А это мысль!..
— Спасибо, все было очень вкусно. Марша — вы кулинарный гений!
На меня удивленно уставились три пары глаз. А я быстро допила специально для меня отжатый сок и выплыла из столовой с грацией настоящей кошки… В моей комнате просто замечательный карниз. Почему бы им не воспользоваться?.. Интересно, думал ли кто-нибудь, что строить дома с такими массивными украшениями и подоконниками просто напросто опасно? И очень удобно…
Вэлмир.
Я встал из-за стола и направился за ней.
— Ты куда? — спросила Марша.
— Посмотрю, что она задумала.
Айлисса.
Я, потягиваясь, вошла в свою комнату. Ветер гулял по ней с чрезмерной свободой, развевая мои итак не слишком спокойные волосы.
Терпеть не могу замкнутые пространства! Нет, просто находиться в запечатанной комнате я могу, но вот жить… Наверное, я неправильно выразилась. Я ненавижу комнаты, в которых воздух «стоит». Как будто сквозь желе ходишь, ей богу! Именно поэтому я никогда не закрываю окна. Даже зимой, хотя в зимние морозы моя привычка становится проблемой. Особенно в горах, ведь там не просто морозно, а жутко холодно! Иногда из-за моего открытого окна вымораживает весь этаж и родственники, заклеив все окна и забив щели, недоуменно переглядываются. Но потом, правда, до них доходит, и мою дверь осаждают союзными силами всех постояльцев Черного замка.
Я выглянула наружу. Замечательный вид. Особенно хорошо смотрится забор, увитый вьюнками и высохшими, но все еще красивыми розами. Небось, какой-нибудь специальный сорт… На них сейчас наверняка поблескивает роса. Да… А вот в Черном замке под моим окном росла только черная смородина (хи-хи, это на каламбур, это имидж). Да и не только под моими, если честно. На территории нашего замка вообще мало что растет, особенно из ягод и плодовых деревьев. А вот смородина почему-то здорово принялась…
Смородина всегда казалась мне кровожадным растением. Вся какая-то острая и настороженная. Если у того же крыжовника или малины колючки выглядят как-то благородно, то у смородины — откровенно жутко. Хотя, может, это только у меня паранойя у всех остальных растет какая-то другая смородина, не наша. Н-да, новый вид, смородина кровожадная, очень интересно. Жаль, что я не садовод-любитель.
Для меня все началось с того, как в пять лет я точно так же пялилась вниз, перегнувшись и рискуя расшибить свою дурную голову. Только из другого окна…
Пахло пряностями и горьким дымом. Тогда Харите с чего-то понадобилась птичка. Белобокая сорока с блестящими перьями. А может, она решила просто потренироваться в меткости и избавиться наконец-то от свойственного ей косоглазия. Ведь в метании ножей она мне постоянно проигрывала… Наши с ней окна были сравнительно рядом, так что я прекрасно видела как сестренка размахнулась и, закусив губу, бросила в сороку какой-то тяжелый предмет. Статуэтка малахитовая, наверное. Но то ли косоглазие Хариты приняло в тот момент совсем уж глобальные масштабы, то ли предмет оказался чересчур тяжелым, то ли ее руки в последний момент дрогнули, но «снаряд» пролетел на довольно приличном расстоянии от мишени. Птичка шарахнулась вниз и угодила прямо в смородину…
Я тряхнула головой, пытаясь избавиться от навязчивой картины перед глазами — птица, пытающаяся вырваться и бьющаяся из последних сил, белые перья и кровь на темно-зеленых листьях. Везде кровь. Как истинного мага крови она окружает меня всю жизнь.
Уверенно схватившись за раму, я вылезла из окна и осторожно попыталась расшатать карниз. Он не поддался. Замечательно, а то я уже начала сомневаться, выдержит ли он меня в человеческом обличии. Выдержал. Это хорошо.
Добралась до угла и задрала голову вверх. Та-а-ак, придется рискнуть. В конце концов, от падения со второго этажа я ведь не разбилась! Надеюсь, и сейчас фамильная магия меня выручит… Я подпрыгнула и ухватилась за водосточную трубу. Хорошо, однако, что она такая прочная. Или я легкая, это как посмотреть. Скобы, которыми труба крепилась к стене вполне подошли на роль лестницы и дальше я поползла с комфортом, если так можно выразиться.
Оказавшись на крыше я возликовала и, не сдерживая торжествующую улыбку, забралась на самую высокую ее часть — дымоходную трубу. Она располагалось прямо посередине крыши и была намного больше своих товарок — наверняка «главная», или как там ее называют? К моему счастью, камин в гостиной сейчас никто не топил и я смогла свободно на нее усесться. Жаль только перепачканной одежды, но не мне же стирать, правда? Только бы никто особенно умный не додумался разжечь внизу огонь и попросту выкурить меня, как грызуна из норы.
— Ай!
— Да? — и кто это меня отвлекает от медитации и общения с Императором Вселенной в лице моего собственного самомнения? Впрочем, могла бы и сама догадаться.
— Ты что там делаешь? — продолжал глупые расспросы маг.
— Сижу, неужели не понятно? — проорала я в ответ.
— Ты больная!
Я скромно промолчала.
— Сумасшедшая!!!
Так, пора бы заняться маникюром.
— Ты специально, да?! Спускайся, мне же ехать надо!
Я продолжала довольно громко насвистывать известную мелодию, дабы показать, что полностью удовлетворена сложившейся ситуацией. Откуда-то снизу раздалась сначала тихая брань, потом какие-то другие загадочные звуки, и, наконец, маг оказался рядом. Нет, сначала, конечно, на крыше показалась его рука. Знаете, так, наверное, вурдалаки разрывают землю и выкапываются из-под земли с наступлением ночи. Я хихикнула и, не удержавшись, глянула на злющего мага.
— Слушай, а сколько ему лет? — не в тему спросила я, лишь бы отвлечь его от своей собственной персоны.
— Кому? — не ожидая ничего хорошего, подозрительно прищурился маг.
— Твоему родовому поместью!
Вэл что-то сдавленно проворчал.
— Мне никогда не нравилось это выражение. Родовыми могут быть травмы.
— Какие глубокие познания в этой области! Ах, не может быть! Невероятно! Но не бойся, светлый рыцарь, я сохраню твою тайну!
Он поморщился — словно кот недовольно дернул усами. Видимо, посчитал что это очередной приступ моей персональной и остро протекающей болезни. Или результат полученной в детстве травмы… Родовой…
Вэл недоуменно посмотрел на самозабвенно веселящуюся меня и сложил руки на груди.
— Так сколько ему лет? — сквозь смех повторила вопрос я.
— Много, — отрезал он, — Ай, слезай, мне ехать надо!
— Да пожалста! Едь на здоровье, я-то здесь причем? Хотя, нет, подожди, я еще не се сказала, послушай! Мне всегда безумно нравилось собственное имя. Догадайся почему! С ним такая куча слов рифмуется, что обычная речь превращается в стихи. Нет, ты только вслушайся: " Ай… слезай…" Правда звучит великолепно?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
