Aconitum в моей эссенции уничтожит любого волка и, если вас все же укусят, изгонит тару из ваших вен до юго, как он успеет укорениться. — Сев, Паншена упер руки в стол. — Мне запретили жить в Париже, поскольку маркиз обвинил меня в шарлатанстве по причинам личного, а не профессионального свойства. К большому моему удовлетворению, он умер спустя полгода после моего отъезда. Можете мне доверять, мсье. Я спас от смерти больше людей, чем многие, присвоившие себя имя аптекарей. — Подвинув гостю жестяную кружку, он плеснул ему немного вина. — Павл Эгинский писал в шестьсот сороковом году от рождества Христова, что трава аконит убивает волков. — Чокаясь, он коснулся кубком бутылки. — Вы видите, я человек ученый, мсье, а не просто хулимый палач. Многие до сих пор зовут меня медикусом.
— Сколько это будет стоить?
— Семьдесят ливров. Или два луидора. Если они у вас при себе.
— Так много? Это же годовой доход!
— Уложив бестию, вы получите почти четыре тысячи ливров. Но если она вас зацепит, вас ждет страшная участь. И тут мои семьдесят ливров покажутся вам удачным вложением, не правда ли, мсье?
Подумав, Жан пришел к выводу, что ему придется пойти на сделку, пусть даже она для него совсем не выгодная. Он скептически посмотрел на маленькую толику вещества в заткнутом пробкой и залитом воском пузырьке.
— На трех человек тут хватит? Я охочусь вместе с сыновьями.
— Разумеется, нет. Но я могу обеспечить вас новым зельем.
— Могу я сам его приготовить?
— Нет, — улыбнулся Паншена. — Для этого требуются ингредиенты, которые не так легко раздобыть, из-за них я и навлек на себя беду. Их поставляет мне одна близкая знакомая, но я не стал бы продавать средства, в действии которого не был бы абсолютно уверен.
Жан потянулся за флаконом, но палач молниеносным движением перехватил его руку. Хватка Паншена была крепкой, но улыбка с лица не исчезла.
— Ну, ну, ну! Трогать сможете, когда оплатите, мсье.
Жан бросил на стол требуемые луидоры.
— Как скоро после укуса следует это выпить?
— Немедленно. — Последовал ответ. Паншена с явным удовольствием попивал вино. — Иначе средство уже не подействует. Или лучше сказать, эссенция убьет человека. Со временем луп-гару слишком крепко укореняется в теле, так что непреодолимо потянет за собой в небытие и несчастного.
Лесник про себя выругался. Выходит, эссенцию он сможет использовать лишь для собственного спасения, если один из сыновей нападет на него в дурмане или если его подстережет сама бестия. И почему только он не спросил раньше? Встав, он одним глотком допил вино и поставил кружку на стол.
— Забудьте про остальное. Нам хватит и этой склянки. Больше, чем на одного она не нападет. Двух других хватит, чтобы ее пристрелить.
Он повернулся уходить.
— Ваши слова да Богу в уши. Не сомневаюсь, вы знаете: чтобы убить луп-гару нужны серебряные пули? — поинтересовался Паншена. — И запомните, если один из ваших сыновей все-таки превратится в оборотня, спасения для него больше нег. Разве что, — добавил он как бы между прочим, вновь беря точильный камень и скальпель, — вы убьете бестию, повинную в его превращении. Тогда вы сможете использовать ее кровь для приготовления исцеляющего напитка. Может, хотите купить рецепт? Предосторожности ради?
Повернувшись на каблуках, Жан швырнул на стол последние сбережения.
— Дайте мне его.
— С радостью, мсье. — Паншена снова положил точильный камень и скальпель на сукно и опять ушел в соседнюю комнату.
В одночасье Жан стал почти нищим. Поход против луп-гаpy обходился недешево. А теперь еще и серебряные пули! Как ему оплатить особое снаряжение? Обычной выручки от продажи шкур на него не хватит.
Он осмотрел книги, аккуратно выстроившиеся на полках вдоль стены. В основном медицинские трактаты, но среди них нашлись и философские произведения. На удивление много. Неудивительно, что их хозяину пришлось покинуть Париж — с такой библиотекой неизбежно попадешь под подозрение в вольнодумстве. Кроме того, Паншена слишком часто говорил о средствах, которые продает. Ему еще посчастливилось, что ради исключения местные крестьяне считали ведьмовство полезным, и потому никто на него не донес.
На сей раз палачу понадобилось времени еще больше, чем при первом исчезновении. Когда он вернулся, держал в руках листок пергамента, на который усиленно дул.
— Я сделал вам копию, мсье, — пояснил он и, бросив последний взгляд на строчки, свернул листок и убрал его в кожаный футляр. — Теперь проклятие бестии вам не грозит. Желаю вам — да и всем нам — поскорее ее прикончить. — Футляр он вложил в протянутую руку лесника. — A dieu[13].
Выйдя на бледный свет зимнего солнца, Жан удивился, увидев перед собой одного лишь Пьера.
— Где твой брат? — спросил он, опасаясь худшего.
Пьер указал на склон у подножия одной из гор.
— Он сказал, у него кровь в жилах закипает и ему нужно уйти, чтобы не подвергать нас опасности. Он вернется, когда бестия в нем успокоится, — тихо объяснил Пьер, чтобы Паншена, чье обрамленное белым париком, исполненное любопытства лицо возникло в окне, его не услышал.
Жан засыпал его проклятиями и все никак не мог успокоиться. Его зоркие глаза углядели вдалеке несколько черных силуэтов на фоне белого снега, которые двигались между деревьями и кустарником. Похоже на овец и ватагу детей, которых отправили стеречь скотину. Тяга Антуана к слабым снова взяла свое.
— А ты как себя чувствуешь?
— Хорошо. Похоже, меня лихорадка пощадила. Все прошло успешно, отец?
— После поговорим. Сначала нужно предотвратить новую беду.
Он перешел на рысь, держась следов Антуана. Пьер двинулся следом.
За спинами у них заскрипела дверь хижины.
— Это бестия, месье? — возбужденно крикнул им вслед Паншена. — Она заявилась к нам? Мне сбегать в деревню за помощью?
Отец с сыном берегли дыхание, им надо было спешить.
— А если придет бестия?
— Мы насмерть ее зарежем! — задорно ответил на вопрос друга Жак-Андре Портефе, взмахнув пикой, которую смастерил ему отец, чтобы защищаться от прожорливого волка. Он был самым крупным в ватаге из семерых детей возрастом от восьми до тринадцати лет, которые пасли скот в предгорьях неподалеку от деревни Вилларе, и бесспорный их предводитель. — Вы ведь со мной?
Мальчишки усиленно закивали, а вот на двух девочек героизм Жака-Андре не произвел никакого впечатления. Он видел, что больше всего им хочется оказаться дома под защитой гранитных стен и сильных родительских рук.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
