некоторыми из них пользуются до сих пор в богом забытых селениях. Правда, это каннибализм особого рода. В таких селениях едят не кого попало, а только своих любимых умерших родственников. Считается кощунственным закопать в землю тело дорогого близкого человека, чтобы оно там гнило, разлагалось и пожиралось всякими червями. И чтобы после смерти любимый человек навсегда оставался с семьей, его съедают, отделив мясо от костей и приготовив его специальным образом. Кости потом сжигаются с соблюдением должного ритуала. А вот быть съеденным чужаком – страшное оскорбление для покойника.
Конечно, такое необычное погребение усопших распространено не повсеместно. В некоторых местах гроб с телом помещают в каменную пещеру-гробницу, специально вырубленную в скале, а кое-где трупы даже предварительно высушивают в течение двух-трех лет. Ждут, пока не накопится достаточное количество упокоившихся, чтобы потом сжечь всех вместе.
Когда Денис сказал Суворину, что у него есть идея, он имел в виду как раз одно из таких селений и предложил ему заманить туда Рувье.
– Если хочешь его только попугать, то я помогу тебе на все сто, – пообещал он. – Есть у меня хорошие знакомые в одной деревушке. Это райский уголок в мангровых зарослях, уклад жизни в котором совсем не изменился за два последних столетия. Живут они тем, что туда периодически привозят экскурсии, а жители устраивают им театрализованные представления.
– Как же мы его туда затащим? – спросил Суворин, которому идея Дениса изначально не понравилась.
– Да легко. Он серфингом занимается. à тут до него будет очень легко добраться. Так что? Идет?
– Идет, – без особого энтузиазма согласился Панкрат. – Только имей в виду: у меня игры с большими волнами всегда заканчивались одинаково: пинок под зад, а пока я пытаюсь выгрести, доска улетает далеко вперед, а я кручусь в волне до тех пор, пока она меня не выплюнет, – предупредил он.
– Серфингом будет заниматься Рувье. А мы просто подкараулим его под водой. Подберемся незаметно и затянем на дно. Дадим ему воды нахлебаться малость, а потом доставим куда надо – вот и все дела. И пусть он нас потом по водолазным костюмчикам ищет. Если, конечно, со страху не помрет, – успокоил его Дэн. – А теперь давай обсудим детали. Во-первых, придется ввести в курс дела Анэс. Она девушка практичная, так что тебе придется раскошелиться.
– Нет проблем, – согласно кивнул Суворин.
– Тогда отдыхай сегодня спокойно. У нас здесь в полседьмого уже темнеет. А завтра в десять утра я за тобой зайду.
– Ты знаешь, где я остановился?
– Уже да, – улыбнулся Денис. – После звонка своей француженке навел о тебе справки. Так, на всякий случай.
– Понятно, – улыбнулся Панкрат, потом повернулся и поймал пристальный взгляд Анэс. Ее глаза буравили Суворина. Девушка слышала весь разговор и теперь просто изучала его.
Суворин воспринимал людей интуитивно и строил отношения на основе первоначального ощущения. Для него прочувствовать человека было так же просто, как скопировать файл. Но он понимал, что у каждого свои отношения с этим миром. Кто-то рассчитывал на собственную интуицию, а кто-то на внимание и расчет. Анэс явно была из стана «аналитиков». И он не осуждал ее за это. Он чувствовал ее, чувствовал как хорошего человека. Поэтому, не отводя глаз, продолжал улыбаться ей. Она тоже улыбнулась ему в ответ. Но потом лицо ее стало рассеянно-задумчивым.
– Почему непременно серфинг? – вдруг произнесла она. – Можно верховую прогулку. Это будет проще и естественнее.
В этот момент Суворин решил, что он законченный тупица, втянувший в свои дела незнакомых людей, для которых это игра и ничего больше.
«Кто знает, как изменится их отношение ко всему этому через пару часов? – думал он. – А вдруг они захотят предупредить Рувье?»
Но сердце Панкрата билось спокойно и ритмично. И он отключил все анализаторы.
– Все в порядке! – произнес Денис, заметив сомнения на лице Панкрата. – Мы не подведем.
На этом они расстались.
Поужинал Суворин лангустами с соусом в полном одиночестве в том же ресторанчике, где и обедал. Потом минут сорок бродил по тропическому саду во внутреннем дворике снятой им виллы. Чего там только не произрастало: и какао, и кофе, и гвоздика, и банановая пальма, и авокадо.
Полный флористических впечатлений, он погрузился в маленький бассейн и провел в нем минут сорок, не меньше. Потом накинул на себя махровый халат и отправился в дом.
Все это время: и когда ужинал, и когда бродил по саду, и когда купался – он ожидал нападения, ибо времени для того, чтобы Рувье его «вычислил», было предостаточно. Но тот либо ничего не знал, либо не пытался ничего предпринять, что было маловероятным.
«Значит, Шнейдер все-таки не счел нужным предупредить Рувье. Но почему? – рассуждал Панкрат, взвешивая все имеющиеся у него аргументы, и тут же сам себе ответил: – Ну предупредил он Рувье, а я вдруг выкручусь и вернусь в Германию, и что тогда?»
Он улыбнулся, решив, что сегодняшний день был достаточно успешным и он имеет полное право теперь отоспаться.
В спальне его ожидала небольшая проблема: море шелковых подушек, закрывающих почти всю кровать. Недолго думая, Панкрат нырнул в середину и в ту же минуту уснул как убитый.
Утром его разбудило яркое солнце, ворвавшееся через незакрытые окна. Позавтракал он скромно: тостами и кофе.
Времени до встречи было предостаточно, поэтому Суворин спокойно принял душ, тщательно оделся и только потом вызвал машину.
Красивый дом в индонезийском стиле, окруженный дорожками для верховой езды, стоял на высоком зеленом холме. Это была конюшня, входящая в комплекс Bvlgari Resort Bali. Здесь содержались лошади из числа лучших на острове.
В десять часов утра возле конюшни остановился «Porsche Cayenne», из которого вышел высокий стройный мужчина, одетый в необычный костюм от Диор. Его седая ухоженная шевелюра серебрилась в солнечном свете, глаза сверкали. С ним шла очаровательная спутница с туго заплетенной пшеничной косой, одетая для верховой прогулки. Это были Жан Рувье и Анэс.
– Какое чудесное утро! – произнес француз на русском с легким, едва заметным, прононсом.
– Лучше не бывает, – согласилась девушка и заметила: – Как красиво!
Они обошли небольшой пруд в ожидании, пока из конюшни одного за другим не вывели для них двух тонконогих жеребцов. Один
