Какое-то видение, сцена, момент, персонаж, который действительно дал начало всему остальному?
Дэвид: Я часто рассказываю истории о своей матери. Моя жена Дениз была первой, кто сказал: «Ты должен написать о ней сценарий фильма или телесериала, потому что она такая забавная». Я ответил: «Ну и как ты это представляешь? Вестерн или что?» Потом Робин Грин сказала мне: «Ты должен написать что-то о своей матери». И я начал думать об этом. Робин предложила: «Пусть это будет телепродюсер и его мать». Я подумал: «Кому какое дело до телепродюсера и его матери? Герой должен быть крутым парнем или что-то в этом роде». Тогда-то и пришла идея: «О, да, мафиози». Так все и случилось.
Стив: Многие люди говорят, что вы – Тони Сопрано, что вы писали его с себя. Лоррейн Бракко сказала, что считает вас Мелфи – будто вы отождествляете себя с Мелфи. Что вы думаете об этом?
Дэвид: Я – Тони? Да, во многом это я. Я так чувствую. Мелфи – нет. Прообразом Мелфи послужила психотерапевт, к которой я ходил. Вот такой она была – очень похожа на того врача, женщину по имени Лоррейн Кауфман, чей муж Миллард Кауфман написал сценарий фильма «Плохой день в Блэк Роке»[50]. Она была великолепна. Это был, наверное, мой третий или четвертый психотерапевт, и я написал Мелфи с нее. Большинство идей были моими попытками мыслить, как Лоррейн.
Майкл: Когда у вас возникла идея снять сериал о мафиози и его матери, в какой момент начали появляться темы, которые вам хотелось исследовать? Под темами я имею в виду, что многое из сериала для меня – это сама Америка, американская мечта, ее воплощение, получение кайфа от жизни в этой стране.
Дэвид: Это действительно единственная тема, которая у меня была, когда я начал писать. Я не знал этого, когда говорил о ней, примеривался. Когда я сел писать, вот что стало вырисовываться: «Хорошо быть наверху, но я оказался внизу». Нарисовалась картина об утраченной Америке и потребительстве, конечно. Это произошло сразу же. Не знаю, как и почему, но произошло.
Майкл: С первой темой связана другая – тема людей, вечно чувствующих себя обделенными, недооцененными. Им кажется, что их не уважают или им не отдают должное. Это похоже на постоянный акцент бегущей строкой.
Дэвид: Да, все так. Теперь, когда вы об этом упомянули, оно стало правдой. Возможно, она касается меня. Конечно, моя мать была такой же обидчивой. Вы часто видите это в людях, не так ли? «Они не понимают меня. Никто не соображает, что я пытаюсь сказать». Меня это всегда очень забавляет. Я не думал об этом, но это правда. Они вечно бесятся, раздражаются и чувствуют себя оскорбленными.
Стив: Тони постоянно чувствует себя недооцененным всеми в семье. Мы видим это на примере Сильвио. Поли чувствует, что его недооценивает Ральфи. Кармела тоже так считает.
Давид: Да. Не думаю, что Бакала когда-либо чувствовал подобное, не правда ли?
Стив: И я так не думаю. Бакала был покладистым.
Майкл: Да? Когда его завалили в сцене с Нострадамусом, он сказал: «Это должно было случиться давным-давно».
Стив: «Я думал, это случится раньше». [Смеется.] Даже старый добрый Бакала был раздосадован.
Дэвид: Мафия была хорошим объектом для демонстрации этого мотива. Потому что такие парни легко обижаются. А ты не хочешь их обижать.
Стив: Когда вам приходилось говорить кому-то, что его героя убивают, это было тяжело? Кто-нибудь пытался отговорить вас? Вам приходилось звонить или сообщать людям с глазу на глаз, как это было?
Дэвид: Да, это было тяжело. Я пытался представить себя онкологом или кем-то в этом роде: «Да, у вас рак. Мне очень жаль, но так и есть», и старался говорить как можно любезнее. Был один человек, который действительно плохо это воспринял, – ну, я не знаю, многие люди могли ужасно отреагировать. Типа Джона Фиоре, который играл Джиджи. Его персонаж умер на унитазе. Но вот кто действительно был расстроен и пытался отговорить меня от сцены смерти, так это был Ал Сапиенца.
Стив: Ал, который играл Майки Палмиси. Его убили в конце первого сезона.
Дэвид: Ал Сапиенца. Он никогда не останавливался. Это было забавно, потому что он постоянно придумывал идеи и разные штуки. Я должен был сказать: «Ал, тебе пора». Потом у нас была читка, его последний эпизод, все собрались за столом, и он сидит там. Сирико заходит в комнату, видит его и говорит [имитируя пистолет]: «Бах-бах-бах-бах-бах». [Смеется.]
Стив: Звучит примерно так.
Майкл: Он сделал это и с тобой, Стив, не так ли?
Стив: Да.
Майкл: В твой первый день или что-то в этом роде?
Стив: Моя первая серия, когда Бобби встречает Тони, дает ему конверт, а Тони говорит: «На твоем месте я бы всерьез задумался о салатах!» Когда он отходит, я плюю и произношу: «Ты бездушный членосос». Я не знал Сирико, мы только что встретились, и после окончания сцены он сказал: «Ты труп. Никто не плюет в босса, ты мертв. Ты покойник».
Майкл: Дэвид, когда вы узнали, что Пусси станет «крысой»?
Дэвид: До того, как мы начали второй сезон. Случилось так, что мы сняли первый сезон и, в отличие от большинства телешоу того времени, закончили писать и редактировать – все это было сделано до выхода сериала в эфир. В кабельных шоу вы работаете над ними весь год. Серия номер один показывается на экране, а ты работаешь над серией номер шесть.
Так что мы все закончили, и я подумал, как уже говорил раньше, что, как и большинство телесериалов, мы не вернемся. Все было так весело, так здорово. Я поговорил с Иди и сказал: «Нет. Я не думаю, что руководство канала считает, что сериал будет веселым. Скорее всего, мы не вернемся». Таково было мое предположение.
Потом я поехал в отпуск в Европу на месяц или около того. Вернулся, а все в Америке обсуждали: «Где Пусси?» Кто-то сказал мне: «Ты не в курсе, что все спрашивают: “Где Пусси?”». Я ответил: «Нет», но потом узнал, в чем дело, и подумал: «Ничего себе!» Очевидно, это важный вопрос, и он должен быть в центре внимания во втором сезоне.
Стив: Вы сказали Винни на ранней стадии, что это произойдет?
Дэвид: Да, я сказал ему: «Слушай, это будет твой последний сезон, но клянусь, он будет реально хорош для тебя. Ты точно сможешь кое-что сделать». У него получилось, и это было здорово.
Стив:
