здесь, я двину ему в челюсть, — рассуждает Ника. — Честное слово, этот удод давно напрашивается.
Мы возвращаемся в аудиторию, но у меня уже пропали остатки настроения. Если этот придурок настолько не дружит с головой — а он с ней давно не в ладах, — то запросто может припереться к дому Валентины Игнатьевны. И раз уж Макс задался целью добиться моего прощения, то не удивлюсь, если он устроит представление у всех на глазах, чтобы манипулировать мной, и этим только подкинет поводов Инге и Стасу для моего увольнения. Мол, «Гляньте, сколько от неё проблем, только перед соседями нас ещё не позорили!..», и я не смогу винить их за это, ведь в этом позоре я буду виновата на все сто процентов.
Ну, какого хрена ему от меня нужно!
После пар близняшки отпускают меня только тогда, когда я даю обещание приехать к ним на выходные. История с Маком не идёт у меня из головы, и я настолько ухожу в мысли, что не слышу зовущий меня голос вплоть до того момента, пока кто-то не хватает меня за рукав куртки. Дымка перед глазами рассеивается, и я натыкаюсь на тёмно-серый взгляд, и немедленно закипаю от злости: передо мной стоит Макс, собственной персоной, и его щенячьи глаза говорят о том, что представление он решил перенести на сегодня.
Ну, хоть не к дому хозяйки притащился…
Первым делом вырываю рукав из его пальцев, и, хотя он что-то говорит, я его не слышу, потому что могу думать только о том, где могли побывать эти пальцы и рот.
Мой Бог, меня сейчас вырвет…
— Знаешь, наплевать, зачем ты припёрся, — перебиваю его на полуслове. — И наплевать на всё, что ты скажешь — даже на твои извинения, так что можешь не тратить своё и моё время.
Я разворачиваюсь и собираюсь уйти, но меня снова хватают за руку.
— Просто выслушай меня! — Ого, сколько мольбы в голосе… Да по нему «Оскар» плачет! — Пожалуйста!
Складываю руки на груди и позволяю себе состроить самое высокомерное выражение, на какое только способна, хотя единственное, что чувствую — это боль и разочарование.
— А, знаешь, давай, — разрешаю. — Хочу посмотреть, как ты пресмыкаешься.
Мне некомфортно и даже противно, но я продолжаю стоять, сцепив зубы: он смешал меня с грязью, и я просто хочу вернуть ему хотя бы десятую часть того унижения, которое получила от него. Но парень, кажется, не настолько нуждался в прощении, потому что в его глазах полыхнула ярость.
— Послушай, я знаю, что вёл себя, как козёл, но ты сейчас ничуть не лучше.
— Ты удивишься, но люди ведут себя по-скотски в двух случаях: потому что такой характер, или если им причинили боль. Но ты понятия не имеешь, что такое любить и чувствовать разочарование из-за человека, которого ставил выше себя, так что не смей говорить мне, что мы с тобой похожи.
— Я ведь готов признать, что совершил ошибку, — сказал таким тоном, словно не только не думал просить прощения за прошлую, но и напрашивался на новую. — Но ты не даёшь мне шанса реабилитироваться!
— «Готов признать»? — со смехом переспрашиваю. — «Реабилитироваться»? Макс, ты совсем дурак или да? Что в моих словах о том, что мне наплевать, ты не понял? Погоди-ка… Неужели Марина разглядела в тебе настоящего тебя и дала пинка под зад?
— Это здесь причём вообще? — злится. — С ней по-хорошему, как с взрослым человеком! Мы с Мариной расстались практически сразу после… Послушай, то, что было у нас с твоей сестрой — ошибка.
— Дай угадаю — тебе было приятно спать с ней именно у меня за спиной, не так ли? А теперь я ушла, и азарт ушёл, и стало неинтересно? Катись ты к чёрту, Макс.
Меня снова хватают за рукава, но неожиданно раздавшийся за моей спиной гудок клаксона заставляет Макса убрать руки. Я готова была расцеловать своего спасителя — ровно до того момента, пока не повернулась к нему лицом. Вальяжно выйдя из машины, к нам направлялся… Гусь, и судя по его лицу, Максу не стоило ждать ничего хорошего.
— Этот ребёнок доставляет тебе неприятности? — интересуется Стас, остановившись со мной рядом.
— Сам ты… Это вообще кто? — злится Макс, тыча пальцем в сторону барина.
— Это…
— Я её жених, — обрывает меня на полуслове. Его рука обжигает мою спину, когда он притягивает меня к себе ближе, а я позволяю ему это сделать, как безвольный китайский болванчик. — Какие-то проблемы?
— Сейчас ты — моя проблема, — дерзко огрызается Макс.
Господи, ну просто сцена из дешёвой мелодрамы, честное слово!
Мои щёки начинают полыхать — какое счастье, что Гусь приехал без Инги! — но я молчу, не вмешиваясь, позволяя Стасу играть на публику, потому что сейчас мой приоритет — избавиться от надоедливого внимания бывшего парня. Я начинаю дрожать, потому что видеть Макса выше моих сил, ибо раны ещё свежи, и Баринов это как будто чувствует.
— У меня номер майора полиции на быстром наборе, — переходит к угрозам. — Если не хочешь ближайшие пятнадцать суток провести в размышлениях о своём поведении, советую сейчас проявить немного уважения. Но если увижу тебя рядом с ней снова, больше предупреждений не будет.
Судя по выражению лица Макса, у его напускной бравады начали садиться батарейки, потому что тот, поиграв желваками, ушёл не солоно хлебавши. Но облегчённо выдохнуть я смогла только после того, как Стас убрал руку с моей спины и отошёл, гостеприимно распахивая передо мной дверцу в машине. Я вспоминаю, что утром поклялась не садиться в его машину, и уголки моих губ приподнимаются в ироничной ухмылке.
«Я только разок сделаю исключение!» — уговариваю своё бунтующее внутреннее «Я», забираясь в нутро автомобиля.
— Что вы здесь делаете?
Он пристёгивает ремень, выруливает с обочины на дорогу и только после этого отвечает.
— Подумал, что ты должна освободиться примерно в это время, вот и решил заехать.
— С чего такая щедрость? — подозрительно щурюсь.
Он что, придумал новый способ поиздеваться надо мной без свидетелей?
— Бабушка будет довольна, — улыбается.
А, вот оно что… Ну, счастье бабушки — это святое.
Мы едем молча, и я рада, что не нужно ничего говорить, хотя вопросы всё же имеются. Например, зачем он назвался моим женихом? Неужели у него так велико было желание спасти меня от придурка-бывшего? Сомневаюсь. Раньше-то у него с этим были серьёзные проблемы… Блин, да ещё неделю назад он бы наверняка присоединился к Максу и уговорил меня дать тому шанс, лишь бы поиздеваться!
Что изменилось?
— Знаешь, когда ты напрягаешь
