Все разговаривали негромко, и когда кто-нибудь повышал голос, это производило впечатление крика. Строманд попытался заставить солдат петь, но они не стали.
— Долго еще? — спросил сержант Роуч.
— Думаю, нет, — ответил Питер, но сам ничего точно не знал и отправился на поиски грузовика с продовольствием. Хотел убедиться, что вечером у его людей будет хорошая еда.
Ночью пришел приказ сменить лагерь. Проводник шепотом попросил Питера идти за ним, и они двинулись по незнакомой местности. Где-то там ждали доны с их армией мобилизованных, наемников и семейных отрядов. Питер и его люди прошли метров пятьдесят, дошли до старого дерева, и тут кто-то обратился к ним шепотом.
— Все будет хорошо, — послышался из темноты голос Строманда. — Все враги политически незрелы. Пастухи разбегутся, мобилизованные крестьяне побросают оружие. У них нет причин сохранять верность.
— Почему же тогда война идет уже три года? — прошептал кто-то за Питером.
Питер подождал, пока дерево не осталось далеко позади.
— Это было не очень умно, Роуч. Строманд может приказать расстрелять вас за пораженчество.
— Пусть только попробует, лейтенант. Эй, парни, подберите ноги. Или хотите упасть в это ущелье?
— Тише, — настойчиво прошептал проводник. Они в темноте спустились по склону, потом снова поднялись, прошли мимо окопавшихся на склоне солдат. Все молчали.
Питер обнаружил, что идет вдоль остатков железной дороги. Большая часть шпал исчезла, рельсы тоже утащили. Наконец проводник остановился.
— Окопайтесь здесь, — прошептал он. — Да здравствует свобода,
— Но пасаран! — ответил Строманд.
— Пожалуйста, тише, — сказал проводник. — Мы в пределах слышимости противника.
— Ага, — ответил Строманд. Проводник повернул назад, и политкомиссар собрался идти за ним.
— Куда вы? — громким шепотом спросил капрал Грант.
— Доложить майору Харрису, — ответил Строманд. — Командир батальона должен знать, где мы.
— И мы тоже, — сказал кто-то.
— Кто это сказал? — спросил Строманд. Ответом было только сочное фырканье.
— Этот ублюдок не имеет права, — сказал кто-то рядом с Питером.
— Кто здесь?
— Ротвассер, сэр. — Ротвассер был связным роты. Эта должность давала ему право на звание монитора, но у него не было манипулы. Поэтому он передавал жалобы солдат Оуэнсфорду.
— Политкомиссар здесь нужен мне меньше всего, — шепотом ответил Питер. — А вы нужны мне здесь, а не в батальоне. Начинайте окапываться.
На склоне было холодно, но работа помогала согреться. Медленно наступил рассвет, не принеся с собой тепла. Питер достал свой усиливающий яркость бинокль и осторожно посмотрел вперед. Бинокль — подарок его матери и единственный хороший оптический прибор во всей роте.
Местность изрезана небольшими, с крутыми склонами, хребтами и долинами. Лежавший рядом с Питером Аллан Роуч негромко присвистнул.
— Если займем хребет перед нами, за ним еще один точно такой же. И еще один. Так никто войну не выиграет…
Оуэнсфорд молча кивнул. Внизу в долине росли деревья; апельсиновые и фиговые, ввезенные с Земли, перемежались с местными фруктовыми, как будто какой-то великан рассыпал семена по земле. Среди деревьев виднелись обгорелые развалины крестьянского дома.
Зззз! Что-то, что могло бы быть осой, но не было ею, гневно прожужжало над головой Питера. С противоположного склона долины послышался треск и снова гневное жужжание. Над землей поднялась пыль.
— Ложись! — приказал Питер.
— Чего они хотят, убить нас? — выкрикнул Роуч. Все рассмеялись. — Сэр, почему они не пользуются инфракрасными поисковыми системами? Мы ведь здесь на холоде…
Питер пожал плечами.
— Может, у них нет поисковых систем. У нас ведь нет.
Солдаты начали углублять свои ячейки, выбрасывая землю вперед. Работая, они смеялись. Очень плохая тактика, и Питера тревожила возможность использования артиллерии, но ничего не случилось. Противник находился примерно в четырехстах метрах впереди, на противоположном склоне долины, вытянувшейся вдоль хребта, точно такого же, как тот, что удерживал Питер. Спустившись в долину, пехота сама по себе не может взять ни тот, ни другой хребет. Обе стороны в безопасности, пока не появится более тяжелое вооружение.
На их позицию был нацелен один крупнокалиберный пулемет. Он стрелял по всему движущемуся. Был также лазер с несколькими зеркалами, которые можно было быстро перемещать. Сам по себе лазер не представлял угрозы. Зеркала тоже: монархисты никогда не стреляли дважды с одной и той же позиции.
