ты сам кто?
— Опер.
— Ух ты, — не слишком удивился Ростик. — Бывает. Я вот артист, Евгеша вообще учитель.
— Евгеша?
— Старец. Будем!
Кирилл едва не подавился, соображая: чтобы называть святого старца Евгешей, нужно быть близко знакомым, родственником или очень пьяным, потому что Кирилл вообще-то хрен знает кто с горы, но Ростик с двух рюмок даже не захмелел.
— А ты ему кто? Родственник?
— Почти. Мамы наши в одном классе учились и жили на одной лестничной клетке. Только Евгеша постарше на три года, его со мной оставляли сидеть. А потом меня с ним.
— Почему?
— Читать любил. Как зачитается — то чайник не выключит, то воду забудет закрыть.
Ростик очень заразительно смеялся. Кириллу вдруг захотелось расслабиться и просто потрепаться с приятным мужиком. Но нельзя.
— Я слышал, он учителем был?
— Был, — помрачнел Ростик. — Душу в этих пиздюков вкладывал, воспитывал, делился прекрасным. Довкладывался…
— А что случилось?
— Так ты, небось, знаешь. — Ростик махнул еще рюмку и откинулся на стуле, неожиданно проницательно разглядывая Кирилла. — Ваши же тут всех проверяли.
— Немного знаю, — не стал спорить Кирилл. — Что был учителем, уволился и из Москвы уехал.
Уровень коньяка в бутылке сильно понизился. Надо же, Кирилл и не заметил. Ростик, видимо, себе наливал чаще, чем ему. Ну и хорошо.
— Уехал, — протянул он зло. — Жил бы сейчас себе спокойно, если бы не эта поганка бледная.
— Ты о ком?
— Об апостоле нашем, Иудушке. Присосался — не оторвать. Три года с ним возился, учил, кормил, по музеям таскал. Деньги наверняка давал, хотя не сознаётся. С работы из-за него вылетел. А эта сволочь жалостную записку оставила: «В моей смерти прошу никого не винить. Я привык, что меня бросают, не хочу жить никому не нужный». И телефончик внизу приписал: сообщите, мол.
— И что? — подтолкнул Кирилл.
Теперь уже он наливал, а Ростик не смотрел, что себя Кирилл обделяет. Он, кстати, особо пьяным не выглядел, но видно — накипело у мужика, хочется душу излить.
— Сообщили. И чуть следом не свезли. Оклемался и кинулся выручать «сыночка». А тот из психушки девицу с собой притащил. Евгеша им родной матерью и заделался.
— Это Васю?
— Васю, Васю, — вздохнул Ростик. — Вот кому не позавидуешь. Ладно, давай допивать и разбегаться. Завтра поеду за ними. А то Федор занят, а этого к рулю подпускать нельзя, носится, как на метле.
Пока Ростик мыл рюмки, Кирилл сгреб бутылку и остатки еды обратно в пакет.
— Ты, наверное, думаешь, чего я на тебя все это вывалил, — сказал Ростик за спиной почти трезвым голосом.
— Есть такое.
— Костик, если чего-то захочет — не слезет, пока не получит. Так что, когда он за тебя возьмется, ты вспомни, что я говорил. И в глаза ему лучше не смотри.
— Что? — фыркнул Кирилл. — Серьезно?
— А чего ты ржешь?
— Он экстрасенс, что ли?
— Может и экстрасенс. А может нечисть лесная. Просто послушай бывалых людей, вдруг поможет.
— А вдруг уже получил?
Ростик покачал головой.
— Я порасспросил — еще нет.
Голова у Кирилла пухла, и не от выпивки. Что за место такое дурное? Что ни человек — у каждого не хватает винтиков в голове. Зато история складывалась. Нужно еще дозвониться Руслану — и можно прикидывать, откуда начать ковырять. Иудушка, значит. Ну-ну.
Утром Ростик уехал, и в скиту снова стало тихо. Даша носилась по лестницам со стопками белья и подгоняла Васю: в комнатах старца наводили порядок и радовались, как будто ждали любимую бабушку.
Кирилл оказался внизу, когда старец приехал. Его вел под руку Ростик, с другой стороны придерживала Наташа, остальные стояли у стеночек и радостно смотрели на своего главу.
— Вот ему только по лестницам не хватало сейчас.
— Давай в молельню.
Старец улыбался и крестил всех общим благословением. Ростик с Наташей завели его в исповедальную, двери закрылись.
— А где Костик?
Ростик хохотнул:
— Не поехал. Дела, говорит.
— А на самом деле?
Наташа с Ростиком беседовали в молельном зале, время от времени заглядывая в приоткрытые двери исповедальни, а Кирилл подслушивал, сидя за углом на корточках.
— Глаз у него горит. Опять нашел приключения.
— И хорошо, — примирительно сказала Наташа. — Может быть…
— Не может! — рявкнул Ростик. — Этому все не впрок. Скоро наестся и прибежит. Не умеет он по-человечески.
— Зря ты так, — вздохнула Наташа. — Он хороший.
— А ты святая! Чем тебе плох Евгеша? Уж по сравнению-то…
— Перестань!
Наташа, судя по звукам, зашла к старцу, а Ростик выругался и убрался в трапезную, так что Кирилл незамеченным ушел наверх.
Вечером к нему постучался охранник. Кирилл его так и звал для себя «охранник», опуская имя. Охранник был невысокий, пожилой и упитанный, все время зевал и разгадывал кроссворды из книжечки.
— Помочь можешь?
— Могу, — отозвался Кирилл, недоумевая. — А что случилось?
Одна из камер, та, что отслеживала заднюю дверь и кусок двора, показывала стену.
— Это как?
— Свернулась, — пояснил охранник. — Может, нога разболталась. Надо пойти подергать, а я…
Он развел руками. Да, с его ростом не дотянешься, а стремянка в гараже, который Марат запирал, уходя спать.
— Я бы Ростика попросил, но он у Господа.
Кирилл оглядел картинку с остальных камер, запомнил на всякий случай, что просматривается и где, отметил предположительные слепые углы, и согласился.
— Ладно. Дай накинуть что-нибудь.
Там два шага от двери, и собак не выпускали с самого праздника. Подергает он эту камеру, трудно ему что ли.
Охранник выделил какую-то спецовку, Кирилл вышел за дверь, сделал два шага вправо — и застыл, расслышав в полной тишине пугающий звук.
Фонарь над дверью тоже не горел, в темноте Кирилл даже не разглядел,
