class="p1">Вокруг стояли чечены. В очереди и рядом с ней, у входа и выхода. Каждый из них наблюдал, как двое русских обращаются с их священным галнашем. Встань из-за стола, оставь недоеденным – соверши преступление.
Попросили пакет и сложили внутрь содержимое всех трёх тарелок. Уходили, как предатели, и в спину им что-то шептали.
– Домой надо, – сказал Жарков, – хватит, нечего тут делать.
– Доложим как есть, – поддержал Степнов, – пусть другие разбираются. Мы люди простые, нам кражи да грабежи раскрывать.
Они помолчали и согласились, что работать на чужой земле тяжело.
– Но мы почти смогли, – сказал Степнов.
Интернет ловил только в гостинице, возвращаться не хотели. Пешком добрались до центра, где к вечеру перекрыли движение – и прежний проспект стал оживлённой пешеходной улицей.
В каждом встречном видели Аслана – и могли бы, наверное, задержать любого, но повсюду ходил местный патруль: высокие, здоровенные чечены – гордость республики. Они шли степенно и гордо несли самих себя. Вроде: посмотрите, какие мы – настоящие служители закона. Их уважали, к ним подходили, благодарили и улыбались. Мирная жизнь в спокойном городе.
Наконец, добрались до «Сердца Чечни».
Ботинки оставили на коврике перед входом. По образу и подобию. Поздоровались, точнее, ответили на дружественный «салам» скромным кивком.
Пожались нелепо внутри, прошлись по мягким просторным коврам.
– Фотографировать можно? – спросил Жарков чеченца.
Тот зашевелил отчётливо губами – не мешай мне думать, то есть молиться.
Не мешай никому жить, Жарков, живи лучше сам.
Изливался широкой волной голос. Присели на корточки. Убедились, что можно, и опустились ниже.
Так устали, что Степнов почти заснул, блаженно прикрыл глаза. В этой полудрёме стало хорошо и понятно, единственная мысль обратилась в просьбу к кому-то тому, и он проговорил: «Пусть всё будет хорошо». Домой захотелось ещё сильнее.
Гоша ни с кем таким не говорил. Лишь пытался определить высоту уходящего купола. Рядом прошёл толстый хвостатый кот, и всё иное перестало волновать оперативника.
В гостиницу вернулись к ночи. Администратор насторожился, но ничего не сказал.
– Как думаешь, есть на свете Бог?
Степнов разбирал свою кровать, взбивал подушку, натягивал простынь.
– Не знаю, мне как-то…
– Я вот думаю, что есть, – признался, и хотел перевести разговор, чтобы не выдать свои сокровенные убеждения, – но Жарков всё равно не слушал. Он пытался ввести пароль от wi-fi, страницы не грузились. Спустился на ресепшен, объяснил ситуацию, но чеченец развёл руками. Ничего не знаю, ничем помочь не могу.
Вернулся в номер.
– Его задержали, – сказал Степнов, – на Яндексе в топе.
Живее всех живых, возродился wi-fi, прилетела новость, и спать расхотелось.
Экраны смартфонов горели в темноте. Прозревал свет надежды, крепла невинная ночь. Жарков вдруг вспомнил о жене: своей, потом о жене Аслана, трёх мальчишках с дощечками-автоматами. Зря он так резко сказал. Откуда ему знать про гнев Аллаха.
– Я хочу перед ней извиниться, – сказал Жарков, – рано пока уезжать.
Степнов долго не отвечал, старался уснуть, а потом ответил:
– Хорошо, только надо завтра успеть за пивом.
Мирный житель
– Я не виноват, – кричал Жарков. – Я-не-виноват!
Двое мужчин в высоких драповых пальто – стоило выйти из подъезда – сопроводили в машину, мирно похрапывающую на тротуаре. Не рассмотрел ни лиц, ни марку автомобиля не запомнил, и даже сопротивления не оказал. Сел на заднее сиденье и молча наблюдал за улицей сквозь тонированное окно. Улица бежала, спасалась, и внешний шум шептал: и ты спасайся. Но Гоша ничего, конечно, не слышал.
Приехали относительно быстро. Его опять проводили – по цокольной лестнице в неприметный подвал. Дверь открыл киношный возрастной карлик в белом пиджаке. Пахло душным, скорее всего, дорогим парфюмом, разливалась немая электронная музыка, и приглушённый свет, исходящий от зеркального потолка, разбивался о пол розовым и синим. Он положил телефон в пластиковую ёмкость и сказал: «Здравствуйте».
– Добро пожаловать, – ответила девушка, и Гоша сразу понял: это с ней он разговаривал по телефону.
Стояла она в длинном вечернем платье с разрезом: длинные-длинные ноги, бесконечные просто, стройные каблуки. Охотно передал толстый конверт с деньгами и умышленно коснулся её ладони. Поинтересовался: может, они выпьют кофе или чего-нибудь там? Но девушка воздушно провела рукой, указывая на проход в зал.
В банке ему одобрили кредит – под большой процент, но он планировал погасить долг уже завтра, потому как вечером вполне мог стать миллионером.
Милиционером-то стал давно, а вот жить богато – никогда не жил.
«У меня вообще-то семья: надо теперь стараться».
Никак по-другому: работу потерял, а жить надо, будь добр – прокорми.
Предложили сыграть по-крупному: добро должно победить. Должно так должно.
Охотно примерял роль убийцы. Никто бы не смог распознать в спокойном и рассудительном оперативнике настоящего злодея.
Позвонил и договорился на вечер воскресенья. Собирались только раз в сезон.
– Сами понимаете, – говорила девушка с высоким, слегка дрожащим голоском, – организация, процедуры, потом уборка, вся эта грязная работа…
Прислали сообщение с деталями и условиями: наличный взнос, полная конфиденциальность, никаких вопросов, личная ответственность, отсутствие дальнейших претензий и судебных споров. Гоша особо не вчитывался – какие могут быть споры. Он только сбросил свой адрес, и в пять вечера за ним приехали.
Занял кресло, растерянно кивнул всем и каждому. Мужчины в строгих пиджаках, женщины – в длиннющих платьях с блёстками и стразами, и он – простой оперативник в старом свитерке с высокой горловиной и ношенных второй год джинсах. Смиренно таращились в пол, как, бывало, таращился Гоша в приёмной у начальника, и тишина кромешная, жадная до мелочи, стояла и зрела.
Хотел бросить неуместную шутку, чтобы как-то хоть растревожить всеобщий нервяк, – но свет опять заиграл, а потом стих, и стало неприятно темно, пока не смирился глаз с наступившей ночью.
Ровный, почти офицерский голос приветствовал и разъяснял правила. Ничего нового Гоша не услышал. Не слушал. Изучал каждого, пока те представлялись и рассказывали о себе.
Первый работал учителем физкультуры и занимался горными лыжами. Вторая или третья четырежды была замужем. Пятый и шестой учились на одном курсе физмата. Остальные призывали к разумной логике, потому как ставки слишком высоки, чтобы руководствоваться доброй волей или, хуже того, интуицией, которая, как правило, всегда обманывает. Гоша же лишь немногословно сказал, что обязательно вернётся в следующий раз, если вдруг по каким-то причинам останется сегодня без главного приза. Участники засмеялись. Ведущий поблагодарил за чувство юмора, кто-то признался, что завидует такому оптимизму перед началом игры, а Жарков ничего больше не сказал.
Так даже лучше.
Комната совсем утонула в чёрном. Ведущий попросил нацепить на глаза повязки, будто можно было
