— Я всегда говорю правду.
— Не всегда, — кокетливо заметил Билл. — Ты лжешь о наших отношениях — то есть ты недоговариваешь…
— Возможно, Эмберги знал, — перебила я. — Мне только хотелось услышать, что ты был не в курсе.
— Клянусь, я ни сном ни духом, — уверил меня Билл. — Если бы мне что-то стало известно, я бы тебя предупредил. Кей, я бы ринулся к ближайшей телефонной будке и…
— …и супермен бы отдыхал.
— Черт, — пробормотал Билл, — ты что, смеешься надо мной?
Болц напустил на себя мальчишескую обидчивость. У него всегда было в запасе множество ролей, и с каждой он великолепно справлялся. Иногда я сомневалась в том, что он влюблен в меня. Может, это просто очередная роль.
Я бы голову дала на отсечение, что половина женского населения Ричмонда видела Билла Болца в самых сладких снах, и менеджер, проводивший предвыборную кампанию, умело этим пользовался. Билл улыбался с фотографий, развешенных у дверей ресторанов и супермаркетов, с телеграфных столбов и жилых домов. И кто же устоит перед таким красавцем — светловолосым, загорелым (недаром Билл часами играет в теннис на открытом воздухе)? Лицо мистера Болца прямо-таки притягивало взгляды.
— Билл, никто над тобой не смеется, — устало ответила я. — Давай не будем ссориться.
— А я и не ссорюсь.
— Я так устала. Ума не приложу, что делать.
Билл явно уже думал об этом, потому что сразу сказал:
— Было бы неплохо, если бы ты прикинула, кто интересовался твоим компьютером. — Он выдержал паузу. — А еще лучше, если бы нашла доказательства своим подозрениям.
— Доказательства? — Я так устала, что еле ворочала языком. — Ты хочешь сказать, что кого-то подозреваешь?
— Да. Только у меня нет никаких видимых оснований.
— Кого? — Я зажгла сигарету.
Билл обвел взглядом кухню.
— Первая в списке подозреваемых — Эбби Тернбулл.
— Очень свежая мысль.
— Кей, я серьезно.
— Да, она амбициозна, — и что с того? — нетерпеливо бросила я. — Тебе не кажется, что ее имя упоминается слишком часто? Эбби не настолько влиятельна, как кое-кому хотелось бы думать.
Билл со звоном поставил бокал на стол.
— Конечно, не настолько, черт возьми, — резко произнес он. — И все же Тернбулл — настоящая змея. Я знаю, что она карьеристка и все такое. Она даже хуже, чем кажется. Эбби злая и умеет манипулировать людьми. Она очень, очень опасна. Эта сука способна на все.
Билл говорил с такой горячностью, что я просто опешила. Обычно он не употреблял подобных выражений по отношению к кому бы то ни было. Особенно если знал человека недостаточно — а по моим предположениям, Билл знал Эбби недостаточно.
— Вспомни, что она обо мне писала всего месяц назад.
Недавно «Таймс» наконец поместила очерк (между прочим, обязательный) о прокуроре штата. Очерк был длинный, вышел в воскресном номере, и я не помнила, что конкретно Эбби в нем настрочила. Единственное, что мне врезалось в память, — это нейтральный стиль. Зная Эбби, можно было ожидать гораздо более яркой статьи.
Об этом я и сказала Биллу:
— Насколько помню, статья была беззубая. От таких ни холодно, ни жарко.
— Это неспроста, — вспылил Болц. — Подозреваю, что она собиралась написать совсем не то, что ее в конце концов заставили.
Билл намекал совсем не на нейтральность очерка. Нет, тут крылось что-то другое. Я напряглась.
— В тот день она мне всю душу вымотала. Таскалась со мной повсюду, на все встречи, даже в химчистку поехала, и все в моей машине. Ты же знаешь, до чего эти журналисты назойливые. Стоит зазеваться — и они в туалет за тобой проскользнут. Ну, так вот, чем ближе к вечеру, тем более неприятный и неожиданный оборот принимали дела.
Билл замолчал, чтобы уяснить, понимаю ли я, куда он клонит.
Я прекрасно понимала.
Билл с серьезным лицом продолжал:
— Она просто довела меня своим постоянным присутствием. На последнюю встречу мы поехали примерно в восемь. Потом она настояла на совместном ужине. Ужин оплачивала газета, а эта выдра еще не все вопросы мне задала. Не успели мы выйти из ресторана, как Эбби заявила, что ей дурно — перебрала, а может, переела. Короче, она хотела, чтобы я отвез ее не в редакцию, где была припаркована ее машина, а прямо домой. Я так и сделал — доставил ее к дому. И только я затормозил у ворот, как она повисла у меня на шее. Вот был кошмар.
