— Режет бензин. Осталось полторы тысячи тонн. До навигации не хватит. — Он опять задумчиво склоняет голову…
А Струбцова «режут» проектировщики. Будучи главным инженером треста, Юрий Александрович прежде всех несет ответственность за техническую политику. Что и как они строят здесь? — отвечать в первую очередь ему. А строят они устаревшие, признанные негодными для Севера дома серии I—467 Сургутского домостроительного комбината. Есть письмо Гражданстроя РСФСР, запрещающее использовать эту серию. Но чем ее заменить? Ленинградцы предложили новый, вполне хороший проект. Однако он предполагает попользовать ячеистый бетон. А завод такого бетона еще сам в проекте и будет воздвигнут в Надыме лишь через два года.
— Заколдованное кольцо?
Юрий Александрович резко встает и распахивает форточку; он любит свежий, морозный воздух. Садясь на место, приглаживает волосы, взъерошенные ветром.
— Заколдованные кольца получаются только на бумаге, а мы практики. Выкручиваемся. Пока гоним серию I—467, другого выхода нет. Но проект на ходу меняем: договорились вот о двух вариантах утепления, наращиваем батареи, разрабатываем вместе с ленинградцами конструкцию оконных переплетов с тройным остеклением.
Он говорит о положении строителей в РНПО — районах нового промышленного освоения. Это наболевшее. Проекты запаздывают, проекты не учитывают всех нужд. Строители вынуждены заниматься «не своими» делами, воздвигать то, что проектами не предусмотрено, — аэропорты, больницы, морги, бани для строителей. Это как гири на ногах: непредусмотренные накладные расходы, убытки.
— Или взять изыскательские работы. Их у нас ведет Свердловский трест инженерных изысканий. По существу, Севергазстрою и не положено ими заниматься, не его голова должна болеть. Как должно быть? Заказчик дает заказ на изыскания, результат их передается проектантам, проект — нам, подрядчику. А на деле? До сих пор нет в полном объеме данных по почвам, по грунтам, по воде. На воду заложены лишь две скважины, и обе дали негодную: в одной совсем нет железа, в другой его больше нормы в одиннадцать раз. С почвами тоже неясности. Не проведены, в частности, исследования вспучивания песков — нет нужного прибора. Только сейчас мы, строители, заказываем его. Изыскатели сворачивают работы, а мы хлопочем о средствах на продолжение изысканий, все надо начинать сызнова…
Юрий Александрович начинает рассказывать о технологии освоения грунтов с вечной и сезонной мерзлотой, о применении пескобетона, потом о свайных и ленточных фундаментах. Мне это интересно, с проблемой этой меня полтора года назад знакомили в Светлом, на строительстве компрессорной станции, об этом я консультировался в Москве. Но мысль о «чужих» делах строителей засела во мне и вдруг принимает неожиданный поворот. Я вспоминаю и рассказываю Юрию Александровичу о нечаянно подслушанном утром разговоре.
Один очень крупный инженер, приехавший на стройку, передавал по телефону свои распоряжения начальнику управления в Пангодах:
— На обвязку третьей вышки ты поставь бригаду Перевозчикова. Если сделают на полдня раньше, выплати им премиальные, не скупись.
Короткое и, возможно, дельное распоряжение. Оно показывает, что инженер этот, занимающий высокий пост, досконально знает положение на объектах стройки, знает людей и их способности. Но ведь это — на уровне прораба! А инженеру такого ранга думать, наверное, надо не об организационно-технических мелочах, думать надо на стратегическом уровне.
Юрий Александрович коротко хмыкает.
— Н-да. Один специалист по управлению сказал: «У нас происходит эрозия знаний и девальвация должностей». Точно сказал…
Заходит начальник технического отдела треста Геннадий Иванович Кулаков. Я знаю его по Светлому. Там он был начальником ПСБ — того «хитрого» проектно-сметного бюро, которое было создано еще Анатолием Мандриченко, чтобы «латать дыры», оставленные проектировщиками. Юрий Александрович спрашивает у меня:
— На плавмастерской были?
Значит, хочет меня выставить. На плавмастерской я был. Это судно по чертежам ленинградских инженеров построили в Болгарии. Из Черного моря его перегнали в Азовское, оттуда оно шло по Волго-Донскому каналу, по Волге, Беломорканалу, по Ледовитому океану, Обской губе, по Надыму и вот, наконец, пришвартовалось на 107-м километре в гавани, изготовленной ему землесосами. Из полутора миллионов рублей стоимости мастерской перегонка отняла 670 тысяч. На двух этажах расположились мастерские, оборудованные токарными, сверлильными, шлифовальными и другими станками. Штат — около ста человек. Думают еще расширять. А понадобится — плавмастерскую перегонят в другое место…
— Съезжу, Юрий Александрович, — говорю я и прощаюсь: — До вечера.
