Берлин, 24 июня 1938 года
В кабинете Гейдриха сидел Вальтер Шелленберг, вызванный сюда для доклада о положении дел в Чехословакии. Разговор предстоял не из легких.
— Завтра должен начаться десятый съезд «Сокола», — нервно объяснял Шелленберг, — мы рассчитывали взорвать трибуны стадиона, как раз когда там соберется все руководство «Сокола». Эту операцию мы готовили совместно с абвером. Но сегодня утром мне сообщили, что стадион оцеплен войсками. Все трибуны проверяют саперы. К стадиону трудно подойти и на пушечный выстрел. Чехи заблаговременно узнали про эту операцию.
— Печально, — сказал Гейдрих, постукивая своими музыкальными пальцами по полированной поверхности стола. — У чешской разведки есть агент, а может, даже и несколько агентов, на очень хорошем месте. Перед этим была утечка информации о дислокации наших войск. А теперь вот это. Свяжитесь с Мюллером и постарайтесь внимательно проследить весь процесс подготовки операции. Постарайтесь вычислить этого агента.
— Но утечка могла произойти и из рядов Генлейна, — робко возразил Шелленберг.
— Могла, — согласился Гейдрих, — но мы должны точно знать, где этот чешский источник. У меня есть большие подозрения, что этот источник находится где-то в руководстве вермахта. Информация слишком горячая и важная. Если еще можно допустить, что в данном случае агент находится в рядах ребят Генлейна, то с дислокацией наших войск это маловероятно. Мне не верится, что у чехов слишком большая сеть агентуры. Вряд ли. Скорее всего, это работает один, но очень информированный человек. Существование такого человека ставит под угрозу операцию «Грюн». По крайней мере, может слишком усложнить ее. Молите Всевышнего, что они просто сорвали нам операцию. А представьте себе, если бы они сумели получить доказательства нашей причастности к этому делу. Вы понимаете, какой козырь в этом случае получил бы Бенеш.
— Я все понимаю, группенфюрер
— Кстати, Вальтер, а почему вдруг вермахт оказался в курсе вашей операции со взрывом на стадионе? Они-то здесь при чем? — удивился Гейдрих.
— Вермахт ничего об этом не должен был знать, — удивился в свою очередь Шелленберг. — Единственное это то, что я обращался в абвер за консультацией по взрывным устройствам.
— Значит, уже не весь вермахт, а только абвер, — задумчиво проговорил Гейдрих.
— Это объясняет оперативность, с которой они получают информацию, — оживился Шелленберг, — Сотрудники абвера без труда могут ездить за границу.
— Это вовсе не обязательно, Вальтер, — покачал головой Гейдрих. — Если это хороший агент, то у него под рукой могут сидеть человек пять связников, которые в любой момент вполне легально могут выехать за границу. К тому же не забывайте про почту и телеграф. Но к абверу присмотритесь, я, конечно, еще и Мюллера попрошу подключиться к этому делу. И все же не будем строить из этого скоропалительных выводов: возможно, мы имеем дело с двумя обычными совпадениями. К тому же, не забывайте генлейновских парней, да и наше ведомство нельзя так просто скидывать со счетов.
— Но у нас все проходят строгую проверку, — возразил Шелленберг.
— А абвер, по-вашему, набирает себе бродяг с улицы? Они тоже не дураки: у них такая же строгая проверка. Отучайтесь делать скоропалительные выводы.
Польша, 25 июня 1938 года
Вот уже пятый день Моисей Гриншпан жил в Польше. Неделю назад он еще жил в Берлине, содержал небольшую зеленную лавку и ни на что не жаловался. Но вот рано утром в его квартире появились здоровенные парни и коричневых рубашках и вручили ему извещение, что они с женой должны в двадцать четыре часа, оставив все свое имущество на произвол судьбы и взяв с собой только минимум, достаточный на то, чтобы прожить один день, покинуть Германию и выехать в Польшу. Парни вернулись через три часа, они объявили, что поезд отходит через час, и буквально пинками вышвырнули их из дома, в котором Гриншпаны прожили около пятнадцати лет. Всю дорогу один из парней пытался поддать Берту ногой под зад, а когда Моисей хотел было возмутиться, то получил от второго такой удар, что еле устоял на ногах.
Их привели на товарную станцию, где стоял состав с вагонами для скота. Когда Моисей попытался заикнуться, что эти вагоны для людей не предназначены, один из парней заржал и сказал: «Твою телку и на живодерню уже не возьмут, а тебя, старого козла, надо бы вообще сзади к вагону привязать — и так добежишь. Так что считай, что вам достались билеты в поезд-люкс». И снова заржал как ненормальный.
