будет их дочь.
– Не беспокойся об этом, – успокоил он ее. – Мы что-нибудь придумаем. Да, кстати, пока ты была наверху, позвонил твой дядя. Он заночует у друга, поэтому не вернется до завтра.
На самом деле дяде Джону позвонил Мэтт. Он объяснил ему, что приехали Грейси и Трэвис, и сыграл на чувствах старика, который не любил шумную молодежь. Мэтт диву давался, обнаружив у себя талант обманщика. Он спокойно обратил внимание Эмили на расцветающие пионы, и ей захотелось чем-нибудь в него швырнуть. Мэтт вел себя так, словно у него все было отлично. Конечно, ведь не его сестра считает, что они с Эмили страстно любят друг друга и скоро поженятся.
Остаток дня и последовавший за этим вечер стали для Эмили продолжением кошмара, который начался, когда она вошла на кухню и узнала, что помолвлена с Мэттом.
В девять часов вечера, не в силах терпеть больше ни минуты, она призналась, что у нее болит голова, и она отправляется спать. Когда Мэтт заботливо поднялся с ней наверх, она заворчала на него, как загнанная в угол кошка, а потом шумно захлопнула дверь своей спальни у него перед носом.
Весь вечер он был внимателен к ней, как настоящий влюбленный, но ее нервы были напряжены до предела, пока она пыталась контролировать реакции своего тела на его близость. Даже сейчас, если бы он схватил ее и поцеловал, как недавно в саду, она уступила бы ему.
Эмили не знала, сколько еще вытерпит. Одно дело – контролировать свою любовь к Мэтту, держа с ним дистанцию, другое дело – общаться с ним теперь, когда он полон решимости играть влюбленного и обожающего жениха. Казалось, он притрагивается к ней при каждом удобном случае и, более того, создает поводы, чтобы к ней прикоснуться.
Ее кожа была разгоряченной и стала очень чувствительной из-за лихорадочного желания его прикосновений. Ее тело трепетало от напряжения и вожделения, а голова была затуманена эмоциями. Эмили пошарила в сумочке, достала оттуда лекарство от головной боли и приняла две таблетки перед сном. Завтра она как-нибудь убедит Грейси, что ей надо поскорее уехать отсюда. Либо так, либо Эмили придется сказать ей правду.
Она резко села в постели и вздрогнула, когда ее голова стала пульсировать от боли. Конечно, надо было во всем признаться с самого начала. Она прикусила нижнюю губу. Утром она первым делом объяснится с Грейси, а потом попросит ее уехать вместе с Трэвисом. А после их отъезда Эмили скажет Мэтту, что она ему благодарна, но ему больше не нужно притворяться ее женихом, потому что их помолвка расторгнута.
Облегченно вздохнув, Эмили легла на кровать и закрыла глаза. Да, именно так она и поступит. Это будет первое, что она сделает с утра.
Когда она проснулась, утро еще не наступило. Была ночь. Дверь ее спальни была открыта. Мэтт стоял у ее кровати и настойчиво шептал:
– Эмили, что случилось?
– Что такое? – Она села и сонно уставилась на него. – Я…
– Ты вскрикнула, когда я проходил мимо твоей двери, – солгал ей Мэтт. Он закрыл дверь, и они остались наедине в теплой и темной комнате. От волнения у Эмили скрутило живот.
– Наверное, это из-за Трэвиса и Грейси, – мягко произнес Мэтт. – Мне не стоило удивляться. Бедняжка Эмили. Я знаю, каково тебе.
Она не понимала, кто разрешил ему сесть на ее кровать. Она догадалась, что он шел в свою спальню из ванной комнаты, потому что на нем был только халат. Она услышала свежий аромат его мыла и увидела его влажные волосы.
– Ну, давай поплачь, если хочешь, – утешая, предложил он. Прежде чем она успела ответить, он практически поднял ее с кровати и, крепко обнимая, прижал к себе. – Мм, мило, – одобрительно прокомментировал он, касаясь красивого кружева на лифе ее ночной рубашки. – Этот цвет подойдет для твоего свадебного платья. Оттенок слоновой кости, он тебе к лицу.
Может, и так, но ведь это не причина обводить указательным пальцем край нежного кружева там, где оно закрывало ее грудь.
– Да, это очень мило, – пробормотал он, и внезапно Эмили пришла к выводу, что он больше не имеет в виду кружево.
Ситуация становилась опасной. Ей следует сказать Мэтту, чтобы он ушел. Она попыталась это сделать, но ее голосовые связки оказались парализованы. Точно так же были обездвижены и ее руки, потому что она нисколько не пыталась оттолкнуть Мэтта, когда он осторожно спустил бретельки ее ночной рубашки с плеч, и лиф спустился вниз, полностью открывая ее грудь.
Наконец она обрела дар речи и хрипло сказала:
– Мэтт…
Но он проигнорировал ее и мягко произнес:
– Так намного удобнее, правда, Эмили? Не волнуйся. Я знаю, ты любишь Трэвиса, и я полностью уважаю твои чувства. В конце концов, мы с тобой не впервые спим вместе.
Мэтт решил с ней переспать? Эмили не могла позволить ему сделать это, но вместо того, чтобы возражать, она обмякла и позволила ему осторожно уложить ее под одеяло и лечь рядом. Махрового халата, в котором он пришел к ней в спальню, на нем уже не было.
– Мм, как это мило, не правда ли? – тихо спросил он, медленно притягивая ее к себе.
Эмили подумала, что нельзя называть просто милым те головокружительные ощущения, которые она испытывала. Они были замечательными, опасными и страстными, но не милыми.
– Мм, как приятно тебя обнимать, Эмили, ты это знаешь? Но ты еще слишком далеко.
Слишком далеко? Она нервно сглотнула, когда Мэтт проигнорировал ее напряжение и прижался к ней всем телом.
– Вот теперь хорошо, – сказал он.
Эмили совсем не чувствовала себя хорошо.
– Мэтт, – возразила она во второй раз.
Он поднял голову и посмотрел на нее сверху вниз. Их тела соприкасались, нежно и эротично, и Эмили дрожала от возбуждения и желания. Она взмолилась, чтобы Мэтт ни о чем не догадался.
– Прости, Эмили, но не проси меня заняться с тобой любовью. Я не могу этого сделать, зная, что ты любишь другого мужчину.
Эмили не могла подобрать слова. Просить его? Она сильно разозлилась. Как он посмел такое предположить? Она не собиралась делать ничего подобного. Она не хочет, чтобы он занимался с ней любовью. Эмили сделала глубокий вдох, потом еще один и поняла, что легкое прикосновение ее обнаженной груди к груди Мэтта сильно возбуждало ее. Ей становилось все труднее притворяться равнодушной.
Она попыталась осторожно отодвинуться от Мэтта, но не смогла даже пошевелиться.
– Мэтт, – задыхаясь, сказала она, – не надо так крепко прижимать меня к себе. Я
