А у нас в ту пору ни одного посетителя изостудий среди служащих не наблюдалось, но устранять недостаток-то надо. Мальчика для битья выбирали от противного, то есть тех, кто противней всех рисовал, – отбрасывали. В результате, как в «Горце», остался один. Поставили ему задачу. Солдатик покумекал и не нашел ничего лучше, как пририсовать воину на щите усы. Нарисовать-то нарисовал, но лучше не стало. Так была баба с автоматом, а так получилась баба с автоматом и еще с усами. Хотя, с другой стороны, работа над ошибками проделана, а уж что получилось – извиняйте, сделали как смогли.
Следующее запоминающее творение в стиле монументализма (или все-таки наглядной агитации?) встречало каждого посетителя нашего родного корпуса ПВО, что в Липниках стоял. Как идешь от КПП к штабу, то по всему маршруту следования примерно через метров… дцать стояли высокие и одновременно узкие щиты, приделанные к столбам освещения. Картинки все были выдержаны в общем стиле: солдаты там, ракеты, локаторы опять же и так далее. И даже тошноты изо сие не вызывало. Меня больше занимали слоганы внизу щитов. И тут стиль тоже был, прямо целая поэма белым стихом: «У нас есть что защищать», «у нас есть чем защищать», «у нас есть кому защищать», «у нас есть от кого защищать» и так далее. И когда вдоль аллеи той идешь, всегда подмывало слоганы эти продолжить, и дописать углем что ли: «А у вас?» Типа: «У нас есть что защищать, а у вас?» Но что-то меня всегда сдерживало, наверное – долг воинский.
Последнее воспоминание, связанное с наглядной агитацией, касается щита у КП нашей роты с загадочной надписью: «Солдат, не допусти повторения событий 28 мая 1987 года». Я, впервые увидев этот текст, сильно озадачился. Что же произошло в эту магическую дату, случившуюся меньше года назад? И спросить как-то стремно. Вдруг ответят: «Как? Разве ты не знаешь?» Но все-таки, набравшись храбрости (или самогона), решил я где-то через недели две после своего появления в роте задать этот вопрос старшим товарищам. А ответ оказался очень простым и банальным. В эту дату Руст пол-СССР пролетел и сел на Красной площади.
Вот и все, что донесло для меня из той поры второе по значимости искусство под названием «наглядная агитация».
Чтоб ты, гад поганый, смолы напився!
Командира в роте не было, и к вечеру это вылилось в грандиозную пьянку. Настолько грандиозную, что некоторые даже не смогли добраться до дому, до хаты и так и заночевали на позиции, там, где их скосила изрядная порция самогонки. Дело было летом, и ни к какому членовредительству сон на свежем украинском воздухе не привел. К утру изрядно помятые рожи офицеров и прапорщиков, участвовавших во вчерашнем излиянии (а участвовали все!), стали подтягиваться в канцелярию роты. Один из прапорщиков, что ночевал на позиции, прямо под горкой своего высотомера, решил жену по телефону известить, что он жив, но не вполне здоров. К его дому была брошена полевка, с обоих концов которой стояли телефоны ТА-57. Взял он аппарат, покрутил ручку вызова, дождался ответа и жалобно так в трубку выдал: «Тамарка, исты хочу». После чего отпустил тангенту и резко убрал трубку от уха на приличное расстояние. И сделал это он не случайно, бо в ответ из трубки понеслась гневная тирада, в которой раскрывались все личностные и деловые качества звонящего, его принадлежность к разным социальным и сексуальным группам как людей, так и животных, высказывались советы, где ему дальше жить и ночевать, и закончилось все пожеланием: «И чтоб ты, гад поганый, смолы напився!»
Тирада была высказана на одном дыхании и с такой громкостью, что все находящиеся в канцелярии роты слышали каждое слово, несмотря на военный аппарат связи. Для многих диалоги эти были наверняка не внове. Те, кому гудящая после вчерашнего голова позволяла улыбаться, – улыбались. Остальные кривили физии, ожидая аналогичных нравоучений от своих благоверных. А муж Тамарки оказался настойчивым: дождавшись, когда она выдохлась, он опять нажал тангенту и снова пожалился: «Тамарка, дюже слабый я и исты хочу». И опять его рука инстинктивно убрала трубку от уха. Вторая тирада оказалась короче, но не тише предыдущей и закончилась, уже ожидаемо, пожеланием про смолу.
Третьей и последующих тирад я уже не слышал, меня позвал на позицию воинский долг – надо было выполнить ЕКф (ежедневный контроль функционирования) закрепленных за моим взводом средств связи. Но так как данный прапорщик следующую ночь провел не на позиции, то можно сделать вывод, что суровое, но отходчивое сердце Тамарки простило своего слабого до горилки мужа и разрешило ему вернуться в лоно семьи.
