Соломон и Вера смогли быстро погасить долги. Теперь цирк перешел в их полную собственность. Кроме Веры, в нем выступали воздушные гимнасты, укротитель тигров, два дрессированных слона, умевших качать на хоботе зрителей, факир с волшебным ящиком, в котором он распиливал пополам свою жену, и три клоуна.
Пресса, хотя порой и подпускала едкие шпильки, в целом отзывалась о «Медрано» благожелательно. Личные состояния Веры и Соломона с каждым днем увеличивались.
На деньги, полученные от лорда Уорбертона и оставшиеся после покупки жеребца, Вера купила двухэтажный домик в двух шагах от Гайд-парка, «БМВ» и несколько серебряных и фарфоровых сервизов. Время от времени она появлялась на устраиваемых «Сотби» аукционах старинной мебели, цены на которых были доступны представителям средних классов, и увозила домой три-четыре покупки. Постепенно жилище Веры заполнилось со вкусом подобранной мебелью работы мастерских Чиппендейла.
Гинзбург провел энергичные переговоры с американскими антрепренерами и объявил Вере, что договорился о двухмесячных гастролях цирка в Соединенных Штатах.
— Это не только даст нам прибыль, — рассуждал Соломон. — Гастроли принесут тебе известность и сделают «Медрано» еще популярней.
По утрам Вера, вызывая зависть гуляющих в Гайд-парке, гарцевала на лужайках и отведенных любителям верховой езды дорожках на Альстоне — жеребце, при столь драматических обстоятельствах вывезенном из Афганистана. Вера каждый день ставила Богу свечку за свое чудесное избавление.
Верховые прогулки доставляли циркачке истинное удовольствие. Альстон четко исполнял команды, никогда не артачился и не капризничал. Великолепные природные данные позволяли жеребцу неутомимо носиться по парку и без видимого труда преодолевать препятствия, перед которыми спасовала бы любая лошадь.
Альстон и двадцать тысяч фунтов так и остались единственными знаками внимания со стороны лорда Генри и Сесиля. Вера посмеивалась над Соломоном. Богатый жизненный опыт Гинзбурга подвел его на этот раз. Ни отец, ни сын Уорбертоны и не думали ухаживать за ней.
До отъезда в Америку оставалось три дня. «Медрано» должен отправиться туда на комфортабельном лайнере «Викинг», в трюм которого уже начали загружать наиболее громоздкие предметы реквизита.
Возвращаясь с прогулки в Гайд-парке, Вера рассеянно прислушивалась к легкому постукиванию копыт Альстона по асфальту. Мысленно она была уже в Америке, которую до сих пор видела только на экране телевизора.
Польша (Варшава)
Бронислав Герек долго смотрел в глазок, прежде чем открыть дверь. Наконец замки щелкнули. На лицо Тадеуша упала узкая полоска света.
— Что случилось? — пытливо вглядываясь в лицо Бальцеровича, спросил Бронислав.
— Хотел прогуляться с тобой по набережной Вислы. Надо обсудить ряд важных вещей.
На лице Герека отразилась борьба. С одной стороны, его заинтриговало предложение Тадеуша. С другой — сработал инстинкт самосохранения.
— Может быть, поговорим здесь? — не слишком уверенно предложил он.
— Опасно! Наш разговор могут услышать… — Тадеуш на мгновение замялся. Потом, словно бросаясь вниз головой в омут, выпалил: — Чего играть в прятки. Я, как и ты, ненавижу Леха. И желаю от него избавиться. Вдвоем нам будет легче освободиться от этого безумца.
— Подожди минуту. Я оденусь.
Герек торопливо накинул на себя плащ, потом сходил в соседнюю комнату. Тадеуш заметил, что его правый карман слегка оттопырился. «Неужели вооружился?» — встревожился Тадеуш. Но Бронислав уже торопил его:
— Пошли скорее. Через полчаса будет совсем темно.
Они вышли из дома и свернули налево. Узкая улица, обсаженная тополями, сбегала прямо к набережной Вислы. Рядом проходило несколько оживленных автомагистралей. В светлое время суток в воздухе постоянно пахло бензиновой гарью. Поэтому тополя были чахлые, а стены домов потускнели раньше времени.
Но Висла была по-прежнему прекрасна. Казалось, она не изменилась с тех пор, когда ее воспели польские поэты. Река причудливо серебрилась в сиянии полной луны, на диск которой время от времени набегали облака. «Это мне на руку, — подумал Бальцерович. — Я убью его, как только тучи закроют луну».
— Не буду скрывать, я возненавидел Леха в основном из-за Анны. Не могу перенести, что этот фанатик распоряжается ее душой… и телом… как своей собственностью. А чем досадил этот идиот тебе? — спросил он, тяготясь возникшей паузой.
