— Очень жаль. — Жардэн начал лениво водить черенком кнута по полу. — Надеюсь, вы возьмете на себя их защиту, если мы обратимся в суд?
— Нет, но, несомненно, адвокат найдется. Может, кто-нибудь из Дональдсонвиля.
Рука Жардэна остановилась, кнут в ней замер, и он уставился на Алекса.
— От моих услуг отказались из-за того, что я им предложил полюбовное соглашение между вами. — Алекс вполне удовлетворился таким признанием. — Следующий ход за вами, Жардэн.
— Вот почему вы не танцевали на балу с Нанетт, — воскликнул Мишель. — Вы из-за этого поссорились?
Алекс с равнодушным молчанием бросил на него ответный взгляд.
Жардэн расхохотался.
— Ничего себе, будь я проклят? Ну, а как теперь с помолвкой?
— Какой помолвкой? — вежливо осведомился Алекс. — Разве вы не помните, что они носят траур?
— Да, да, извините. — Мишель встал. — Сообщение об этом так и не было официально оглашено, не так ли?
— Нет, не было. Если мы с вами уже не противники, — сказал Алекс, — не смогли бы вы удовлетворить мое любопытство, Жардэн. Вы на самом деле не знаете той женщины, которая родила Орелию? Или же Кроули сказал вам?
Глаза у Мишеля заблестели.
— Кроули не открыл мне, кто она. Ни мне, ни кому-либо другому, насколько мне известно. Но ведь любому ясно, что Орелия — это высший класс, правда?
— Любому? Вы, вероятно, забываете о моих прежних клиентах.
Мишель пожал плечами.
— Отрицать это — в их интересах.
— Вероятно, сами вы не верите тем слухам, которые здесь постоянно циркулируют, если, как я понял, вы уверяете своих друзей в том, что подумываете о браке с этой юной леди.
Жардэн колебался.
— Ну, об этом говорить пока еще рано, — беспечно сказал он. — Так, к слову пришлось, и я не думал, что кто-то начнет всерьез повторять мои необдуманные слова, — он повернулся к двери. — Значит, вы вышли из игры? В таком случае пожелайте мне удачи, Арчер!
— Желаю всего наилучшего! — радушно сказал Алекс. Поднявшись, он проводил Жардэна до двери. Глядя, как он забрался в седло, как перевел лошадь на рысь, он подумал: "Лжет". Кроули, может, ему ничего и не сказал, но Мишель Жардэн знал, кто была мать Орелии.
В глубокой задумчивости он подошел к письменному столу. Он всегда сомневался в притязаниях Жардэна на тесную дружбу с Иваном Кроули. Но если информацию о родственном отношении Орелии к семье Кроули не сообщил ему сам плантатор, то каким образом она к нему попала? "Может, — подумал Алекс, — ему следовало побыть подольше в Новом Орлеане, чтобы выяснить как можно больше о самом Жардэне"?
Очистив стол от бумаг, надев шляпу, он, заперев контору, пошел пешком домой, в пансион, где распорядился, чтобы горничная оставила место и для него за обеденным столом. Усевшись на стуле по правую руку от мадемуазель Клодетт, он увидел, как в столовую вошли мадемуазель Орелия и мадам Дюкло.
Поднявшись, он отвесил поклон. Они прошептали свои приветствия. Мадемуазель сказала что-то слуге, и он тотчас подал суп. Сама хозяйка молча сидела во главе стола, с хмурым лицом, с грузными, отяжелевшими чертами, но Алекс счел ее поведение скорее признаком застенчивой сдержанности, чем неудовольствия. Они ели в полной тишине.
Алекс размышлял над тем, кто подарил это платье Орелии — Жардэн? Она очень хорошо выглядела в нем, с этим глубоким декольте и свободными широкими рукавами, в трауре, который служил великолепным фоном для ее золотисто-красноватых искорок в волосах и рыжевато-карих глазах.
"Лицо у нее красиво с любой точки зрения", — удивлялся он. Всякий художник будет без ума от прекрасного изгиба бровей над миндалевидными глазами, точеных скул, от мягкой линии щек, наплывающих на ее твердый подбородок с чуть заметной ямкой посредине. А как у нее была посажена голова на длинной, нежной, грациозной, словно стебель цветка, шее…
Он встрепенулся. Эта девушка внушала ему какие-то фантазии, — он воображал себя художником, рисующим ее портрет! Он понимал, что возбужден, и это его раздражало.
Орелия исподтишка бросала на него быстрые взгляды, вспоминая их удивительную беседу на галерее на балу. Она не сообщила ни Мишелю, ни мадам Дюкло о том, что он уже не адвокат семьи Кроули, ни о том, что он предложил ей помощь в поисках матери. Она подозревала, что с его стороны это простая уловка, чтобы разоружить ее, и если она повторила бы его слова Мишелю или мадам, то они наверняка сочли бы ее легковерной дурочкой.
— Мадемуазель, можно поговорить с вами после обеда?
Не дав Орелии ответить, мадам Дюкло холодно спросила:
— Что вы хотите узнать на сей раз, месье Арчер?
— Я располагаю некоторой информацией о первых годах жизни мадемуазель, которая может показаться ей достойной интереса. К тому же у меня к ней есть кое-какие вопросы, — беспечно сказал он, — которые возникли во время проведенного мной в Новом Орлеане расследования. Так как они носят личный характер, то лучше всего встретиться в гостиной…
— Делами нужно заниматься в конторе, месье.
Алекса немного озадачило высокомерное замечание мадам Дюкло. Но он настаивал на своем.
— Вас устроит в три часа пополудни?
— Вполне, месье. — Ее немногословность не побуждали к дальнейшей беседе.
Наверху мадам Дюкло не удержалась от комментария.
— Ты, вероятно, произвела сильное впечатление на балу у Визе.
— Вы, наверное, хотите сказать — "дурное"? — спросила Орелия. — Там все сплетничали обо мне.
— Ну, а что же ты хотела? Но ты не обращала на это никакого внимания и ходила с гордо поднятой головой. Было очень мудро с твоей стороны без лишнего шума обзаводиться друзьями, не оказывая никакого давления на семью Кроули. Я ожидала от них пробного шага. Может, в этом все дело.
Орелия через открытое окно увидела пунцово-красную птичку кардинала, которая только что опустилась на перила верхней галереи.
— Я не думаю, мадам.
— Почему, дорогая?
— Потому что месье Арчер больше не является адвокатом мадам Кроули.
— Что ты сказала? — воскликнула мадам грозным тоном. — Откуда тебе это известно?
— Он сам мне сказал об этом на балу.
— И он все же намеревается снова допросить тебя? Он не имеет на это права! Мы отправимся сегодня вечером к нему в контору. Орелия, подумай, он — большой негодяй!
Орелии очень хотелось верить в чистосердечное желание адвоката помочь найти ее мать, но она пока помалкивала, будучи до конца не уверенной в том, не оказалась ли она жертвой какого-нибудь жестокого обмана.
— Пойду вздремну, — сказала мадам, — и советую тебе последовать моему примеру. Я скажу Жульенне, чтобы нас не беспокоили.