Солдаты стреляли по пулемету и зеркалам, пока Питер не приказал им прекратить, чтобы зря не тратить боеприпасы. Но просто лежать и не отвечать огнем — пагубно для морального духа.
— Клянусь, я могу засечь этот проклятый пулемет, — сказал Питеру капрал Бассингер. — У меня лучшее в роте зрение.
Питер припомнил данные Бассингера. Две бывших жены, и у каждой признанный ребенок. Много лет прослужил страховым агентом в Бруклине, потом записался добровольцем.
— Вы не сможете увидеть эту штуку.
— Смогу, лейтенант. Дайте ваш бинокль, я его точно засеку.
— Хорошо. Будьте осторожны. Они стреляют по всему, что увидят.
— Я осторожен.
— Дай и нам посмотреть, приятель! — крикнул кто-то. Три человека сгрудились в траншее за Бассингером.
— Дай посмотреть!
— Не будь свиньей, нам тоже охота взглянуть!
— Товарищ, дай посмотреть…
— Убирайтесь отсюда, — крикнул Бассингер. — Вы слышали лейтенанта? Опасно высовываться за бруствер.
— А как же ты?
— Я наблюдатель. К тому же я осторожен. — Он прополз вперед и заглянул в просвет, который проделал в земле перед собой, — Видите, так безопасно. Мне кажется, я вижу…
Бассингера отбросило в траншею. Его осыпало осколками стекла, и к тому времени как все услышали хлопок выстрела, выбившего ему глаз, капрал уже не дышал.
В этот день два человека отстрелили себе пальцы на ноге, и их пришлось эвакуировать.
На холме они пробыли неделю. Каждую ночь теряли по несколько человек вследствие мелких ранений, которые, вероятно, причинял не враг. Потом Строманд вызвал взвод военной полиции и приказал расстрелять двоих солдат с ранениями в ногу.
Ранения прекратились, солдаты мрачно лежали в траншеях, пока роту не сменили.
Они провели два дня в маленьком прифронтовом городке, затем офицеров созвали на инструктаж. Офицер, проводивший совещание, говорил с сильным акцентом, но акцент был немецкий, а не испанский. На совещании присутствовали американцы, и инструктаж проводился по-английски.
— Мы начинаем всеобщее наступление. Все добровольцы-интернационалисты выступят одновременно. Используем тактику проникновения.
— Что это значит? — спросил капитан Бартон. Штабной офицер как будто обиделся.
— Прорвавшись за передовую, идете туда, где расположена техника, и все уничтожаете. Когда это сделано, война окончена.
— А где эта техника?
— Вам скажут, когда вы прорвете передовую. Остальная часть инструктажа имела для Питера не
больше смысла. После того как их отпустили, он пошел с Бартоном.
— Видели свой участок передовой? — спросил Бартон.
— Относительно, — ответил Питер. — У вас есть приличная карта?
— Нет. Старые снимки с орбитального спутника СВ и несколько набросков. Не лучше, чем у вас.
— То, что я видел, совсем не радует, — сказал Питер. — Сначала оливковая роща, потом лощина, в которую я не могу заглянуть. Может, там что-то скрывается?
— Вам лучше выслать патрули и выяснить это.
— Разрешение на патрулирование местности нужно получить у командира батальона, — послышался сзади строгий голос.
— Вам стоит отвыкнуть от привычки незаметно подбираться к людям, Строманд, — сказал Бартон. — Кто-нибудь вас не узнает. — Он посмотрел на Питера. — Да, лучше спросите.
Майор Харрис сказал Питеру, что командование бригады запретило патрулирование. Необходима внезапность, а патрули могут предупредить противника о нападении.
Возвращаясь в расположение своей роты, Питер вспомнил, что Харрис до того, как отправился добровольцем в Сантьяго, был юристом и работал на партию Освобождения.
Выступать нужно было на следующее утро. Ночь была долгая. Солдаты чистили оружие и разговаривали шепотом. Некоторые чертили в грязи блиндажей бессмысленные диаграммы. В середине ночи к роте присоединились сорок новых добровольцев. Они были вооружены только ружьями и всего два дня назад покинули портовый город. Большинство было родом с Черчилля, а поскольку они говорили по-английски, а сюда направлялись грузовики, прислали и их.
На рассвете майор Харрис созвал офицеров.
— Техники с Ксанаду сумели приобрести несколько ракет, — сказал он. — Они выпустят их в донов перед нашим выступлением. Оуэнсфорд, вы выступаете последним. Приказываю расстреливать каждого, кто не ушел перед вами.