Хорошо, когда вы знаете неприятеля. Знаете его повадки, его силы и его слабости. Знаете, поскольку не первую сотню лет воюете с ним, обмениваетесь ударами, накапливаете опыт побед и поражений. Хорошо, когда враг такой же, как и вы. Из мяса и костей, с такой же кровью в жилах и сердцем в груди. Одной с вами веры, только что молитву в его стране читают немного иначе, да немного другие обряды и немного другой язык.
Теперь же защитникам города предстояло решить задачу посложней — как отразить врага доселе неведомого, нечеловеческого, а то и бесплотного. Ни времени на подготовку, ни серьезных сведений о противнике у них не было. Никакого опыта борьбы с тёмными силами они не имели тем более. Поэтому ничего удивительного, что руководство обороной в свои руки взял Калика. Посадник умер, а воевода не возражал — кому, как не отцу церкви заниматься отражением дьявольских сил. Тем более что и вече архиепископа всеми полномочиями наделило.
Калика назначил военный совет в «Деве».
Вообще-то всякого рода собрания было принято проводить в притворе Троицкого храма, где отведено особое для того место, а вовсе не на постоялых дворах, пусть даже таких богатых, как «Выбутская Дева». Но Василий решил по-своему. К тому же, ему хотелось иметь под рукой Сокола и Бориса, не наделённых никакими правами.
Хозяин загодя выгнал всех лишних посетителей из большой залы, освободил столы от обеденных блюд и собственноручно застелил свежей скатертью. После чего, поклонившись Василию, удалился сам. Архиепископ уселся во главе, посадив по левую руку Бориса с Соколом и своих ушкуйников.
От ополченцев Застенья пришёл Данила, накануне избранный новым сотником. За ним прибыл Мартын. Словно растеряв прежнюю смелость, он долго мялся, прикидывая, где бы ему сесть — мужика с посада не каждый день в совет приглашают. Василий показал место напротив Данилы.
Скоморох пришёл без приглашения и уселся на другом от Калики краю стола — тоже, как бы во главе.
Последними пришли воевода и два давешних боярина. Эти место не выбирали, а сразу расположились подле владыки. Увидев на фибуле Бориса белого сокола, Кочан поднял удивленно брови.
— Суздальский Дом? — спросил он. — Кем будешь-то Константину Васильевичу?
— Сыном, — ответил Борис. — Младшим. Если Ноготка не считать.
— Добро! — кивнул воевода. — А сюда, каким ветром? Может, согнали откуда, так у нас таких любят. Только скажи на вече, мол, с Москвой поцапался или с ордынцами. Вмиг на Псков посадят.
Кочан захохотал, довольный собственной шуткой. Потом смолк, уткнувшись на осуждающий взгляд архиепископа.
Добившись тишины, Калика изложил дело. Рассказал о допросе, снятом с беса. Предложил высказываться.
— Я так понимаю, главное туман одолеть, — поставил первый вопрос воевода. — В тумане не видно ни чёрта, а как в слепую сражаться? К тому же ядовит он.
— Огонь может туман разогнать, — предложил Сокол. — Костры надо жечь на улицах.
— Точно! — согласился Скоморох. — А на кострах всяких колдунов шибко умных. Чтобы горело ярче.
— Костры — это разумно, — кивнул Кочан. — На каждом перекрёстке поставить, возле ворот, гридниц, подворий… Факелов надо наготовить, стрел горящих.
— Уксус не забыть, — добавил Василий. — Помогает он от тумана.
Долго спорили, где взять столько уксуса. Решили забрать весь что есть у купцов и горожан. А мало будет — вином разбавить. Вина-то уж точно хватит.
— Хорошо, с этим ясно, — кивнул Калика. — А что с людьми, что с оружием?
Поочерёдно все доложились.
Расклад получался таков. Три сотни дружинников — стражей Крома — во главе с воеводой, серьёзных потерь не понесли. То ли бесы меньше лезли в каменный город, то ли стражники оказались лучше защищены, но погибло, наглотавшись тумана, лишь несколько воинов. Бояре собрали отряд человек в сорок — все опытные, все хорошо вооружены, но конечно капля в море.
Из двух сотен ополченцев Застенья живых удалось собрать около сотни. Причём все начальники сгинули. Но то не велика беда, уже новых избрали.
Средний Город, считая вместе с укрывающимися за его стенами слободскими, готов был выставить до пяти сотен мужиков. Одна беда — почти все безоружные.
— Оружие нам надобно до зарезу, — закончил доклад Мартын. — Своего нет, чем воевать будем?
— Есть ли запас оружия в Кроме? — спросил Калика воеводу.
— Запас есть, как не быть. Хранилище целое. Палата Оружейная. Вот только раздавать из неё оружие горожанам не положено. Кабы осада началась, тогда другое дело.
— Считай, что осада началась, — сказал архиепископ.
Кочан кивнул.
— Мартын, подойдёшь ко мне после совета, пойдём за оружием.
— Вот и хорошо, — Василий несильно хлопнул ладонью по столу. — Почти тысяча бойцов набирается.
Они обсудили, как распределить силы, как подвозить припасы, где отдыхать и куда девать раненых. Условились о том, как подать знак, когда сшибка начнётся, и как сообщаться по ходу дела. Всё до мелочей обговорили и разошлись людей собирать, да крестный ход готовить.
* * *
Сокол на крестный ход не пошёл, сказал, мол, не его ума дело, а Борису страсть как любопытно стало — обожал он всяческие церковные торжества, недаром из православных князей вышел.
Василий надел ризу, знаменитый, папский клобук и все прочие церковные причиндалы. Достал привезенную с собой икону Божьей Матери. Посмотрел заступнице в глаза, покачал головой с сомнением и вынес на улицу. Перед «Выбутской Девой» его уже ожидала внушительная толпа горожан с остатками местного клира — всех, кого удалось собрать с двух десятков церквей. И горожане, и священники встретили владыку на коленях. При появлении иконы у многих на глазах выступили слёзы. Люди молились, кланялись так, как никогда прежде не молились и не кланялись.
— Матерь божья, заступница наша, не дай пропасть, не оставь в беде…
Василий бережно передал икону двум священникам, прочитал молитву и степенно двинулся к площади. Толпа отправилась следом.
Первым делом крестный ход навестил Троицу, в которой архиепископ провёл службу во спасение Пскова. Затем шествие обошло с иконой Детинец, двинулось дальше, в Довмонтов Город, где Калика совершил ещё две службы в тамошних церквах. В довершение всего икону пронесли до посада.
Все эти торжества воодушевили горожан, но нисколько не успокоили самого Василия, а тем более Сокола. Если уж зло смогло прорваться в этот мир, то одной иконой, пусть и самой чудотворной не откупишься.
* * *
Ещё одна беспокойная ночь и весь следующий день прошли в делах. Сокол с Каликой больше не устраивали ночных вылазок, готовясь к главной битве. Постоялый двор превратился в подобие Тайной Господы. Но если настоящее псковское правительство бездействовало, то в «Выбутской Деве» кипела работа.
