Настроение у доктора Элизабет Эллиот этим утром было обычным, то есть отвратительным, и любой из сотрудников Белого дома с готовностью подтвердил бы это. Она встала и направилась в кафетерий Белого дома за очередной чашкой кофе. От крепкого кофе ее настроение делалось только хуже — она почувствовала это и заставила себя улыбнуться. Такой улыбки никогда не видели охранники, которые проверяли у нее пропуск каждое утро при входе в западные ворота. Ну и что? В конце концов это всего лишь полицейские, а полицейские не вызывали у нее никакой симпатии. В кафетерии сотрудников аппарата Белого дома обслуживали стюарды из Военно-морского флота, единственным достоинством которых было то, что большинство из них принадлежали к национальным меньшинствам, главным образом филиппинцам. Элизабет считала это позорным пережитком того периода, когда Америка была колониальной державой и эксплуатировала другие страны. Секретарши и другой обслуживающий персонал работали в Белом доме, как правило, в течение длительного времени и к политике не имели никакого отношения. Влиянием в Белом доме пользовались те, кто занимался политикой, поэтому все то очарование, которое удавалось мобилизовать Элизабет, она сохраняла для них. Агенты секретной службы наблюдали за ее передвижениями с таким же — если не меньшим — интересом, какое уделили бы собаке президента. Впрочем, собаки у президента не было. Как агенты, так и обслуживающий персонал, обеспечивающий бесперебойное функционирование Белого дома, равнодушно следили за тем, как приезжают сюда люди, имеющие о себе такое высокое мнение. Они смотрели на Элизабет Эллиот как на очередную выскочку, вознесенную к вершине власти волной политических амбиций, понимая, что рано или поздно все эти временщики уедут, а они, профессионалы, знающие и любящие свое дело, останутся и будут исполнять обязанности в соответствии с принятыми обязательствами. Кастовая система Белого дома существовала уже очень долго, и каждая прослойка смотрела на другую свысока.
Элизабет вернулась к своему столу, поставила чашку и потянулась. Вращающееся кресло было удобным — вообще здесь уделялось немалое внимание комфорту и удобству персонала, намного большее, чем в Беннингтоне, — однако бесконечные недели, когда приходилось рано вставать и работать допоздна, сказывались на ее самочувствии, отнюдь не улучшая характер. Элизабет не раз давала себе слово, что займется физическими упражнениями, как это делала раньше. По крайней мере будет совершать прогулки. Многие сотрудники пользовались частью обеденного перерыва, чтобы прогуляться по улице. Более энергичные совершали пробежки. Некоторые девушки из обслуживающего персонала, особенно молодые и одинокие, делали пробежки вместе с военными, работавшими в Белом доме. По-видимому, их привлекали короткая стрижка и упрощенное мышление, свойственные профессии военных. Но у Элизабет Эллиот для этого не оставалось времени, поэтому она ограничивалась тем, что потягивалась всем телом и лишь затем опускалась в кресло, бормоча ругательства себе под нос. Декан одного из факультетов самого престижного американского колледжа для женщин — и вот ей приходится исполнять обязанности секретарши какого-то проклятого йельца! Однако ворчание не слишком помогает, и она вернулась к работе.
Элизабет просмотрела уже половину бюллетеня и открыла новую страницу, держа наготове желтый фломастер, которым помечала особо интересные места. Статьи в «Ранней птичке» были расположены неровно, что вызывало раздражение у специального помощника, привыкшей к аккуратности и патологически не выносившей беспорядка. Страница начиналась с маленькой заметки из «Хартфордского вестника». Заголовок гласил: «ИСК О ПРИЗНАНИИ ОТЦОВСТВА ОЛДЕНА». Чашка кофе, которую Элизабет взяла со стола, замерла, так и не коснувшись ее губ.
Что?
«На этой неделе мисс Марша Блюм обратилась в суд Нью-Хейвена с исковым заявлением, в котором утверждает, что отцом ее недавно родившейся дочери является профессор Чарлз В. Олден, бывший декан факультета политологии Йельского университета, занимающий в настоящее время должность советника президента Фаулера по национальной безопасности. Утверждая, что на протяжении двух лет она сожительствовала с доктором Олденом, мисс Блюм, готовящаяся к защите докторской диссертации по истории России, добивается от Олдена уплаты алиментов…»
— Похотливый старый козел, — пробормотала Элизабет.
