: сутенеров истребить невозможно, и все-таки когда тебе попадается сутенер – дави его. – Она яростно стиснула руки на столе. – Так что я должна делать?
Ну вот, еще один апостол, истребляющий зло. А вместе они точно два крестоносца. Она в самом деле верит, что зло можно подавить. Да какой смысл, моя радость, их чем больше давишь, тем больше становится! Ну и что, все равно давить, наверное, надо.
– Подумайте хоть несколько дней, прежде чем соглашаться.
– Да не надо так со мной говорить! Вы что, до сих пор не поняли: я всегда думаю не сходя с места.
Ну как не понять, моя радость, давно понял!
– Тогда подумайте не сходя с места о двух погибших девушках. Если мы допустим малейший промах, вы будете третьей.
– Я подумала.
– Еще подумайте, что мы будем с ними один на один и никто нас не защитит: операция проводится втайне от полиции.
– Подумала.
– Нет, вы как следует подумайте... – Никакое «ты» не могло бы выразить, как она близка ему, как он за нее боится, лучше, чем это «вы»! – Вам же придется каждый день ложиться с новым клиентом, а то и с двоими, чтобы потом ни хрена не найти или чтоб вас прикончили вслед за теми двумя шлюшками! Я сказал, подумайте, я с вами не в бирюльки играю! – Он был взбешен и выражался соответственно своему состоянию. – Простите...
Она ответила очень сухо:
– И так со мной тоже говорить не надо. Вы внесли в свое предложение очень личную ноту. Из ваших слов можно заключить, что мое согласие вам не по душе, вы не хотите, чтобы я имела дело с мужчинами. Если так, то, извините, с вашей стороны это одно лицемерие. Мне, в сущности, глубоко наплевать, что вам по душе, а что нет. Вы меня попросили выполнить определенную работу, а теперь, когда я говорю «да», вы говорите «нет». Tax кто же из нас играет в бирюльки?
Да замолчи же, замолчи, ну почему он до скончания века должен попадать в безвыходные положения?!
– Скажите, что мне надо делать, и покончим с этим. Я совершеннолетняя, сама за себя отвечаю и, если б могла, сказала бы «нет». Но я не могу этого сказать.
Она не может!
– Ладно, пойдемте на веранду, подышим, дождь почти кончился.
Он все ей объяснил на веранде, глядя вниз на огни Милана; дул порывистый влажный ветер, и казалось, на лицо тебе положили мокрую салфетку; объяснил ужасающие подробности той грязной работы, которая ей предстоит, дал омерзительные рекомендации, направленные на то, чтобы эта работа стала как можно менее опасной, сообщил условные сигналы:
