— Мы отправляемся через несколько дней, — говорил доктор леди Крейл, с остервенением протирая свои очки. — Это всем экспедициям экспедиция!
— Там масса носорогов, гиппопотамов и слонов, — добавил Себастьян с загоревшимися от восторга глазами. — Охота будет небывалой.
— И слава, — вставила Магдалина, и ее прищуренные глаза вспыхнули внезапной страстью.
Харриет старалась не отвлекаться, но потеряла нить разговора.
— Я была бы удивлена, доктор Уолтер, если бы вам удалось пройти на юг дальше, чем Гондокоро, — сказала леди Крейл, изящно поддерживая одетой в белую перчатку рукой фарфоровую чайную чашку с блюдцем.
— Глупости! — с добродушной усмешкой отозвался доктор Уолтер, сцепив руки за спиной и расхаживая взад-вперед. — Мы хорошо снаряжены и здоровы. На этот раз вопрос о Ниле наконец-то будет разрешен! Мы узнаем правду, леди Крейл! Исток Нила больше не останется тайной!
У него в глазах было то же самое экзальтированное выражение, которое Харриет часто видела в глазах своего отца.
— Это цель вашей экспедиции? — Харриет с сомнением смотрела на Себастьяна и доктора Уолтера. — Найти исток Нила?
— Вот именно! — Пухлое розовощекое лицо доктора Уолтера светилось от счастья. — Я целый год планировал ее и полгода готовил. Мы ждали только одного джентльмена, и теперь он с нами.
Леди Крейл кашлянула, и доктор Уолтер убавил пыл.
— Это необходимость, леди Крейл, — пробурчал он. — В такой ситуации мы не можем выбирать себе спутников. Мы должны путешествовать с теми, кто лучше всего подходит для нашей цели.
— Надеюсь, вы добьетесь успеха, — тихо сказана Харриет, поставив чашку с блюдцем на китайский лакированный столик. — Это была мечта моего отца — найти неизвестный исток Нила.
Леди Крейл поднялась, не имея желания дальше обсуждать такую чепуху. Экспедиция доберется до Гондокоро, самой южной нанесенной на карту точки, и вернется. Это на шесть месяцев удержит Себастьяна от всяких глупостей, а у нее самой будет время договориться с близким другом. У друга была дочь, которая в двадцать один год еще не вышла замуж и, по-видимому, не стремилась к замужеству. Себастьяна придется заставить, и свадьба состоится еще до конца года, даже если ей придется силком тащить сына к алтарю.
— Вы уходите так скоро? — расстроился доктор Уолтер.
— Себастьян остается. Как я понимаю, у вас есть что еще обсудить в связи с вашей экспедицией. Всего доброго, мистер Уолтер. Всего доброго, Магдалина.
Магдалина, находясь в счастливом неведении относительно планов леди Крейл найти подходящую невесту для Себастьяна, почти откровенно обрадовалась их уходу.
Харриет тепло улыбнулась ей, довольная возможностью раньше вернуться в консульство. Рауль будет там; он будет ждать ее; его темные глаза будут сердитыми, бронзовое от загара лицо суровым и непреклонным. Потом она расскажет ему, что была обязана сопровождать леди Крейл к Уолтеру, и жесткая линия его рта смягчится. Он попросит позволения поговорить с ней наедине, и леди Крейл придет в недоумение и замешательство, но удовлетворит его просьбу. Оставшись с ней вдвоем, он заключит ее в объятия, поцелует, не сдерживая страсти, а она ответит ему так естественно, как цветок раскрывает свои лепестки солнцу. Он попросит ее стать его женой, потом они вместе пойдут к леди Крейл, и все недоразумения останутся в прошлом.
«Рауль, — нежно сказала про себя Харриет. — Рауль…»
И она увидела его: голова и плечи Рауля возвышались над толпой, его скуластое лицо моментально бросалось в глаза на фоне толпившихся вокруг арабов и турок, густые черные волосы, низко спускавшиеся завитками на затылке, поблескивали на солнце. Харриет показалось, что у нее перестало биться сердце, секунду она не могла дышать, а потом радость сияющим потоком захлестнула ее.
— Рауль! — крикнула она, не обращая внимания на ужас леди Крейл. — Рауль!
Он быстро шел сквозь толпу, разговаривая со спутником, которого Харриет не было видно.
— Рауль!
Встав в движущемся экипаже, она неистово замахала ему рукой, а волнующаяся толпа на мгновение расступилась.
Девушка, шедшая рядом с ним, была не старше самой Харриет: оливковая кожа обольстительно блестела, гладкие, черные как смоль волосы спускались на спину, накидка, развеваясь, окутывала хрупкое тело, на стройных точеных ногах были такие же сандалии, какие носила Харриет во время путешествия из Бербера. Они шли быстро, и, чтобы встречный дородный джентльмен не смог разделить их, Рауль, протянув руку, взял девушку за запястье, а потом посмотрел вниз на нее, и его лицо словно ожило.
Девушка что-то сказала, и Харриет увидела, что Рауль засмеялся. Затем они пошли дальше, ловко прокладывая себе дорогу в толпе и не замечая ни экипажа леди Крейл, ни застывшей фигуры Харриет.
— Такое поведение недопустимо… Крайне недостойно… Для девушки вашего воспитания неприлично демонстрировать…
Слова леди Крейл не доходили до Харриет.
Она, казалось, перестала дышать, смотрела в одну точку и видела только загорелую руку, сжимающую другую, более темную. Поверив в свои мечты, Харриет не видела правды, но теперь она больше не будет за них держаться. Рауль никогда не говорил ей, что любит ее, потому что не любил. Он просто развлекался с ней, она, несомненно, была для него приятным времяпрепровождением на утомительном пути в Хартум. Вспомнив, как легко она поддалась его поцелуям и ласкам, Харриет густо покраснела. Она пожертвовала самоуважением и достоинством ради человека, который покупает рабынь для удовлетворения своей похоти, ради человека, ничем не отличающегося от паши. Харриет едва сдержала слезы унижения. Она была уверена, что Рауль честный и смелый, и добровольно и с радостью отдала ему свое сердце, а теперь осталась ни с чем. Рауль ее не любил — никогда не любил. Это казалось слишком жестоким, чтобы быть правдой.
— Кричать посреди улицы… после всего, что было сказано… так привлекать к себе всеобщее внимание…
Выходя из экипажа, леди Крейл все еще дрожала от гнева.
Но Харриет почти не замечала ее. Погруженная в собственные мучительные мысли, она поднялась по широкому лестничному пролету, вошла в свою комнату, закрыла за собой дверь и ничего не ответила, когда Джейли несмело постучалась к ней. Солнце стояло в самой верхней точке, и в комнате с низким потолком было жарко, как в печке. Механически прикрыв ставни и погрузив комнату в полутьму, Харриет легла на кровать. Две крупные слезинки, выкатившись у нее из-под ресниц, медленно побежали вниз по щекам, а внутри у нее образовалось что-то холодное и твердое. Она отдала свое сердце, теперь ей нужно его вернуть. Она была безрассудной, глупой и неосмотрительной, но больше такой не будет. Если любовь приносит такую боль, тогда она будет жить без любви, решила Харриет.