4
Майданов затащил меня в клуб, небольшое барачное здание, оставшееся от строителей железной дороги. В фойе занимается детский танцевальный кружок, в зале репетирует эстрадный оркестр. Это гордость Майданова. Играют и поют ребята почти профессионально. Сегодня им музицировать на молодежном вечере в кафе «Ири», мне там тоже выступать. Кафе — первое современное здание Надыма, построенное в 1970 году, по существу, и столовая, и вечерний клуб. «Ири» в переводе с ненецкого означает «луна».
Хорошо сидеть в маленьком, хоть и не очень уютном, зальце и слушать эстрадный оркестр. Но по сегодняшнему расписанию мне предстоит еще несколько встреч с людьми. Первая — с Делей Токаревой.
Ее все зовут здесь так — Делей, хотя, наверное, можно было бы уже звать по имени-отчеству — Дельфиной Павловной. Но такой уж она человек, очень простая, отзывчивая, веселая. И очень деловая. Вот только что она смеялась и шутила, играли ее полные губы и светлые глаза, но выслушает задание, ответит односложно: «Хорошо» или «Сделаю» и обязательно подожмет губы.
Она приехала на Тюменщину из города Режа Свердловской области. В Надым была заброшена с первым десантом. Главная работа была у нее тогда — ремонтировать старые, полуразрушенные бараки. Ремонтировать было нечем. Отдирали старую штукатурку, дробили, разводили водой и пускали в дело заново. Потом один старожил из бывших заключенных надоумил: за поселком геологи глину видели. Отлично — открыли карьер, сразу двинулось дело. А потом баржа притащила первые вагончики, начал переезжать трест. Деля тут была и за ЖКО, и за милицию, и за профсоюз — называлась: комендант поселка.
Сейчас она заведует хозяйством третьего стройуправления, под ее началом рабочие общежития на 107-м километре и общежития-палатки в вагонгородке Надыма. В палатках тесновато, живут по 15–20 человек, быт нелегкий. Деля снабжает ребят газовыми плитками, стиральными машинами, следит за порядком.
Но меня она интересует по другому поводу. Токарева — внештатный «отдел кадров» постройкома, на себя она взяла переписку с желающими приехать в Надым.
— Смотрю, валяются письма пачками. А за каждым — живая душа. Люди маются, ждут и верят: все-таки комсомольская стройка.
Писем — сотни. Я забрал самые свежие, последние и принялся читать. Пишут буквально со всех концов страны — из Москвы и с Дальнего Востока, из Казахстана и с Ухты, из Донбасса и с Урала, много — из армии.
«А трудностей мы не боимся — ведь мы солдаты. А то, что приходится жить в вагончиках, так это даже и хорошо. Мороз и трудности нам не страшны».
«По специальности я чертежник-копировщик, токарь, слесарь по автокранам. Если такие специальности не требуются, могу пойти учеником по любой требуемой специальности».
«Узнав о вашей стройке, у меня появилось желание принести какую-то пользу общему делу. Я имею следующие специальности: тракторист-дизелист, кузнец любого вида, слесарь, плотник».
«Прочитавши в газете о вашей союзной стройке, я со своей молодой супругой изъявили желание поехать в Надым строить город будущего с начала его основания. Жена — ткачиха, но она может работать и бетонщицей».
«Мы все комсомольцы, и трудности нас не страшат».
«Хочу внести свой труд на стройке и пройти школу мужества».
«Насчет жилья мне известно, что у вас пока плоховато, но и ни много не претендую, если нет места для койки или гамака, как в кубриках, то меня вполне удовлетворит спальный мешок в кабине или в кузове автомобиля».
Подобных писем — подавляющее большинство, и настрой их авторов вполне понятен. Не менее понятен и настрой других:
«Неоднократно слышал и читал о вашей стройке и в настоящее время изъявил желание поиметь участие в строительстве. Желая работать на вашей стройке, хочу узнать природные условия и какой коэффициент».
«Прошу вас разъяснить некоторые положения приглашения меня на работу в ваше управление. Ехать за тридевять земель за 200 рублей менее чем умно и разумно… Меня устраивает должность или зав. клубом, или худ. руководителя, или руководителя эстрадного ансамбля».