Вместе с тысячами таких же несчастных он с женой в товарном вагоне добрался до Польши. Там, на границе, творилось что-то страшное: никто не знал ни что делать, ни куда идти. Первую свою ночь в Польше они провели под открытым небом, прямо в поле недалеко от железнодорожной станции, где их буквально выпихнули из вагона. На следующий день на станции появились люди из какой-то еврейской организации и попытались хоть как-то пристроить беженцев. Тех, кто был помоложе и попроворней и оказался в первых рядах, отправили в города, а вот его с женой определили в деревню, на хутор, где жила и без них довольно многочисленная еврейская семья. Таким образом, вот уже второй день Моисей работает фактически сезонным рабочим на поле. Он с детства не жаловался на здоровье, но и физическим трудом никогда не занимался, а поэтому его новое занятие было для него, в его возрасте, а ему было уже за пятьдесят, сущей каторгой. Не лучше было и его жене.
Сегодня Моисей после работы едва добрел до хутора, поужинал вместе с хозяевами кашей с молоком и хлебом и, чтобы не путаться под ногами у хозяев, вышел на улочку, сел на камешек у дороги и предался своим невеселым думам. От них его оторвал звук приближающейся машины. Он поднял голову и увидел, что по дороге из ближайшего города к хутору приближается небольшая легковая машина. За последние годы жизни в Германии у Моисея появился страх перед подъезжающими машинами: в Германии на таких машинах очень часто за людьми приезжало гестапо. Но на этот раз машина была какой-то незнакомой марки, явно не немецкая.
Когда машина поравнялась с Моисеем, она остановилась и оттуда высунулся рыжеватый молодой человек с веснушчатым лицом.
— Я ищу семью Гриншпан, — крикнул парень на ломаном даже для Моисея польском языке.
— Я — Моисей Гриншпан, — ответил старик на таком же ломаном польском и с интересом уставился на водителя машины.
У него в голове мелькнула мысль, что, может быть, эти активисты из сионистской организации уже подыскали ему местечко получше?
Парень вылез из машины. Он был одет в довольно хороший костюм, узел галстука был ослаблен, пиджак не застегнут. Парень размашистым шагом подошел к старику и протянул руку.
— Пауль Фогель, — представился он на немецком.
Моисей с удивлением пожал протянутую ему руку.
— Я — приятель вашего сына Герши, — начал парень, — Мы с ним постоянно видимся в Париже. Когда он узнал, что я буду в Германии, то попросил меня заехать к вам и передать кое-какие подарки, — при этих словах парень полез в машину и достал оттуда пакет, — Я заехал к вам в Берлине, но мне сказали, что вы уехали в Польшу. Насилу вас здесь нашел. Если хотите, то можете черкнуть ему пару строк: завтра я опять уезжаю в Париж.
— Кто вы? — спросил Моисей, так и не понимая до конца то, что ему говорили.
— Я же сказал, Пауль Фогель, — широко заулыбался парень, — Я друг вашего сына. У вас ведь есть сын в Париже, Гершель? — Услышав имя сына, Моисей кивнул головой, а парень продолжал: — Ну так вот, я сам — американец, занимаюсь тут в Европе коммерцией. Так все время и болтаюсь туда-сюда. У нас кое-какие совместные дела с Гершелем. Вот он и попросил вас навестить. А тут такая свистопляска. Насилу, говорю, вас нашел.
— Говорите, что американец, а говорите как баварец, — с сомнением сказал Моисей.
— Ну, нагнали на вас страху эти наци, — снова рассмеялся парень, — Так я и есть вообще-то баварец. У меня еще дед уехал в Америку. Но дома мы всегда говорили по-немецки. Отец-то на работе весь день, я все с бабкой да с дедом дома сидел, а они только по-немецки. А вы хотите по-английски поговорить?
— Нет, нет, — быстро замотал головой Моисей, у которого особых лингвистических способностей никогда не наблюдалось.
— Ну так будете писать сыну письмо? — спросил парень, — А то, вы уж извините, у меня времени в обрез. Надо еще проверить, как погрузили товар, а с утра в дорогу, в Париж.
— Я с женой… Она может тоже… — скороговоркой заговорил Моисей, — Вот только пригласить мне вас некуда… Сами здесь так…
— Да я все понимаю, — сказал парень, махнув рукой. — Мне все рассказали, — он достал из заднего кармана плоскую бутылку с шотландским виски, открутил крышку и спросил Моисея: — Хотите?
Тот быстро замотал головой.