По его расчетам полная темнота должна была наступить через три-четыре минуты.
— Потому что по натуре я миролюбивый человек, а Лех — зверь. Еврей не может быть убийцей. Все евреи — созидатели, творцы, а не разрушители. Родители с раннего детства твердили мне: гордись тем, что ты еврей. Чем бы ты ни занимался — финансами ли, политикой ли, искусством — везде добьешься успеха. Другие будут рукоплескать плодам твоих трудов…
— Почему же ты вступил в нашу организацию?
— Потому что я польский еврей. Я не могу забыть того, что сделали немцы с моим народом в годы второй мировой войны. Во время восстания варшавского гетто погибло несколько моих родственников, в том числе — родной дед. Я не могу допустить и мысли о том, что это повторится. А Гельмут Фишер ведет дело к тому. Но когда я вступал в организацию, на меня нашло какое-то затмение. Я не мог предположить, что борьба с германским экспансионизмом приведет к тому, что именно мне, Брониславу Гереку, придется взять в руки «стингер» и выстрелить в канцлера!
Луну закрыло большое облако, и над Варшавой опустилась темнота. Тадеуш крепко стиснул нож в кармане плаща.
— Я привел тебя сюда, чтобы выполнить решение организации. Ты приговорен к смерти, — мрачно сказал он.
Бронислав рухнул на колени, вцепившись в левую ногу Бальцеровича:
— Прошу тебя, Тадеуш, ради всего святого, ради нашей дружбы, ради моих двоих детей не убивай меня!
Бальцерович заколебался. «Анна плохо знает Бронислава! Если бы она знала его лучше, то никогда не позволила бы ликвидировать! — пронеслось в голове Тадеуша. — Однако и не выполнить приказ нельзя!»
— Если я не покончу с тобой, Лех убьет меня, — глухо проговорил он.
— Вот… я взял паспорт, деньги… — судорожно выгребал из правого кармана документы и банкноты Герек. — Я предчувствовал такой исход, поэтому взял все с собой. Если ты отпустишь меня, я немедленно поеду в аэропорт, сяду на самолет, летящий в Аргентину или Парагвай, и исчезну навсегда. Никто — даже жена и дети — никогда не узнают, что я жив! Сменю имя, найду работу в самом глухом уголке и навсегда исчезну из памяти тех людей, которые знали меня.
— Поклянись, что не отступишь от своих слов! — тяжело дыша, выдавил Бальцерович.
— Клянусь Иисусом Христом, Пресвятой Девой Марией, великим Яхве клянусь, что немедленно улечу в Южную Америку, — захлебываясь слюной, торопливо проговорил Герек.
— Ладно… Иди!
Тадеуш повернулся и зашагал в противоположную сторону.
Герек замер на месте. Он поверить не мог, что ему удалось избежать смерти, которая стояла так близко. Потом его душу охватили страшные подозрения. Герек подумал, что слова Тадеуша — всего лишь хитрая уловка, призванная вселить в него надежду и заставить потерять бдительность. А на самом деле Бальцерович затаился где-нибудь за фонарем или за кустом и ждет подходящего момента, чтобы выстрелить в спину.
Кусая губы, Герек некоторое время еще продолжал неподвижно стоять на месте. Потом кинулся наутек. Он бежал по обсаженной тополями улице до тех пор, пока в боку не закололо, а глаза едва не выкатились из орбит. Лишь тогда Герек замедлил бег и перешел на шаг. Он несколько раз оглядывался, но не заметил преследователей.
Вскоре Бронислав вышел на оживленную улицу Короля Болеслава. Увидев проезжающее такси, он остановил его взмахом руки и, крикнув шоферу: «министерство внутренних дел», забился в угол автомобиля.
— Вы очень спешите? — не оборачиваясь, спросил таксист.
— Да! А что?
— А у меня бензин на «нуле», — сокрушенно вздохнул водитель. — Разрешите на пару минут завернуть на заправку?
Впереди как раз засветилась реклама фирмы «Тексако».
— Ладно, — смилостивился Герек. — Только побыстрее!
Водитель на полной скорости влетел на автозаправочную станцию и опустил шланг в бак. С глухим бульканьем потек бензин.
Такси взяло с места так быстро, что едва не сбило невысокого мужчину в серой кепке, который шел по тротуару близ станции. Бормоча проклятия, водитель успел затормозить в самый последний момент. И тут зазевавшийся прохожий рванул на себя дверцу машины и взгромоздился на переднее сиденье.
— Руки вверх! — зловеще бросил он, обернувшись к побледневшему Гереку.
Шофер между тем развил бешеную скорость. Такси направлялось в сторону городских окраин.
Герек поднял руки вверх и застыл. Он решил, что уйти из цепких когтей Леха Мазовецкого ему так и не удалось.
