— Это личное.
— Личное. — Голос Стриган звучал скептически.
— Да.
— Ты больше не личность. Ты мне сказала именно это. Ты — оборудование. Придаток к корабельному ИИ. — Я промолчала в ожидании, что она поразмыслит над своими словами. — Какой-то корабль сошел с ума? В последнее время, имею в виду.
Безумные радчаайские корабли были гвоздем мелодрам как в Радче, так и за его пределами, хотя радчаайские зрелища на эту тему обычно являлись историческими. Когда Анаандер Мианнаи завладела сердцевиной пространства Радча, несколько кораблей уничтожили себя после смерти или пленения своих капитанов, и ходили слухи, что несколько по-прежнему бороздили пространство три тысячи лет спустя, полубезумные и отчаявшиеся.
— Не знаю таких.
Скорее всего, она следила за новостями из Радча — от этого зависела ее безопасность, учитывая, что, как я была уверена, она прятала и каковы были бы последствия для нее, если бы Анаандер Мианнаи это обнаружила. У нее, вероятно, имелась вся информация, чтобы установить, кто я. Но через полминуты она с сомнением и разочарованием махнула рукой.
— Ты ведь мне этого не скажешь.
Я улыбнулась спокойно и мило:
— Это испортило бы все веселье.
Она рассмеялась; казалось, ее действительно позабавил мой ответ, что я посчитала обнадеживающим знаком.
— Итак, когда ты уезжаешь?
— Когда ты отдашь мне пистолет.
— Я не знаю, о чем ты говоришь.
Ложь. Очевидная ложь.
— Твоя квартира на базе Драс-Анниа. Она нетронута. Осталась как есть, насколько могу судить.
Все движения Стриган стали очень взвешенными, чуть-чуть замедленными: моргание, дыхание. Рука тщательно стряхнула пыль с рукава куртки.
— Это факт.
— Мне стоило больших денег туда попасть.
— А где же трупосолдат добыл столько денег, в конце-то концов? — спросила Стриган, все так же напряженная и по-прежнему это скрывая. Но с искренним любопытством. Оно было всегда.
— Работа, — сказала я.
— Прибыльная работа.
— И опасная. — Я рисковала своей жизнью, чтобы добыть те деньги.
— Икона?
— В том числе. — Но я не хотела говорить об этом. — Что мне нужно сделать, чтобы убедить тебя? Тех денег недостаточно? — У меня было больше, в другом месте, но говорить об этом было бы глупо.
— Что ты видела в моей квартире? — спросила Стриган, и в ее голосе прозвучали любопытство и злость.
— Мозаику. С недостающими фрагментами. — Должно быть, я сделала правильный вывод о существовании и природе этих фрагментов, ведь я здесь, и здесь Арилесперас Стриган.
Стриган снова рассмеялась.
— Такими, как ты. Слушай. — Она наклонилась вперед, уперев руки в бедра. — Ты не сможешь убить Анаандер Мианнаи. Хотела бы я, чтоб это было возможно, но это не так. Даже… с тем, что, как ты думаешь, у меня есть, ты не сможешь этого сделать. Говоришь, что двадцати пяти таких пистолетов оказалось недостаточно…
— Двадцати четырех, — исправила я.
Она отмахнулась от этой поправки:
— Было недостаточно, чтобы удержать радчааи в стороне от Гарседда. Почему ты думаешь, что с одним можно добиться большего, чем легкое раздражение?
Она знала, что к чему, иначе не удрала бы. Не просила бы местных бандюганов позаботиться обо мне прежде, чем я до нее доберусь.
— И почему ты так стремишься к совершенно нелепой цели? Вне пространства Радча все ненавидят Анаандер Мианнаи. Если бы каким-то чудом он умер, празднования продлились бы добрую сотню лет. Но этого не случится. Этого точно не произойдет из-за одной дуры с пистолетом. Я уверена, ты это знаешь. Вероятно, ты понимаешь это гораздо лучше, чем я.
— Верно.
— Тогда почему?
Информация — это власть. Информация — это безопасность. Планы, разработанные на основе несовершенной информации, неизбежно дефектны, их фиаско или успех зависят от воли случая. Когда я поняла, что мне придется найти Стриган и добыть у нее пистолет, я знала, что наступит такое мгновение. Если бы я ответила на вопрос Стриган — если бы я действительно ответила на него, как она наверняка потребует, — я бы выдала ей то, что она смогла бы использовать против меня как оружие. Она бы и себе навредила, но это не всегда сдерживает, я это знала.
— Иногда… — начала я, затем исправилась: — Довольно часто, узнав кое-что о религии радчааи, спрашивают: «Если все, что происходит, — это воля Амаата, если не может произойти ничего, что уже не задумано богом, то зачем вообще утруждать себя?»
