Ну так вот, служил у меня во взводе рядовой М. А.Овезгельдыев. Во взводе он, правда, по большей части только числился, а основное его место несения службы было на хоздворе нашей роты, где он с коровами, овцами и всякой птицей домашней управлялся. А на живность его поставили, потому что русский язык он плохонько понимал (ну почти как я английский). Но не всегда моему подчиненному доверяли только хвосты у коров крутить. Иногда и более ответственные задания поручали. Ну, там кабелегоны рыть или посыльным сгонять (нет, не за самогоном, это шибко ответственно), а просто за офицером или прапорщиком по тревоге.
Вот в один из таких разов прибегает ко мне Овезгельдыев. А я как раз с дежурства суточного оперативным сменился. Даже, кажется, успел горизонтальное положение в кровати занять, вот только заснуть не успел. Я встал, увидев Амангельдыевича, и спросил: «Чего там случилось?» «Згарэло, товарыщ лейтенант», – ответил Овезгельдыев. Я даже чуточку напрягся.
– Что сгорело-то?
– Всэ згарэло.
Я начал быстренько одеваться. Уже по дороге, когда мы бежали в часть, я попытался выяснить все-таки масштабы бедствия.
– Что, и казарма сгорела?
– Згарэла, товарыщ лейтенант.
– И командный пункт сгорел?
– Згарэл.
– И РЛС с ГСМ?
– Всэ згарэло.
Последний ответ меня чуточку успокоил: если бы рванул склад горюче-смазочных материалов, то даже в моей хате стекла повылетали бы, а так я ничего не слышал. Когда в параллельной роте нашего полка, кажется в Тульчине, такой же склад при заправке рванул от статического электричества, то от роты мало что осталось.
Уже подбегая к части, я еще издалека увидел целую и невредимую казарму, над которой не вилось ни единого дымка. Станции локационные и связные тоже стояли без видимых изменений. Оказалось, что сгорела только моя радиостанция на командном пункте, но сгорела классно. Весь потолок был черным от копоти. Его потом раз несколько белили, пока гарь не перестала проступать. Даже помню, что реально в моей радиостанции Р-118 БМ тогда накрылось, – выпрямительные блоки ВСР. Таких уже найти не удалось, взяли похожие трансформаторы с разбившегося на учениях высотомера. Но они по крепежу в мои ВСР не устанавливались. Тогда замотали их в самые обычные солдатские портянки, чтобы они с корпусом не коротили, и вот в таком виде просто положили их в блоки ВСР. Таки работала эта станция до моего дембеля. А Овезгельдыева на радостях, что его «всэ» во фразе про «згарэло» равнялось всего лишь радиостанции, я даже наказывать не стал. Ведь он не корысти ради, а токмо во исполнение воли пославшего его командира.
Огнеборцы (Окончание)
Были и другие случаи в моей армейской практике, когда огонь вспыхивал там, где его совсем не ждали. На один такой эпизод я уже картинку рисовал, как по своей же дурости чуть командный пункт не спалил, пустив напругу в шестьдесят вольт по кроссировочному кабелю. Там, правда, все хорошо закончилось. Следующие картинки про огнеборство здесь дорисую.
Начну издалека. Повседневная офицерская форма была пошита из какой-то очень хреновой синтетики. Помню, капнешь припоем на штаны, случайно, разумеется, и на них (штанах то бишь) сразу дырка образуется. Заплату, опять же, ставить опосля надобно и на ногу обожженную дуть. Но одно дело, когда маленькая дырочка, – это еще куда ни шло, а когда большие?
Пришлось мне как-то с паяльной лампой работать. Что я с ее помощью делал – хоть убей, не помню, но делал. Эту лампу еще предварительно зачем-то на костерке разогревали. Тоже не помню зачем, а вот факт помню. На земле два кирпича стояло, под ними маленький костерок, а сверху лампа эта, вся закопченная от предыдущих разогревов. Я рядом с этим сооружением на корточках сижу и жду какое-то время, сколько мне сказали. Потом я поднимаю эту лампу и у нее дно начинает отваливаться, то ли от того, что я ее подкачивать стал, то ли просто от ветхости. Дно отваливается, бензин мне на штаны выливается и, как само собой разумеющееся, вспыхивает…
Буквально за несколько дней до этого, я видел носящегося по позиции солдатика, объятого пламенем (об этом чуть позже), и как за ним сослуживцы бегали, пытались его с ног сбить и шинелями накрыть, чтобы огонь погасить. Не знаю уж, это ли или что-то другое сработало (ведь как в экстремальных ситуациях мозг работает – до конца не понятно), но бегать я не стал. Упал на землю, благо она после дождя была, и кататься по ней начал. Через какое-то приличествующее время, сильно вывозившись в грязи, я погас. Поднялся, стал себя на предмет травм осматривать. Вроде все цело, самое главное не пострадало, на ногах ожогов вроде тоже нет, только волосы на них опалило. И тут меня прошибает ржач… От штанов у меня остались только шорты, но по бокам, свисая до самой земли, болтается кант красный, что в брюки при покрое вшит был. То есть кант оказался более огнеупорным, чем основной материал повседневки. Когда я в канцелярию роты в таком виде вошел, то все находившееся там офицеры и прапорщики тоже кто заржал, а кто пол-лица рукой прикрывал. Хорошо еще, что все без последствий обошлось. Старшина мне потом какие-то старые свои штаны отдал. Я в них, кажется, так до отпуска и проходил, а в отпуске новые за свои кровные купил.