Неси с завода каждый гвоздь, ты здесь хозяин, а не гость
Вспоминал уже про байку о форме прапорщиков, что она должна быть с одним погоном, чтобы мешки с натыренным из части легче таскать было. Разумеется, не все старослужащие такими были, у нас в части такой вообще только один имелся из пяти. Зато какой!
В теплое время года он на службу и с нее, родимой, добирался на велосипеде. А сзади к нему почти завсегда тележка была приделана о двух колесах. И вот, сколько помню, тележка эта из части пустой очень редко уезжала. Ну там яблоки или грецкие орехи из нашего сада – тут сам бог велел. Но этим ведь не ограничивалось. И присказка у него классная была. Когда мы чего-то долго найти не могли, что еще вчера было, то первым делом к этому прапорщику шли и интересовались, не видел ли он вещь эту. На что почти всегда следовал ответ: «Да дома надо пошукати. Мабуть, где и есть».
Помню, как мы с Петровичем сварочный аппарат сами соорудили. Петрович где-то надыбал пластин трансформаторных, рассчитал, сколько провода такого-то сечения намотать надо (я и мотал). Старшина Ленчик корпус под трансформатор этот откуда-то притащил. Все аккуратненько так получилось и даже работало.
А трансформатор этот нам частенько нужен был. Как командир за ворота, мы за самогоном. Первый раз еще пешком, ну а уж потом – ноги же не казенные, да еще и заплетаются. Посему на ЗИЛ, который на колодках стоял, садились. Вперед, назад, он с колодок и падал. При этом еще и маскировочная сеть рвалась, а дальше транспортное средство с завода Лихачева выкатывался к воротам. Те на замке. Ну не искать же ключи. Притормозил, затем газку – и ворота с петель слетали. Ну а уж дальше простор до ближайшего села.
А на другой день опять же и работа имеется. Ворота, с петель свороченные, варить, маек-сеть порванную проволокой связывать, зилок на колодки выставлять. Все при деле. А тут раз и нету сварочного аппарата. Побродили, поискали и к нашему нелюбимому прапорщику-несуну. А он как всегда: «Да дома надо пошукати». Как в том анекдоте: «Так бы и убыв».
Особист
Страшнее кошки зверя нет. Это для мышки. А для военнослужащего? «Отец-командир», – скажете вы. Конечно, невзлюбивший вас командир может превратить обычные тяготы и лишения воинской службы в сущий ад. И даже особо напрягаться не будет. Но есть кто и пострашнее. Особисты. Кто не знает, это военная контрразведка. Вроде такие же, как и все остальные вояки, служат с тобой в одной части. Такие же, да не такие. Дорогу им лучше не переходить.
Картинка для затравки. Понедельничный утренний развод в полку. Весь наличествующий штатный состав части собран на плацу и образует большую букву П, в центре которой находится комполка. Нет, не на белом коне. Просто стоит, переминаясь с ноги на ногу, и орет то благим, а то неблагим матом. А однополчане томятся в положении «смирно», стараясь не глядеть на своего полководца. Завершался такой развод традиционным срыванием перед строем лычек с какого-либо ефрейтора или сержанта. Чем-то сродни расстрелу перед строем, но из-за отсутствия военного времени – без применения огнестрельного оружия. Типа гражданская казнь. Сопровождалось это действо каким-то непонятным словесным бредом, обильно смешанным с матом. Сначала еще шло что-то про прегрешения провинившегося, а затем… что ты вот бандеровец, и отец твой бандеровец, и он (отец провинившегося то бишь) стрелял в спину отцу нашего полковника, когда тот Западную Украину от лесных братьев зачищал.
Зрелище не для слабонервных, и в первый раз производит сильное впечатление. Сам я его раз несколько видел, когда в полку по понедельникам по каким-либо надобностям бывал. Но, слава богу, всегда наблюдал этот спектакль сбоку, служил-то я в отдельной роте, которая полку, правда, подчинялась. Местные служивые говаривали, что сценарий понедельника редко менялся, менялись только исполнители роли провинившегося. Еще высказывались предположения, что полковник по понедельникам так лютует из-за начала новой боевой недели. Другие намекали на проблемы в семье полководца, что за выходные благоверная полковника что-то там ему недодала, тепла или ласки.
А при чем здесь особист? А вот при чем. Я курю и наблюдаю заключительную фазу данного спектакля с крылечка офицерского общежития, отстоящего от плаца метров на двести. Стараюсь не очень светиться: на фига на глаза разъяренному быку попадаться? Тут на это же крылечко выходит наш капитан-особист, одетый, мягко говоря, не по форме. В тапочках, в расстегнутой гимнастерке. И тоже закуривает. Он, в отличие от меня, совсем не прячется, и когда полковник, разнося очередного ефрейтора или сержанта, встречается с капитаном взглядом, делает ему приветствие ручкой. Полковник на долю секунды замолкает, еще больше багровеет, а затем продолжает свою тираду на полтона выше.
