Ян с такой скоростью ударяет кулаком по столу и на меня бросается, что я едва успеваю отскочить к рыжему клоуну, умирающему из-за нас в приступе хохота.
— Я тебе сейчас шею сверну! — перелезает через него Барсов и хватает меня за рубашку, опрокидывая нас обратно на беднягу Гену. — Вот тогда и радость ко мне придёт!
Эх, как же я обожаю эти редкие моменты, когда у Барса сносит крышу и он пытается меня убить.
Веселье, да и только!
Заряжает по полной!
— Я ж от чистого сердца! — выкрикиваю я, давясь от смеха при виде натуженной физиономии придавленного нами рыжего. — Кусочек счастья в подарок!
— Я тебе сейчас покажу счастье, недоносок! — тянет руки к моей шее Барсов, не обращая внимания на то, как сильно мы навалились на кресло, и оно уже накренилось набок. — На всю жизнь отпадёт желание быть счастливым!
— Слезьте с меня! — верещит под нами Гена, пытаясь спихнуть с себя тяжёлую ношу. — Я не удержу вас двоих сразу!
— Не ори так, придурок! — шикаю я на него, пока Ян трясёт меня за плечи и брызгает от злости слюной. — Если кто-то услышит, то подумает, что мы…
— Чем это вы тут занимаетесь? — внезапно открывается дверь в кабинет и входит ошарашенная Мила. — Вас в коридоре слышно…
— Милая… — хрипит Барсов, застуканный врасплох и собираясь от нас отвязаться, делает резкое движение, которое ведёт за собой перевёрнутое кресло и три стонущих на полу тела.
— Господи, дай мне терпения… — вздыхает Вольская, кидаясь к нам на помощь. — Вам что, по пять лет? Больше заняться нечем?
— Милочка, ему срочно нужно сдать анализы на бешенство! — прыгаю ей за спину и подкалываю её злого жениха, резко перестающего отряхиваться и желающего перешагнуть уже через свою женщину, лишь бы до меня добраться. — Я его и пальцем не трогал!
— Ян. — строго останавливает его Мила и пальцем указывает вернуться за рабочий стол.
— Не ухмыляйся, сволочь. — адресует он мне, исполняя безмолвную просьбу невесты. — Я тебя достану.
— Я всего лишь хотел сделать тебя счастливым, неблагодарная скотина! — потешаюсь я над ним, приглушая свой смех в плечо Вольской.
— Хуже счастливого Березина может быть только счастливый Барсов… — с волнением говорит Гена, поднимая с пола кресло.
— Руки от неё убери. — грозит мне бедой Ян, собирая на столе раскиданные документы.
Лукаво улыбнувшись, притягиваю Милу к своему боку и громко чмокаю её в щёку.
— Березин! — сливаются три голоса воедино.
— Ой, ну какие же вы нудные, ребята… — машу на них рукой и подтолкнув смутившуюся девушку к её мужчине, достаю из кармана телефон, собираясь позвонить Алисе. — Шуток не понимаете!
— Твои шутки уже в печёнках застряли! — ядовито бьёт по моим выдающимся способностям Ян, но тут же затихает, когда Мила плавными движениями начинает гладить его волосы.
— Ты хоть иногда бываешь серьёзным? — бросает она на меня критикующий взгляд.
Нет. Не бываю.
— Никто меня не понимает! — нарочито обиженно ото всех отворачиваюсь и вытираю горькую слезу. — Только жизнь начнёт налаживаться, так нет же, друзья говнеца подбросят и… — отвлекаюсь на неожиданную вибрацию телефона в руке и ещё только мельком взглянув на входящий звонок, с досадой понимаю, что настроение стремительно падает. — Недолго счастье длилось… — сдавленно заключаю я, прочищая горло и стараясь придать убитому голосу уверенности.
— Березин? — зовёт за спиной Барсов, вновь удивляя меня своей дальновидностью.
Сколько бы раз мы не выясняли отношения, это никогда не отменит нашей дружбы и выработанной годами чуйки, что настала пора перестать дурачиться и именно сейчас требуется подставить плечо.
Друзья хорошо меня знают. Даже слишком. Я весь окружающий мир воспринимаю через призму шуток, но не себя и свои проблемы. Всё, что связано со мной напрямую я принимаю всерьёз и частенько мне не до смеха.
Если у меня пропадает голос и черты лица ползут вниз, значит дело серьёзное.
— Игорь? — чуть суровее повторяет Ян, не давая мне замкнуться в себе. — Кто звонит?
