– Может, изучите свои налоговые скидки за последний год? Это послужит вам утешением.
Она печально покачала головой. Слишком все гадко. Никогда не думала, что придется жить в такой клоаке.
– Вот что я вам скажу, Беннет. Это такое дерьмо, и никакие налоговые скидки меня не утешат. Эти люди играют с моей жизнью. Они выдумывают гадости не о ком-нибудь, а обо мне. Я превратилась в неодушевленный предмет, в кассовый аппарат.
Любой, кому хочется денежек и кто не прочь ради этого взболтнуть, приврать, пошантажировать ее, получает желаемое по первому требованию. Впервые, слушая ее, Бен пет помалкивал. Как он ненавидел загонять ее в угол, но иного выхода не существовало.
– Так что мне ответить адвокату Лео, Тан? Внесите, пожалуйста, ясность.
После долгой горестной паузы она обреченно кивнула. Она умела признавать свое поражение.
– Хорошо, – хрипло ответила она. – Скажите, что мы заплатим этой сволочи. – Потом, стараясь не думать о том, что она только что согласилась заплатить полмиллиона человеку, навравшему про нее газетам, задала Беннету другой вопрос: – Как насчет Вайоминга? Вы можете что-то поправить?
– В каком смысле? Купить вам целый штат? – Он паясничал, пытаясь улучшить ей настроение, хотя заранее знал, что это бессмысленно, и не судил ее за упадок духа. Быть знаменитостью – тяжкий труд, что бы об этом ни думали несведущие люди. Со стороны это выглядит сплошным праздником, изнутри же наполнено страданием. Увы, относиться к этому безразлично невозможно. Порядочный человек не в силах не переживать.
– Вы можете вырвать у нее согласие, чтобы я взяла детей с собой? Я готова сократить срок поездки до одной недели, если это поможет. – Наплевать на двухнедельное резервирование!
– Если вы настаиваете, я попробую, но, думаю, это совершенно безнадежно. Даю голову на отсечение: газеты пронюхают, что вам дали от ворот поворот, а это тоже не будет способствовать улучшению вашей репутации. Раз мы используем против Лео версию нарушения конфиденциальности, я бы не советовал тащить все это в газеты.
– Великолепно! Спасибо. – Она делала вид, что все это ее не касается, но собеседник не мог не почувствовать, как она расстроена.
– Мне очень жаль, Таня, – посочувствовал он.
– Ясное дело. Еще раз спасибо. Поговорим завтра, – проговорила она сквозь слезы.
– Я позвоню утром. Надо разобраться с контрактами на концертное турне.
Она повесила трубку. На душе скребли кошки. Год за годом ее жизнь превращалась в ад. Как ни обожала ее публика, как ни награждала аплодисментами, все концерты, призы, деньги превращались в результате в то, что она имеет сейчас. Слишком многие вытирали об нее ноги. Муж уходит от нее не оглядываясь, ее лишают даже права видеться с приемными детьми. Странно, что в Голливуде вообще находятся люди, способные смотреть другим в глаза и ходить, не валясь с ног на каждом шагу!
Таня провела вечер и ночь в своем доме в Бель-Эр одна, полная горечи и близкая к самоубийству, – если ей что-то и мешало наложить на себя руки, то только опустошение и страх. Она вспомнила Элли, впервые за много лет, и сына Мэри Стюарт, Тодда. Какой, казалось бы, простой способ покончить со всем раз и навсегда! Но нет, так нельзя: здесь требуется одновременно и малодушие, и отвага, а она не находила в себе ни того ни другого.
Она досидела в гостиной до рассвета. Ей очень хотелось возненавидеть Тони, но даже этого не получалось. Знаменитая поп-звезда сейчас была способна только сидеть и лить слезы ночь напролет, и некому услышать ее рыдания, некому утешить. В конце концов она поплелась спать, так и не придумав, как быть с Вайомингом. Но это ее больше не занимало, пускай туда едут Джин с подружками, ее парикмахер, даже Тони с любовницей. Потом она вспомнила, что Тони и его партнерша отправляются в Европу. У любого есть друзья, дети, жизнь, репутация приличного человека. А что есть у нее, кроме золотых и платиновых дисков, развешанных на стенах, и призов на полках? Этим, по сути, все и исчерпывается. Она уже никому не могла доверять, не могла даже мечтать, что найдется мужчина, готовый смириться со всеми нечистотами, в которые она его неминуемо окунет. Оставалось лить слезы. Или хохотать до упаду: Она проделала путь на самый верх, чтобы убедиться: там не припрятано ничего хорошего. Она улеглась, продолжая думать о своей загубленной жизни, о детях, которых, наверное, никогда больше не увидит. Но так продолжалось всего несколько минут. Потом и она сама, и Тони, и ее дети, и вся ее жизнь растаяли, словно всего этого больше не существовало. Она заснула.
Глава 7
Таня проснулась с ломотой во всем теле, будто ее подвергли побоям, – сны о разводе, детях, о том, как Тони ушел от нее с вещами, измотали ее донельзя. Она встала, шатаясь как с похмелья, хотя накануне не выпила ни капли спиртного, и морщилась от головной боли и ноющих суставов.
– Все это кончится новым счетом из отделения пластической хирургии, – пообещала она своему отражению в зеркале ванной комнаты.
Наполнив горячей водой ванну, осторожно залезла в нее, улеглась и сразу же почувствовала себя лучше. Вечером ей предстояло петь на благотворительном концерте, и она собиралась хорошо выступить. Днем намечалась короткая репетиция. День вообще обещал выдаться загруженным.
Она появилась в кухне в халате, сварила кофе и взяла утреннюю газету. К ее облегчению в кои-то веки на первой странице не оказалось материала ни о ней, ни о ее муже, к которому скоро будет добавляться определение бывший, ни о ее работниках, прошлых и теперешних. Она опасливо перелистывала газету, словно боялась найти между страницами тарантула. Единственная статья, вызвавшая ее интерес, касалась сан-францисского врача Зои Филлипс.
Таня внимательно прочла статью и не удержалась от улыбки. Зоя была ее подругой по колледжу. Судя по всему, она добилась немалого успеха, возглавляя одну из крупнейших в городе клиник, оказывающих помощь больным СПИДом, и творила чудеса, выбивая деньги и добывая необходимое буквально из воздуха. Зоя кормила бездомных, больных СПИДом, предоставляла им кров, лечила, держала под наблюдением носителей страшной болезни. Настоящая мать Тереза из Сан-Франциско. Материал так тронул Таню, что она полезла в телефонную книгу, нашла номер и позвонила. Они не говорили с Зоей уже два года, хотя продолжали посылать друг другу рождественские поздравления. Таня знала, что она – единственная из подруг, кто еще держит Зою в поле зрения. Мэри Стюарт потеряла с ней связь много лет назад. Им так и не удалось перебросить мост через пропасть,, разверзшуюся между ними после смерти Элли. – Мэри Стюарт и слышать о ней не хотела. Таня симпатизировала обеим. Трубку взяла медсестра. Она попросила позвать доктора Филлипс. Сестра ответила, что доктор принимает больных, и спросила, сообщить ли ей о звонке.
