этот будущий родственник никогда не разочарует.
Алевтина мгновенно притихла, задумчиво всматриваясь в мое лицо, потом тяжело вздохнула, махнула рукой:
— Черт с тобой, Гошка. Если не к тебе, то к Нелли пристану. А тебе вот новое условие: разобьешь меня в «Восьмерку» расскажу все, что знаю про Горина.
Я с улыбкой потер ладони.
— Договорились!
… Услышанное мне не понравилось. Задница не обманула, подсказывая, что от этого мужика стоит ждать неприятностей. Ублюдок подгадал момент и едва не прямым текстом заявил Нелли, что готов занять вакантное место. Мое место, между прочим! Правда пока, по словам Вишневецкой, которые мне передала сестра, они просто друзья.
Но Горин точно не отступил. Подсуетился, видимо, подмазал кого надо, и наколдовал им с Элеонорой совместный заказ. Вот уже месяца два они работают над панно в новом концертном зале, который должен скоро открыться. Уж не знаю, насколько продуктивен их творческий гений, но в том, что этот мудак вовсю пользуется случаем и моментом, абсолютно уверен. Потому что сам бы так делал!
Настроение, разумеется, испортилось и, оставив парочку, азартно загоняющую шары в лузы и ставящую на кон поцелуи, я вышел на воздух. Душный вечер на излете августа требовал ливня, из припаркованной на углу у торгового центра «Лады» громыхали басы современной однотонной музыки, от которых, казалось, дрожала вся улица, хохотала и кричала раздухарившаяся молодежь.
Мне же хотелось или расколотить что-то, или начать орать матом. Но вместо этого, забив на потребности, я вызвал такси и нервно расхаживал взад-вперед, ожидая. Пиво, видимо, было не того сорта, поэтому изнутри разъедала горечь, заставляя скрежетать зубами.
В машине я не успокоился, уговоры, аутотренинг и прочая хня не помогали, сердце не торопилось возвращаться на место, а мозг — остывать.
— Слушай, шеф, я передумал. Давай на улицу Калинина, — заявил водителю.
Чувак в восторг не пришел, но маршрут изменил.
Я просто посмотрю… Просто удостоверюсь, что она дома. Одна. И рядом никакого Севы Горина.
Я хренов маньяк и одержимый, да.
Свет горел только в большой комнате. Вероятно, Нелли сейчас читает или, забравшись с ногами на диван, слушая музыку, делает какие-то наброски в том здоровенном блокноте. Показалось, что в окне мелькнул ее силуэт, маня, тревожа неудовлетворенность… И меня озарило: я напишу ей.
Но что? «Привет», «Я тут под твоими окнами, бдю», «Спокойной ночи», «Повторим в следующую пятницу»? Полная херня! Всё это не то!
Усмехнувшись, пришел к выводу: слова иногда не нужны, достаточно просто отправить цифру. Со смыслом цифру. Интересно, как скоро она его разгадает?
В окошечке СМС я поставил 4. И отправил. Через долгих три минуты в ответ пришел знак вопроса. Эх, Элеонора Романовна, да вы недогадливы, но ничего, так даже интересней. Тихо рассмеявшись, я развернулся и зашагал к остановке. Вызову такси оттуда.
***
Смысл моих СМС до Нелли дошел в понедельник. Около десяти вечера я отправил ей глубокомысленные закорючки цифры 3 и долго ждал ответа. Усмешка таяла, я раздраженно тер переносицу, бросил взгляд в окно, подумав: если не ответит, поеду к ней, к черту все зароки.
«Очень впечатляет. А если я сменю замки?» — пришел ответ. Я рвано выдохнул, а потом ликующе улыбнулся.
Конечно, ты можешь сменить замки, малышка, но они разве нас остановят?
Во вторник к Вишневецкой полетела цифра 2. Ответ гласил: «О да! Уже начала подбирать наряд. Чулочки, корсетик. С надписями: «Мы в разводе! Забыл?»
Обожаю, люблю до перманентной эрекции и несварения эту занозу.
В среду отправил ей единицу. Элеонора написала: «Не старайся. Я буду занята в эту пятницу». Ночь не спал, весь четверг ходил адски злым и мрачным, Марго даже заявила, что половина отдела готовы уволиться, ибо им осточертели мои истерики. Бешеная ревность улеглась только около девяти, когда Нелли, не дожидаясь СМС со словом «Завтра» от меня, прислала ссылку на какую-то тусовку в своей галерее.
В пятницу намечалось открытие выставки репродукций Пикассо, что означало: соберутся телевидение, всякие шишки, спонсоры и меценаты ну и подсевшие на опиум искусства простые горожане. Согласно анонсу, перед всей этой расфуфыренной публикой выступит театральная студия. Актеры, видимо, как смогут кратко передадут зрителям идеи безумных полотен вернисажа.
Присланную ссылку я воспринял как приглашение. Будет ли на мероприятии моя мать? Даже если и будет, все равно. Намерен пойти, потому что внезапно обнаружил в себе бездну любви к Пикассо и театральным студиям.
В пятницу, в семь вечера, одетый в светлую классическую тройку, я с кислой миной разглядывал толпу, ломившуюся в залы на втором этаже. Надеялся, что в этом хаусе удастся не просто найти Нелли, но и сделать так, чтобы она меня заметила. В противном случае я очень разочаруюсь, возможно, до такой степени, что сотворю что-нибудь провокационное. К примеру, заявлю во всеуслышание, что Элеонора Вишневецкая развелась с собственным мужем, чтобы потом свободно спать с этим же мужем.
Но я мог не беспокоиться — она меня заметила. Брови красноречиво поползли вверх, губы на миг дрогнули в улыбке, а потом Нелли отвлекли.
Быстро догадался, что матери здесь нет, а вся организация этого Пикассовского балагана легла на плечи жены. Она не стояла на месте, то появляясь, то исчезая, что-то говорила на камеру, с кем-то позировала для фото, здоровалась за руку, улыбалась. А я скрежетал зубами, поедая взглядом хрупкую фигурку. Нелли сегодня превзошла саму себя, решив раздразнить максимально деловым нарядом: подчеркивающие стройные ноги черные брюки с завышенной талией, светло-фиолетовая блузка под горло, с длинными рукавами. Этакая невинная недотрога, которую оттолкнет малейший похотливый взгляд.
Что ж, Вишенка, если ты хотела раздразнить мое воображение да и меня всего, то это у тебя блестяще вышло.
Наконец гости уселись, кое-кто разместился у стен, погасли лампы, холодным люминесцентным светом оказалась залита лишь площадка в центре зала, застеленная белым квадратным полотном. Посредине стоял черный стул.
Присутствующие прекратили переговариваться и перешептываться, когда на полотно шагнули три укутанные в золотистые плащи фигуры. Вскоре актеры их сбросили и начался то ли танец, то ли пантомима, то ли еще какая вакханалия. Слов у действующих лиц не было, лишь движения, яркий монохромный грим и манипулирование предметами всех цветов радуги. Интерес к происходящему я потерял уже минуты через три, выцепил взглядом Нелли, которая закончила давать указания полноватой высокой девушке в черном, наверное, подчиненной, и осталась стоять у бюста какого-то художника у выхода из зала. Рядом никого не было.
Меня точно магнитом притянуло к ней. Я неторопливо шел к своей цели, стараясь не тревожить захваченных