— Хороший вопрос.
— Не особенно.
— Нет? Зачем тогда утруждаться?
— Я есть, — сказала я, — как меня сотворила Анаандер Мианнаи. Анаандер Мианнаи такова, как ее сотворили. Мы обе сделаем то, для чего были сотворены. То, что нам надлежит сделать.
— Я сильно сомневаюсь в том, что Анаандер Мианнаи сотворил тебя, чтобы ты его убила.
Любой ответ раскрыл бы сейчас больше, чем мне этого хотелось.
— А я, — продолжила через полторы секунды молчания Стриган, — сотворена, чтобы требовать ответов. Это — лишь божья воля. — Она махнула левой рукой — «не моя проблема».
— Ты признаёшь, что у тебя есть пистолет?
— Я ничего не признаю.
Теперь я могла положиться только на случай, шагнуть в невообразимую тьму, ждать, что решит жребий — жизнь или смерть, и шансы мне были неизвестны. Или я могла сдаться, но как сдаться теперь? После стольких лет и стольких усилий? И я рисковала и раньше — даже больше, и добралась так далеко.
У нее должен быть пистолет. Должен. Но как мне заставить ее отдать его мне? Что может заставить ее отдать его мне?
— Расскажи мне, — проговорила Стриган, пристально глядя на меня и наверняка видя с помощью своих медицинских имплантатов мое разочарование и сомнение, колебания моего кровяного давления, температуры и дыхания. — Расскажи мне почему.
Я закрыла глаза и почувствовала себя слепой из-за того, что не могла видеть другими глазами, которые, как я знала, были у меня когда-то. Открыла вновь, сделала глубокий вдох и рассказала.
ГЛАВА 10
Я думала, что персонал, обслуживающий храм по утрам, предпочтет (что было бы вполне понятно) остаться по домам, но одна малышка-цветонос, проснувшись прежде взрослых, пришла с пучком сорняков с розовыми лепестками и остановилась, пораженная, у порога дома, увидев коленопреклоненную Анаандер Мианнаи перед нашей маленькой иконой Амаата.
Лейтенант Оун одевалась на верхнем этаже.
— Я не могу проводить службу сегодня, — сказала она мне, голос был бесстрастным, что отнюдь не отражало внутреннего состояния. Утром уже было тепло, и она потела.
— Вы не коснулись ни одного тела, — констатировала я факт, поправляя воротник ее куртки. Не это надо было сказать.
Четыре моих сегмента, два на северном берегу Преддверия Храма и два по пояс в тепловатой воде и иле, подняли тело племянницы Джен Таа на плиту и отнесли его в дом врача.
На первом этаже дома лейтенанта Оун я сказала напуганному, застывшему цветоносу:
— Все в порядке.
Водонос не показывался, а я не имела права выполнять эту роль.
— Вам придется, по крайней мере, принести воды, лейтенант, — сказала я наверху лейтенанту Оун. — Цветы доставили, но водонос не пришла.
В течение нескольких мгновений лейтенант хранила молчание, пока я вытирала ей лицо.
— Верно, — сказала она и спустилась вниз, где наполнила вазу, а потом подошла с ней к девочке, которая стояла рядом со мной, все еще напуганная, сжимая пучок розовых цветов. Лейтенант Оун протянула ей вазу, и она поставила в нее цветы и вымыла руки. Она хотела снова взять цветы, но тут Анаандер Мианнаи повернулась и посмотрела на нее — девочка отшатнулась и схватила мою руку в перчатке голой рукой.
— Тебе придется снова вымыть руки, гражданин, — прошептала я, и при некотором содействии с моей стороны она так и сделала, затем снова взяла цветы и выполнила свою часть утреннего ритуала правильно, пусть и нервно. Больше никто не пришел. Меня это не удивило.
Врач, говоря сама с собой, а не со мной, хотя я стояла в трех метрах от нее, констатировала:
— Очевидно, перерезали горло, но сначала отравили. — А затем — с отвращением и презрением: — Ребенок из их семьи. Эти люди нецивилизованны.
Наша единственная маленькая служительница ушла, зажав в руке подарок лорда Радча — значок в форме цветка с четырьмя лепестками, на каждом из которых было покрытое эмалью изображение одной из четырех Эманаций. В любом другом месте радчааи, получивший такой знак — символ служения в храме с самим лордом Радча, — высоко ценил бы его и носил бы почти постоянно. А этот ребенок, наверное, кинет его в коробку и забудет. Когда она оказалась вне поля зрения (лейтенанта Оун и лорда Радча, но не моего), Анаандер Мианнаи повернулась к лейтенанту и спросила:
