Поглощение – неважно, добровольное или насильственное – еврейских партий Евсекцией ускорило исполнение приговора, вынесенному ивриту и ивритской культуре. Казалось, еврейские ревнители большевизма совсем обезумели, словно в их вены вкололи сыворотку зависти и подлого карьеризма, вирус жажды власти, главенства и почета! Летом 1919 года разразилась настоящая беда. В начале июня в Москве прошел Второй съезд еврейских секций и комитетов. В нем приняли участие тридцать два делегата: двадцать пять от центральной России, пять – от Белоруссии, два – от Украины. Эта ничтожная горстка самозванцев объявила себя представителем всего еврейского народа, миллионов людей, которые были обречены на жестокие страдания и лишения на просторах истерзанной страны.
Съезд обратился к соответствующим компетентным органам с предложением закрыть все национальные и культурные организации на языке иврит. Возражений не последовало. 4-го июня 1919 года Коллегия Наркомпроса – Народного комиссариата по просвещению – приняла дополнение к Постановлению о языке в школах национальных меньшинств. Дополнение гласило: «Родным языком массы трудящихся евреев, проживающих на территории РСФСР, является только идиш, но не иврит!»
Напрасно раввин Мазе[89] пытался доказать Луначарскому, что иврит – тоже язык еврейского народа. Комиссар Диманштейн от имени пролетариата выступает с категорическим опровержением: «Неправда! Лишь идиш был, есть и будет истинным языком еврейских народных масс!» Что ж, против пролетариата не попрешь, и убойный довод Диманштейна перевешивает мнение уважаемого раввина. Иврит окончательно приговаривается в России к уничтожению.
По окончании работы съезда, при Центральном Евкоме организуется специальный отдел – этакий спецназ – по ликвидации буржуазных ивритских организаций и объединений. Уже 17 июня член Евкома Агурский подписал декрет о ликвидации Совета еврейских общин и всех его отделений, действующих на территории Российской социалистической республики. Одной из целей декрета называли пресечение антипролетарской деятельности общин в области культуры, которая, по мнению властей, наносила вред молодому поколению. Декрет был утвержден тогдашним наркомом по делам национальностей Иосифом Сталиным.
Во исполнение указания ивритская школа при московской общине – та, что на Пятницкой – была немедленно переведена в систему общего образования, официальным языком обучения которой стал идиш. А вслед за этим в июле 1919 года по всем городам Советской России был разослан приказ, подписанный комиссаром Евкома Диманштейном. В нем предлагалось в кратчайшие сроки ликвидировать все еврейские организации, а культурную деятельность общин сосредоточить в рамках евкомов и евсекций.
Это означало конец еврейских общин в России. Диманштейн развернул широкую разъяснительную работу. В молодости он учился в йешиве, и, разумеется, имел хорошее представление о том, что намеревался уничтожить. Комиссар Евкома выступал в роли защитника трудящихся евреев. А работа под руководством Сталина – известного специалиста в области языкознания – обеспечивала ему надежное прикрытие. К тому же Диманштейн широко апеллировал к истории, доказывая, что нет в мире ничего более затхлого и реакционного, чем еврейские общины.
«Вспомните Амстердам, – говорил Диманштейн. – Вспомните, как безжалостно тамошняя община преследовала и гнала Уриэля Акосту и Баруха Спинозу – великих людей и ученых. Этих гениев предали анафеме, отлучению, разрушили их жизни. Угроза бойкота всегда служила надежным средством давления в руках раввинов и еврейской буржуазии. Общины постоянно выступали против ассимиляции и прогресса. Пора положить конец этому пережитку. Смерть еврейским общинам! Дайте дорогу прогрессу, ассимиляции, языку идиш!»
Вот как! Не кого-нибудь – самих Спинозу и Акосту привлек на свою сторону Диманштейн, чтобы их именами вершить ликвидацию ивритских школ и библиотек. Думали ли преподаватели еврейской гимназии на Пятницкой, что они платят по полному счету за чьи-то давние счеты с Барухом и Уриэлем?
В Белоруссии, приветствуя разгром, гремели трубы Фарбанда: «Общины издевались над труженниками, плевали в них и насмехались над их языком – идишем. Но у пролетариата кончилось терпение. Он уничтожил общины, противоречащие основам советского строя. Надо надеяться, что на очереди – школы общества «Тарбут», портящие еврейскую молодежь и мешающие ее нормальному образованию. На еврейской улице еще слишком много живых трупов, отравляющих воздух».