Вбираю в себя побольше запаса воздуха и опускаю плечи:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Маменька…
— Узнай, что хочет. — советует друг, сверля мне спину настойчивым взглядом.
— Реально, Гошан, иначе сюда наведается… — подхватывает Леванов, добавляя мне решимости.
— А что не так-то…? — шепчет Мила, но резко умолкает, очевидно напоровшись на предостережение Барса.
Считаю мысленно до трёх и с явной неохотой отвечаю на вызов:
— У меня мало времени, мама.
— Найди. — пикирует она, не желая уходить на второй план.
— У тебя что-то серьёзное? — даже закатить глаза нормально не получается, до такой степени коробит.
— Да, серьёзное. Я вернулась из Милана, а сын даже не позвонил… — знакомые нравоучения. — Выдели время для обеда, буду ждать тебя в нашем ресторане.
Вот и всё.
Так растроган этой милой беседой, ей-богу, аж слёзы наворачиваются.
— Ну? — ожидают друзья.
— Вылазка в семейное гнездо. — коротко поясняю я и тороплюсь остаться в одиночестве.
— Давай вечером к нам? — предлагается поддержка и я молча качаю головой, вкладывая во взгляд всю благодарность.
— Нет, Ян. У меня Алиса. — успокаиваю и себя, и его. — Увидимся. — приподнимаю уголок губ для прощания с ничего непонимающей Милой и с протяжным выдохом, выбираюсь наружу из душного кабинета.
Не мешкая и не истязая себя мыслями, звоню мышонку. До смерти нужен её тихий умиротворяющий голос и элементарное «Ох, Березин…». Обычное обращение, но наполненное самым что ни на есть бездонным смыслом. Пока она это говорит, чувствую себя живым, чувствую себя нужным. Внутренняя пустота больше не мучает и мне есть за что держаться, чтобы быть полноценным. То, что я считал болезнью, оказалось излечением. Не просто так в моей голове заела Алиса, спутывая привычные мысли. Это пробивался голос сердца, напоминая о том, что оно есть и ему надоело мёрзнуть в заброшенной глубине. Надоело страдать от ненужности. Пора впустить свет и обрести истинный смысл.
— Ты передумал? — слышны нотки надежды. — Можно выйти на работу?
— Нет. Набирайся сил. Это была лишь тренировочная ночь. — поражаюсь её упёртости и немного припугиваю.
— …
В обморок что ли упала?
— Я тоже рад! — на всех уровнях своего сознания чувствую, как меня вытягивает из стресса и цель звонка бесспорно достигнута. — Чего молчишь?
— Боюсь. — едва различимый ответ.
— Меня? — само собой, не трудно догадаться.
— Да…
— Меня не нужно бояться, Алис, мне нужно доверять. — усмехаюсь от умиления, полностью сосредотачиваясь в мечтах о нашем будущем.
Это помогает. Мысли о матери становятся бесцветными, и я сажусь в машину уже не таким накрученным.
— Ты куда-то едешь? — прислушивается к звукам дороги мышонок.
— Да, на встречу. — избегаю я конкретики.
Не надо ей пока знать о моей семье, а то вообще не захочет иметь со мной никаких дел.
— Понятно.
Слушаю её равномерное дыхание и ловлю себя на мысли, что хочу его сбить.
— Кхм, а где ревность? — подшучиваю я. — Ты же меня бабником считаешь…
— Зачем ревновать, если ты всё равно сделаешь так, как захочешь? — и всё это таким ровным тоном, что даже как-то обидно стало.
— Не всегда. — примирительно откликаюсь я. — Сейчас я принимаю все решения, опираясь на твоё присутствие в своей жизни. А так как я прикладываю немало сил, чтобы ты была рядом и делаю многое в тебе угоду… то это чего получается, что я подкаблучник что ли? — аж торможу у входа в ресторан резче, чем хотелось.
— И что это ты мне в угоду делаешь, Березин? — не верит Алиса.
Вот бессовестная! Я себя чуть ли не ломаю каждый день и держу в руках, а она даже не замечает…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Да я постоянно иду у тебя на поводу! Например, скажи спасибо, что до сих пор тебя не связал, губки твои прекрасные не заклеил и в ЗАГС не приволок, а мог бы!
— Ты нигде на учёте не состоишь? — спустя некоторое время спрашивает мышонок.
— Пока нет. — на полном серьёзе отвечаю я и снова бросаю на ненавистный ресторан взгляд непреодолимого отвращения. — Любовь моя, мне надо бежать…