Ну и теперь напоследок про солдатика, горящего на службе, в прямом смысле этого слова. Плац в нашей части был заасфальтирован только наполовину, и то исключительно благодаря личным снабженческим качествам старшины. Если бы не он с его связями, то ни столбов осветительных, ни дорожек заасфальтированных с бордюрами, да и много чего другого в роте нашей не было бы. Он где баш на баш, где просто подберет, что плохо лежит (как со столбами было), и все в часть тащит. Не то что другой прапор, который, наоборот, все домой пер. А с плацем что-то долго у нас не вытанцовывалось. Личный канал поставки по асфальту у старшины нарушен оказался, вот и стояла рота наша с плацем, часть которого была только щебенкой засыпана. А так как событие засыпки произошло уже давно, то сквозь щебенку трава пробиваться стала. Непорядочек. Вот и поручили солдатику одному соляркой эту часть плаца залить, чтобы трава расти перестала. Про солярку-то сказали, а что ее поджигать якобы нужно – никто не сказал. Это уже личная инициатива рядового была, которая ему же боком и вышла. Зажечь соляру значительно сложней, чем просто бензин. Со спички не получится, но он как-то все-таки ее разжег, ну и сам вспыхнул. Потом побежал, пламя от этого только сильнее разгорелось. За ним гоняться стали, в конце концов сбили с ног и потушили, у него, правда, ожоги были, хотя и не очень сильные. Насколько помню, его даже в госпиталь не возили, сам оклемался. Засим мои воспоминания об огнеборстве заканчиваются, и очень надеюсь, что новых не появится.
Поощрения и взыскания
«Сведения о награждении» (читай – поощрениях) – есть такой раздел в собирающейся вроде кануть в лету трудовой книжке. У меня туда как-то очередное место работы вписали. Это когда странички соответствующие в книжице той закончились. Ну прямо как у Аллы Борисовны, которой Киркорова по аналогичной причине в паспорте в графу «дети» внесли. А вот взыскания в трудовую не пишутся, исключая, конечно, увольнение по статье.
В армии под поощрения и взыскания целый устав отведен. Дисциплинарный. Он, конечно, не только сим ограничивается, но по существу там всё вокруг этих двух терминов вьется. В уставе четко (как вояки считают) прописано: кем, как, на кого и какое можно наложить (заметьте, не обложить) взыскание и применить поощрение. Глаголы-то какие – «наложить» про взыскание и «применить» про поощрение. Душа поет. Впрочем, казенный язык завсегда красив.
А с другой стороны – «устав – норма жизни военнослужащего». Каждое слово как топором вырублено, вышестоящие отцы-командиры другой эпитет применяли: «Устав – кровью написан». Спорить не буду, они же вышестоящие, им оттуда лучше видно.
Вернемся-таки к уставу, дисциплинарный который. Списки его взысканий и поощрений жестко фиксированы и ограничены. Мне, слава богу, не довелось всех пунктов с обеих страниц этого меню отведать, но кое-что попробовал и оттуда, и оттуда.
Начнем с поощрений, они и в уставе раньше идут. Точно помню, как гаркал или все-таки лаял перед строем: «Служу Советскому Союзу!» Это ведь тоже поощрение, благодарность называется. Еще где-то дома у родителей должна валяться фотка с моей физиономией на фоне знамени полка. Там еще, если присмотреться, видно объявление, что тогда-то и во столько-то состоится партийное собрание с повесткой: «Отчет коммунистов о проделанной работе на втором этапе перестройки». Получается, что у перестройки, оказывается, даже второй этап был. Нигде больше такой классификации не встречал. Это, наверное, восемьдесят девятый год был. Вот и все мои поощрения, дальше следуют только наказания. Еще помню, как мой командир роты говорил, что мы очень часто забываем поощрять своих подчиненных просто за хорошую или даже обычную работу, воспринимая это как должное, и никогда не забываем наказать за проступок, и что это неправильно. И хотя я давно уже не солдатиками командую, иногда забываю это простое правило от своего первого командира. А ведь часто достаточно для таких случаев всего лишь простого «спасибо», ну или, в крайнем случае, с прилагательным «большое».
