о свадьбе ничего не говорит, и вообще, о будущем не думает?
– В смысле, об их совместном будущем? – удивлённо спросил я. Жена в ответ кивнула и в ожидании уставилась на меня.
– Ну, дорогая, а что за спешка?
– Ну, она же видит, что и ты быстро женился, и Брагин, и Сандалов. А Витя ей даже предложения еще не сделал.
– Все мужчины разные, – начал объяснять я. – Одни решительные, другие наоборот. Кто-то в драку может смело ринуться, а девушке о чувствах своих сказать побоится. Опять же, родители у всех разные. Кто-то к ним прислушивается, а кто-то не к ним, а к друзьям. Смотря, кому больше доверяют, чью точку зрения считают правильной. Не думаю, что Витя в таком серьёзном вопросе с отцом не посоветуется. Он же у него не какой-то там неудачник, мнением которого можно пренебречь, он замминистра. Уверен, что Витя отца очень уважает, и мнением его дорожит. А если он ему сказал, что о семье рано думать, пока не отучишься? Может такое быть?
– Скорее всего, так и есть, – кивнула жена, посветлев.
– Ну, вот он и не думает, – развёл я руками. – Это не значит, что он Машу не любит, и она ему безразлична. Так что лучше всего – пусть она с ним откровенно на эту тему поговорит. Судя по тому, как они постоянно за ручку ходят, явно он не считает ее случайной попутчицей на недолгое время…
Жена успокоилась и занялась сборами на работу. Они с мамой и Анной Аркадьевной перелопатили все шкафы, выбирая, в чём ей завтра в первый день идти.
Пока мы ездили к Шадриным, заходили художники с первого этажа, оставили нам в подарок небольшую акварель Елены Яковлевны, крымский морской пейзаж. Пошёл сразу к ним с ответными поздравлениями, взял блок сигарет и книгу им в подарок. Посидели немного за чашкой чая, поговорил с ними насчёт художников Пурыгина и Пивоварова. Объяснил свой интерес запросом на подобные «шедевры» у иностранной родни мужа сестры, мол, сам интереса не имею, это всё зять-иностранец.
Художники переглянулись между собой снисходительно, мол, ну что взять с загнивающего Запада?
Мне повезло, иллюстратора Пивоварова Елена Яковлевна знала по работе. Пересекались как-то, она тоже много книг за свою жизнь иллюстрировала. А с Пурыгиным было сложнее, они знали только одного художника Пурыгина, из Куйбышева. Он окончил художественный институт при Суриковской академии в Москве, там же и Михаил Андреевич учился, но в другие годы. Хотя они и ровесники, но война всё смешала... Но они дружат и, возможно, он сможет меня скоро с ним познакомить, тот в Подмосковье хочет из Куйбышева перебраться.
Это всё здорово, конечно, но это явно не тот Пурыгин, что мне нужен. Эх…
Вернувшись, застал у нас артистов Данченко, они тоже пришли нас поздравить с наступившим. Обменялись подарками. Яков не курит, так что вручил ему бутылку коньяка, а Иде книгу. Они нам принесли в подарок керамический набор, графин и стопки в виде сказочных рыб. Ида сразу присоединилась к женщинам, а я решил воспользоваться моментом и расспросить Якова о труппе Ромэна. Кому как не ему знать своих коллег и кто на что способен?
Только пригласил его на кухню, как Тузик завыл. Понимая, что у жены завтра важный день и ей надо дать возможность подготовиться, пошёл предложить женщинам свою помощь, но пришлось встать в очередь за Ахмадом и Загитом. Есть свои плюсы в большой семье, меня отправили на кухню обратно к гостю.
Закусок и всякой еды в холодильнике было полно, просто выставил это всё на стол, достал бутылочку коньяка, пригубили с Яковом по стопочке.
– Михаил Андреевич познакомил меня со своим другом, – начал я, – Леонидом Прокофьевичем.
– А, Дробышевским? – удивлённо вскинул брови Яков.
– Не знаю, наверное. А, подожди! Он же мне пьесу свою дал…
Принёс пожелтевшие листки, что вручил мне драматург и принялся изучать первые страницы в надежде на определение авторства.
– Ну, да, Дробышевский Л.П., – подтвердил я. – Он же известный человек в вашем кругу, да?
– Конечно, – вскинул глаза к верху сосед. – Народного дали! Можно? – протянул он руку за пьесой.
– Пожалуйста… Поделился с ним, что от вашего театра получил предложение на пьесу… Так он ликбез для меня провёл и вот, – кивнул я на печатные листы в руках Якова, – как образец оформления предложил.
– Это он тебе экземпляр «Цены бессмертия» дал? – потрясённо произнёс Яков. – Он за неё Ленинскую премию получил, – бережно сложив листы, вернул он их мне.
– Ничего себе, – удивился я. – Интересно, есть тут его автограф?
Пролистав, нашёл несколько карандашных пометок, но автографа, как такового не было. Надо будет взять…
– Он посоветовал прежде, чем начать писать, – продолжил я, – узнать состав вашей труппы. Сколько у вас драматических актёров, возраст, пол.
– Мы с Идой давно мечтаем о такой работе, – признался Яков. – У нас в театре есть несколько спектаклей, но они музыкальные, такая, знаешь, цыганская оперетта… А хочется чего-то серьёзного.
– Ваш Боянов просил что-то патриотическое, – напомнил я.
– Ну, это не он просил, – усмехнулся Яков, – это ему сказали… На него давят сильно по партийной линии, вот он и мечется, ищет, что этакое поставить. Но никто из нас не хочет превращать это в фарс для галочки. Это наш шанс! Хочется хорошей драматургии, хочется серьёзной большой работы. У нас многие хотели бы себя в этом попробовать, а вдруг окажется, что мы все великие актёры.
– Короче, не оглядываться на состав труппы? – подвёл итог я.
– Ты пиши! А мы найдём, кому играть, – уверенно заявил сосед.
Тут на кухню вошла Галия, в узкой чёрной юбке до колена и белой блузке с воротом на банте. На ногах чёрные туфли на каблуке.
– Ну, как? – вопросительно уставилась она на меня.
– Ты очаровательна, – улыбнулся я и она тут же, улыбнувшись в ответ, вышла. Яков только успел ей вслед тоже комплимент сказать.
Не успели мы с Яковом обсудить технические возможности их сцены, как жена вернулась в голубом платье с длинным рукавом и в белых туфлях. Меня смутила длина платья, оно было сильно выше колена.
– Первый вариант более представительный, как мне кажется, – высказался я, жена кивнула и опять умчалась.
Переодевшись
