и припустили наутек.
—Детский сад, — сплюнул я почти про себя.
Два дебила – это сила… Но бегут красиво.
Я поспешил из парка. Вышел на тихую улочку, там меня ждали Соня и Олег. Увидев меня, девушка облегченно выдохнула и затараторила:
— Почему так долго? Я уже подумала, что они на тебя напали! С тобой все в порядке? Ты цел?
— Как видишь. Я поговорил с ними и убедил больше за нами не ходить. Никогда.
— И они так просто с тобой согласились? — Соня вскинула изящную бровь и скривила губки.
— Ну не сразу, пришлось применить все свое красноречие. И даже корочками сверкнуть, после чего они вняли моим доводам, развернулись и ушли прочь.
— Ушли?
— Я бы даже сказал, убежали.
— Убежали, вот так взяли и убежали? Врешь ты все, Андрей. Братья Пугачевы слов не понимают. Только если по морде получат. Значит, ты все-таки подрался…
— Да какая разница? — улыбнулся я. — Главное, проблема решена. Пошли на остановку, темнеет уже.
— Разница есть, — улыбнулась в ответ Соня. — За меня никогда и никто так не заступался.
— И много таких было? — прищурился я.
— Каких – таких?
— Которые не заступались?
— Петров! Ты опять?!
— Все молчу, молчу, – я подхватил Соньку за руку и притянул к себе. – Береги меня, значит… Раз в первый раз такой тебе попался.
— Беречь — это мужская обязанность, — фыркнула девушка и чмокнула меня в губы, улучив момент, пока Олег на секунду отвернулся, отвлекшись на чужую собачонку.
***
День прошёл не зря. Повидал Олега, убедился, что с приемными родителями ему живется нормально. Во всяком случае, не хуже, чем со Зверевой.
В голове промелькнула дурная мысль, что, может, оно и к лучшему, что Раиса Робертовна погибла? Теперь никто не муштрует и не тиранит Олега. Я отогнал поганенькую мысль подальше, но где-то в глубине души она все-таки маячила.
Оказывается, Соня любит детей. Сегодня для меня это стало открытием. То, как она общалась с Олегом, много хорошего о ней говорило. Или она умело притворялась? Непохоже. Зачем ей лукавить? Чтобы на меня впечатление произвести? Но она же не знала, что это пойдет ей в зачет. Может, мне бы вообще пофиг на это оказалось…
Получается, что я многого о ней еще не знаю. И в то, что она легкомысленная девица, теперь тоже слабо верилось. Тогда, в поездке, на мажористого Зинченко-младшего и на его новую машину она никак не отреагировала. Даже наоборот, сразу дала понять, кто с кем “танцует”.
Тук-тук! — дверь моей комнаты приоткрылась, и в проеме появилась мать:
— Сынок, там к тебе одноклассник пришел.
— Одноклассник? Кто это, на ночь глядя?
— Забыла его фамилию… Сказал, что дело срочное. Сын этого из горкома. Которого сняли сейчас. Заходить не стал, в подъезде стоит, попросил тебя выйти.
— Зинченко? — я выскочил из комнаты и, очутившись в полутемной прихожей, накинул куртку, кепку и обулся. — Мам, я ненадолго, не закрывайся.
Вышел в подъезд. На лестничной площадке и правда переминался Зинченко-младший.
— Привет, — вяло улыбнулся он и протянул руку.
Рукопожатие его оказалось таким же немощным, как и улыбка.
— Привет, какими судьбами? — я не скрывал удивление.
— Да переговорить хотел… Про отца. Ты же в ментовке работаешь…
— В милиции, – поправил я “мент” и “ментовка”, такие выражения слушать от мажорчика не хотелось. Хотя я сам так говорил, но позволял так выражаться в свой адрес только близким, друзьям и коллегам.
— Извини, — виновато скривился Зинченко, совсем растеряв свою спесь, — в милиции, да. Просто ты сам себя ментом называл.
— То я, Женя, а то ты, — без злобы проговорил я. — Рассказывай, о чем хотел спросить.
Зинченко, не вынимая рук из карманов, стал озираться по сторонам:
— Давай не здесь. На улице. Тут слова гулко разносятся. И кажется, что весь подъезд слышит.
— Посекретничать хочешь? Ну пошли…
Мы вышли во двор. Ночное небо рассыпало звёзды. Горели они сегодня ярче дворового фонаря над подъездной дверью.
Мы забурились в глубь двора и уселись в пустой беседке под раскидистым вязом.
— Андрюха, — начал неуверенно Зинченко, — ты же в курсе, что отца моего взяли.
— Конечно, в курсе, — кивнул я, пытаясь понять, что ему нужно.
— Мать на развод с ним подала… — грустно проговорил Женя. — Как узнала, что отец больше не при должности, да еще и в тюрьме, сразу вещи собрала и съехала.
Я присвистнул, мне вдруг даже стало немного жаль балбеса-одноклассника:
— Сочувствую. Но ты меня конечно, Жека, извини, — нахмурился я. — Но что это за жена такая, которая мужа бросает, лишь только он в беде оказался?
— Да батя не в первый раз уже под последнее предупреждение попадает, — махнул рукой Зинченко. — Много у него грешков перед мамкой.
— Каких грешков? — я насторожился, даже дыхание задержал.
— Да застукала она его как-то с любовницей.
— С любовницей? Ого…
— Я на даче на выходных отдыхал с друзьями, а мать в командировке в это время была. Потом мне рассказала. У них с отцом годовщина совместной жизни намечалась. Двадцать лет как вместе. Она все сокрушалась, что вернуться из поездки не успеет. Но батя ее заверил, что как приедет, отметят они с ней по полной программе. Что, мол, столик в “Октябре” самый лучший закажет и подарок ей уже присмотрел, но какой – не сказал. Сюрприз. Мать так растрогалась, что решила сама ему сюрприз устроить. Уговорила начальство сократить ей командировку на пару дней и вернулась домой пораньше. Как раз в день годовщины. Дверь своим ключом открыла, а на пороге туфли женские стоят и на вешалке пальто красное висит, яркое, как советский флаг. Она в спальню шмыгнула, а там картина маслом. Влюбленные в постели вино потягивают и ломтиками сыра голландского заедают. Морды довольные, как у молодоженов. И это все в годовщину их свадьбы, представляешь?
— Мда-а… — я почесал затылок, удивляясь похождениям номенклатурщика.
Видно, совсем страх потерял, если любовницу в дом притащил. Или был уверен в своей безнаказанности и неуязвимости.
— Мать скандал закатила, девку за волосы оттаскала и выгнала.
— А мужа?
— А что она ему сделает? Порыдала да простила. Он же нас всем