От Белоруссии не отставала Украина. Новый глава украинской евсекций Рафес, еще год назад проклинавший большевиков, из кожи лез, чтобы искупить грехи прошлого. Вместе со своими сподвижниками он немедленно принимается за уничтожение ивритской культуры. Уже в июле 1919 года Высший комитет еврейского Фарбанда на Украине обратился в НКВД с просьбой немедленно прекратить деятельность еврейских национальных организаций. Среди прочего эти организации обвинялись в том, что пытаются искусственно внедрить в еврейскую среду язык иврит, и это наносит непоправимый урон тем школам, где учатся на идише – общепризнанном языке народных масс.
Эта просьба подписана фамилиями деятелей украинского Комфарбанда во главе с Рафесом. Тотчас же в НКВД создается специальный комитет по ликвидации, а спустя несколько дней во все края и области советской Украины летят телеграммы с приказом немедленно прекратить деятельность «Тарбута», Института по научным исследованиям еврейских общин, общества «Эзра»[90], профессионального объединения ивритских писателей, сообществ «Маген-Давид Адом»[91], «Хевра Кадиша»[92] и т. д. По-видимому, Рафес опасался, что мертвецы – клиенты «Хевра Кадиша» – также являются агентами мировой буржуазии!
Членов руководства и ответственных секретарей всех этих организаций обязали срочно прибыть в Ревтрибунал и дать подписку о прекращении деятельности. В противном случае угрожают арестом и судом. Под декретом подписи: Власенко от НКВД, и три члена ликвидкома во главе с Рафесом.
Через некоторое время Рафес рапортует об исполнении поручения: козни буржуазных защитников иврита успешно пресечены карающим мечом диктатуры пролетариата. Контрреволюционеры арестованы, их организации и комитеты ликвидированы. «Кто в советской стране будет их заступником? Еврейская буржуазия? Реакционные еврейские слои? Нет у них права голоса. Настоящий революционер с гордостью бросит призыв: надо уничтожить еврейскую реакцию! Это наша обязанность».
Но другой еврейский функционер не разделяет этого оптимизма. Он предупреждает, что еще предстоит продолжительная борьба против еврейской реакции, сионизма, иврита, еврейской плутократии и ее религиозных символов, против убожества еврейских религиозных школ и йешив. Этот еврейский большевик подчеркивает, что отныне борьба не будет носить характера интеллигентских дискуссий: «Мы решительно перегили на практические революционные действия. Массы, как известно, не занимаются глупостями, им нужны конкретные дела…»
Так глумились еврейские комфарбанды над ивритской культурой нашего народа! Тысячи гнусных слов стаями летучих мышей носились над парализованной еврейской улицей. Диманштейн, Рафес и прочие «передовые деятели» в своих статьях и выступлениях утверждали, что идиш – это прогресс, а иврит, наоборот, – реакция. Упорствуя в тяжком грехе лжи и клеветы, эти невежды порочили наш древний язык, объявляя его не только мертвым, но и чужим! И говорили они это от имени всех евреев!
Глава 16
Но что происходило на местах, в гуще еврейской массы, пережившей кровавые годы бандитских погромов, убийств и глумления? Это может показаться невероятным, но, невзирая на волны насилия и ненависти, которые одна за другой прокатывались над еврейскими головами, в местечках еще теплилось прошлое, дети учились в хедере и не торопились слушаться ликвидаторов Диманштейна и Рафеса.
Непонятно каким образом еще действовали синагоги и йешивы, собирались миньяны, образовывались цеховые группы ремесленников – портные, сапожники, шорники, жестянщики и другие. Молодые, а среди них и девушки, учили как язык Танаха, так и современный иврит. Суббота по-прежнему оставалась святым днем, праздники, правда в тишине, но отмечались. Большинство народа восприняло декреты Сталина-Рафеса не только с тревогой, но и с отвращением.
В феврале 1920 харьковская евсекция, действовавшая при местном отделении наркомпроса, установила жесткий контроль над всеми школами и детскими садами. Религиозную школу закрыли по указанию ликвидкома. Ивритскую – включили в систему общеобразовательных школ с обучением на языке идиш. Уволили учителей, отказавшихся преподавать на идише. Иврит попал под запрет как в частных гимназиях, так и в общих, хотя родительские делегации долго обивали пороги евсекций, умоляя прекратить разгром. Но ликвидкомовцы твердо стояли на своем. Столь же непримиримый характер приняла борьба против общества «Тарбут».