Сомневаться в этом не приходилось. Эта мысль пронеслась у нее в голове, подобно ослепительной вспышке молнии. Конечно, Олден не сможет оспаривать этого. Любовные похождения Олдена уже были предметом насмешливых заметок в «Вашингтон пост». Чарли не пропускал ни одной юбки — или брюк — и вообще любой одежды, внутри которой находилась женщина.
Марша Блюм… Еврейка? Похоже. Этот идиот трахал одну из своих аспиранток. Устроил ей ребенка. Интересно, почему она не сделала аборт? Готова побиться об заклад, что эта Блюм быстро ему надоела, он бросил ее, а та настолько разозлилась…
Боже мой, но ведь сегодня Олден вылетает в Саудовскую Аравию…
Нельзя этого допустить…
Вот кретин. Даже не предупредил о возможном скандале, не сказал ни единого слова. Да, конечно, в противном случае мне стало бы известно. Подобные тайны остаются секретами до тех пор, пока их не упоминают в сортире. А что если ему самому не было известно об этом? Может быть, эта Блюм разозлилась на него до такой степени, что?.. На лице Элизабет появилась ядовитая усмешка. Вполне могла.
Эллиот подняла трубку телефона… и задумалась. Звонить президенту в спальню — нарушение всяких правил. Особенно если из случившегося ты получаешь прямую выгоду.
С другой стороны…
Что скажет вице-президент? В конце концов, Олден — его креатура. Но вице-президент в высшей степени нетерпим в вопросах морали. Разве он не предупреждал Олдена, чтобы тот не увлекался охотой за юбками? Точно, предупреждал, три месяца назад. Итак, Чарли совершил худший политический грех — его поймали за руку. Впрочем, даже не за руку, а за другую часть тела. Элизабет хихикнула. Трахать одну из аспиранток! Ну и дурак! А теперь он советует президенту, как лучше руководить государством. Элизабет с трудом удержалась от хохота.
Насколько велик политический ущерб для администрации Фаулера?
Феминистки прямо-таки озвереют. Они не обратят никакого внимания на глупость этой самой Блюм, не пожелавшей избавиться от нежеланного — нежеланного ли? — ребенка. В конце концов, стоит ли говорить об этом? Она сделала выбор — и точка. Для сторонниц феминистского движения все было до смешного просто: какой-то кобель воспользовался слабостью одной из сестер, а сейчас занимает одну из высших должностей в администрации президента, который на словах поддерживает женщин.
Сторонники запрещения абортов тоже выразят негодование… и, может быть, еще яростнее. Совсем недавно им удалось добиться кое-чего разумного — по мнению Элизабет, их успех был поистине удивительным. Двое весьма консервативных сенаторов предложили законопроект, который принудит «незаконных отцов» оплачивать воспитание своих детей. Этим неандертальцам наконец-то пришло в голову, что после запрещения абортов кому-то придется взять на себя расходы по содержанию незаконнорожденных детей. Более того, эта компания увлеклась морализмом и крыла администрацию Фаулера за массу других промахов. Для этих чокнутых консерваторов Олден окажется еще одним безответственным развратником, белым — что еще лучше — и входящим в правительство, которое они ненавидели.
Элизабет обдумывала различные аспекты проблемы еще несколько минут, стараясь быть беспристрастной, пытаясь встать на место Олдена. Как он поступит? Будет отрицать, что это его ребенок? Генетическое тестирование сразу опровергнет его отрицания, да и вряд ли Олден решится на такое. Если он признает ребенка своим… совершенно очевидно, что он не сможет жениться на девушке (в статье указывался ее возраст — всего двадцать четыре года). Уплата алиментов будет означать признание отцовства, а это грубейшее нарушение академических традиций, отношений между профессором и аспиранткой. Действительно, не принято, чтобы профессор спал со своей ученицей. То, что это случалось сплошь и рядом, не имело отношения к делу. В университетских кругах действовало то же правило, что и среди политиков, — главное, чтобы тебя не поймали. То, над чем можно было посмеяться, рассказывая анекдоты в преподавательской среде, становилось позором в глазах широкой общественности.
Итак, Чарли уходит, и момент для этого…
Элизабет решительно набрала номер телефона в спальне президента.
— Прошу к телефону президента. Это доктор Эллиот.
Наступила тишина — агент Секретной службы спрашивает у президента, возьмет ли он трубку. Боже мой, внезапно подумала Элизабет, только бы я не застала его в сортире! Но сейчас было уже поздно беспокоиться об этом.
