у нее не было – она ненавидела меня. Возможно, даже больше, чем своего предыдущего хозяина.
Как будто меня это заботило!
Кейн залпом осушил свой стакан и вытер губы тыльной стороной ладони. Он с вожделением уставился на нашу пленницу: кровь, видимо, отлила от головы к другой части его тела. Остальные тоже, не отрываясь, пялились на нее, словно она была призом для победителей.
Кейн прижал свой указательный палец к ее щеке и медленно провел им вниз:
– Вау, разве не милашка?
– Да пошел ты на х*й! – Она резко оттолкнула его руку.
– Ух ты! – опешил Кейн. – Вот ты какая! Но после войны я люблю поразвлечься. Ты вполне подойдешь. – С этими словами Кейн ухватил ее за руку, заломив за спину. – Ну-с, посмотрим, чем ты так прельстила Боунса.
– Позабавься, – сказал я, наливая виски. – А потом пусть и парни по очереди.
– Ну, не знаю… – ответил Кейн, крутя женщине руку. – Потом как-нибудь.
Он повернулся и повлек женщину в сторону спальни.
Я заметил, что она учащенно задышала и напряглась. В следующую секунду она с силой вонзила свой каблук в ботинок Кейна, отчего тот завопил и отпустил ее руку. Женщина молниеносно выхватила висевший на его поясе нож и, бросившись к ближайшему бойцу, нанесла ему такой яростный удар в грудь, словно была профессиональным убийцей.
Остальные схватились за оружие, чтобы пристрелить эту фурию, пока она не натворила новых бед. Один бросился на нее сзади, схватил было за запястья, но женщина ударила его головой, дернув его руку вниз, и сломала в локте, одновременно полоснув ножом.
Вот черт!
Не успел я и глазом моргнуть, как она была уже около дверей.
– Ловите ее! Ах ты ё****я сука! – орал Кейн, прыгая на одной ноге и держась за другую.
Бойцы бросились вслед за женщиной, и вскоре их крики донеслись из гостиной. Даже в таком положении она давала жару.
Я хватил стаканом об пол:
– Что за блядский цирк! – И побежал на шум голосов, чтобы стреножить эту дикую лошадь.
На полу я увидел убитого ударом в грудь человека. Вопли доносились уже из прихожей.
Женщина попыталась отворить окно, но оно было прочно закрыто. Здесь все, что только можно, было закрыто. Бойцы должны были брать ее живьем, так как убивать ее мы не собирались. Пока.
Я протолкнулся сквозь столпившихся вокруг пленницы людей и крикнул:
– Хватит!
Женщина продолжала озираться, ища путь для отхода. На ее лице застыла маска отчаяния. Ей хотелось бежать, но она не могла найти дорогу. Взгляд ее упал на нож – и я понял, какой будет ее следующая мысль.
– Стой! – приказал я ей.
Женщина перехватила нож лезвием к себе и приставила его к сердцу.
– Никто из моих людей не тронет тебя и пальцем! Даю тебе свое честное слово! Не делай этого.
Острие ножа прижималось к краю выреза на платье. В ее глазах я не увидел ни капли сомнения – смерть для нее давно была старой знакомой. Она хотела бежать, даже если это означало умереть. Так даже лучше.
– Много же стоит твое честное слово!
– Всего мира.
– Ты же сам говорил мне, что никому верить нельзя.
– А я и не прошу верить. – Я медленно опустил руку. – Просто брось нож. Ну, давай же!
– Да я лучше сдохну, чем буду рабом! Лучше умереть, чем снова пережить это…
Нижняя губа ее задрожала. И хотя в глазах все еще пылал огонь ненависти, ей было уже достаточно. Слишком много выпало на ее долю, и она наконец сломалась. Она приготовилась сказать миру последнее «прости». Рука дернулась, чтобы нанести роковой удар.
Я бросился вперед, и вовремя. Мои пальцы схватили ее за запястье, нож вылетел и ударился о стекло окна перед тем, как упасть на пол.
– Нет!
Женщина рухнула на колени:
– Позвольте мне умереть! Неужели у вас не осталось хоть капли сострадания?!
Тело обмякло, она уже падала на пол, когда я успел ее подхватить, прижав к груди. Она просто навалилась на меня, совершенно не заботясь о своей участи. Даже если бы я в тот момент перерезал ей горло, она приняла бы смерть, не моргнув глазом.
Я отнес ее в главную залу.
– Ты вырубил эту суку? – послышался голос Кейна, который обрабатывал свою рану водкой и накладывал повязку.
Я пронес почти безжизненное тело в комнату и положил на тюфяк. В комнате было окно, но с металлической решеткой. Комната выглядела по-спартански, да и мебели там не было. К ней примыкала ванная, но тоже без особых излишеств. Короче, это была обычная тюремная камера, правда вполне укромная.
Едва ее тело коснулось матраса, женщина ожила и забилась в самый дальний угол. Она обхватила грудь руками, как будто защищаясь, и отвела взгляд. Она обреченно смотрела в окно. Я еще не видел ее слез, хотя понимал, что она готова разрыдаться.
– Я не буду рабыней больше! – Звук ее голоса отразился от голых стен и ударил меня по ушам. – Пусть я пленница, но рабыней не буду! Вы можете вытворять со мной все что угодно, но я буду сопротивляться! Но при первом же удобном моменте я убью тебя! Это, блядь, я тебе обещаю!
Она вдруг посмотрела мне прямо в глаза: взгляд ее был холоднее, чем Арктика зимой. Я не усомнился в твердости ее обещания – она меня не боялась. И моих людей тоже. Она добьется своего тем или иным способом.
– Я человек слова.
– Ты преступник! Похититель людей! Насильник. И твои слова дерьма собачьего не стоят!
Как только она произнесла последнее слово, я почувствовал необычайное напряжение внутри себя. Я ощутил, как во мне вскипела кровь. Ее неукротимость, решительность, свирепость воссияли в моей душе, словно маяк. В штанах у меня сразу стало тесно, и сразу захотелось потрогать ее.
Я вынул из кармана шприц.
Женщина немедленно насторожилась:
– Если ты думаешь, что я позволю тебе вколоть эту дрянь, имей в виду, тебе мало не покажется.
– Я прошу…
– Просишь меня? – недоверчиво спросила она. – Так я и согласилась!
– А если я оставлю тебя здесь, как и предполагал ранее, то тебя будут е**ть ежедневно. Мои люди просто пустят тебя по кругу. Тебе не дадут даже уснуть. Так что если тебе кажется, что Боунс был с тобой плох, так здесь тебе тоже мало не покажется. Мои люди – не ночной кошмар. Они и есть самый настоящий ужас наяву. Мы олицетворяем зло…
Она заломила руки, поняв, что я не шучу.
– Так вот. Я – злой человек. Но у меня