— А ты что? — спросила я с деланым равнодушием.
— Да ничего. Она, естественно, обиделась — это же надо, отказал, когда женщина просит! С тех пор она пытается стереть меня в порошок.
— И в чем это выражается? Она тебе звонит, а может, шлет письма с угрозами? — Я, конечно, спросила в шутку. Но ответ Билла меня весьма озадачил.
— А ты посмотри, что она обо мне пишет. А твоя база данных? Может, я псих, только мне кажется, что тут присутствуют личные мотивы…
— Утечка информации? Ты думаешь, Эбби влезла в мой компьютер и пишет статьи с сенсационными подробностями, чтобы стереть тебя в порошок?
— А если дойдет до суда, кому, по-твоему, не поздоровится?
Я не ответила. Я смотрела на Билла, не веря собственным глазам.
— Мне, кому же еще. Я буду вести эти дела. Преступления и без того гнусные, процесс и так станет сенсацией, а Тернбулл своими статейками еще более усугубляет ситуацию. Меня по головке за это не погладят. И Тернбулл это знает, Кей, можешь не сомневаться. Она мне подлянку готовит.
— Билл, — произнесла я, понизив голос. — У Эбби работа такая — вынюхивать, делать из мухи слона. На то она и журналистка. Но не это главное. Главное — с помощью ее статей можно будет оказать давление на суд, только если единственной уликой будет признание обвиняемого. Тогда защита станет склонять его отказаться от своих показаний. Защита будет построена на том, что обвиняемый страдает психозом, а подробности убийств узнал из газет. Он якобы лишь воображает, будто совершил эти преступления. Выродок, что убил несчастных женщин, не признает себя виновным, нечего и рассчитывать на это.
Билл осушил бокал и налил еще вина.
— Возможно, копы будут разрабатывать эту версию. Возможно, заставят подозреваемого заговорить. Может, именно так у них все и происходит. И не исключено, что с преступниками его будет связывать только это обстоятельство. Ведь у нас нет ни единого вещественного доказательства, которое нельзя было бы оспорить.
— Ни единого вещественного доказательства? — перебила я. Похоже, я ослышалась. А может, Билл просто перебрал и теперь не понимает, что говорит? — Да ведь преступник оставил чуть ли не литр спермы. Когда его поймают, тест на ДНК подтвердит его виновность.
— Ах да, как же я забыл про ДНК! В нашем штате результаты теста на ДНК доходили до суда от силы пару раз. Прецедентов практически нет, приговоров общенационального масштаба еще меньше — а по тем, что все-таки были вынесены, поданы апелляции. И, кстати, эти процессы до сих пор не завершены. Попробуй объяснить суду присяжных в Ричмонде, что человек виновен на основании результатов теста на ДНК. Хорошо, если хоть один присяжный знает, как расшифровывается эта аббревиатура! Наш суд — самый гуманный суд в мире: оправдает каждого, у кого коэффициент IQ выше сорока пунктов. Я уже столько об этом говорил…
— Билл…
— Черт! — Болц забегал по кухне кругами. — У нас не вынесешь приговор, даже если пятьдесят человек присягнут, что видели, как преступник спустил курок. Адвокаты найдут кучу компетентных свидетелей, лишь бы замутить воду и безнадежно запутать дело. Тебе ли, Кей, не знать, насколько сложно провести тест на ДНК.
— Билл, мне не раз приходилось объяснять присяжным не менее сложные вещи.
Он хотел что-то сказать, однако осекся, снова обвел взглядом кухню и глотнул вина.
Повисла напряженная тишина. Если исход судебного процесса зависит исключительно от результатов теста на ДНК, то получается, что я — главный свидетель, выступающий со стороны обвинения. Мне неоднократно приходилось фигурировать в этом качестве, и что-то я не припомню, чтобы Билл так переживал из-за этого.
Теперь все было иначе.
— Да в чем дело, Билл? — Я прямо-таки заставила себя задать этот вопрос. — Ты волнуешься из-за наших отношений? Думаешь, кто-нибудь о них расскажет и нас обвинят в служебном романе, скажут, что я подтасовываю результаты анализов, чтобы помочь обвинению?
Он бросил на меня взгляд и покраснел.
— Ничего я не думаю. Да, мы встречаемся, но не более того. Мы всего-то раз выбрались в ресторан и раза три — в театр…
Билл не закончил мысль, да этого от него и не требовалось. Никто не знал о наших отношениях. Обычно он приезжал ко мне домой или мы ехали куда-нибудь подальше от Ричмонда, в Уильямсберг или в округ Колумбия, где вероятность встретить знакомых приближалась к нулю. Я всегда больше Билла опасалась, что о нас кто-нибудь узнает. По крайней мере, Билл если и боялся, то виду не подавал.
