Санька плачет, как обычно, красиво шмыгает своим хорошеньким носиком, у неё потрясающе розовеют при этом щёчки и проявляются веснушки. Она сразу становится похожей на маленькую пацанку. Не плачь, Шурка, моя лошадь. Мне теперь наконец-то хорошо и спокойно. Я не хочу драйва, веселья, спокойствия, славы, денег, внимания, преклонения и любви. Я не буду больше ругать тебя, учить жизни, да и вообще не буду. Не скучай, помни, как я умею зажигать и отжигать, и сразу улыбнись! А если тебе понадобится смелость, вспомни меня, безбашенную артистку-авантюристку, и у тебя всё получится!
Мама и папа, простите меня за то, что я, наверное, далеко не ваша мечта. Я нервный, непонятный, непутёвый ребёнок с признаками гения и раздолбая в одном лице. Вы так и не поняли, кого во мне больше, да я и сама не поняла.
Мои друзья, которых не было, спасибо за то, что вас не было. Спасибо вам за оставленное мне одиночество. И творчество. За то, что мы не делили с вами горести и радости, за то, что не обижались, не завидовали друг другу, не изображали «я за тебя горой».
Мои «няни», люди, которых я использовала, как свою жилетку, простите меня за то, что одиночила вашу жизнь. Я была капризна, зла, но я очень вас любила, это была взаимная любовь. На редкость.
Мой любимый черноглазый зверёк, прости, что так тебя называю, это я любя. Тебе оставляю все свои смешные вещи, весь мой театрмаскарад, мои костюмы. Зачем они тебе, я не знаю, но мне приятно, что ты это всё хранишь. Твоя душа тёплая, и мои нехитрые пожитки довольны. Им у тебя комфортно. Ты просила, чтобы я была чуточку добрее к миру и людям, я старалась, у меня не получилось.
Рыжий, привет. Ну, вот я и отмучилась. Ты переживал, чтобы крыша моя не «поехала». Она не поехала, потому что я «уехала» раньше. Улыбаюсь. Ну, ты не злись, что мы больше не будем друг для друга «сливными бачками» душевных терзаний и мук. Я в твоей памяти, я знаю. И приведи уже себя в божеский вид, покрась уже свои седеющие волосы в радостный рыжий, как красила тебе их я! Будь всегда солнечным, милый Рыжий!
Ломо. Что-то ты приуныл, подкис как-то, стал какой-то грустный ушастый слон. Моя «тайная душа». Друг мой. Близнец мой. Враг мой. Я всегда с тобой. В каждой знакомой букве…
– ЭЭЭЭй, ну здравствуй, Бог! – наконец-то закричу я с вызовом самому Ему. Он отвернётся, Ему станет стыдно, и он только молча положит мне в руку конверт, в котором будет написано одно слово: «ПОВТОРНО!» И жизнь начнётся заново.
Пойманная Улька
К Ульке я относилась хорошо, но после этого случая особенно прониклась. Она, как прочитанная книга, ранее вроде понятная, зазвучала в моём сердце как-то по-новому. Мне она всегда казалась слегка высокомерной, холодной длинноногой красавицей, ищущей принца – молодого, такого же прекрасного, как она, но богатого, да ещё и с чувством юмора.
Улька позвонила мне сегодня и срывающимся, тихим, заговорщицким голосом спросила: «Пожалуйста, могу ли я к тебе сейчас приехать?» Голос Ульки был странен, обычно он у неё звенит в трубку то смехом, то слезами, всегда на высоких нотах… А тут – низкий, сдавленный тон. «Да, Уленька, конечно, приезжай», – сказала я.
Бледная Улька влетела в мою убогую, но сказочную квартиру в розовом цвете и нервно шлёпнулась в кресло рядом с моим главным другом – большим плюшевым зелёным крокодилом.
Долго-долго сидела молча, потом попросила у меня пустырник, выпила сразу почти полфлакона, посидела опять молча час и начала свой рассказ.
Наташа, я сегодня попалась!..
Где и на чём? – спокойно спросила я.
В «Лимоне»… на воровстве.
Понятно. Вот почему в последнее время при слове «гипермаркет», как я заметила, у тебя зажигались глаза. Они просто начинали блистать, как ночью фары у машин.
Да, я ворую уже полгода, но попалась только сегодня. Теперь буду в гипермаркет на самом деле бояться ходить. А ведь вчера мне было предупреждение. Позавчера я тоже в гипермаркете наворовала и взяла тележку, а обычно я с корзиной хожу. Напихала я в свою дамскую сумку всего-всего и встала в очередь с тележкой. А в тележке моя сумка. Если ты с корзиной стоишь, то из очереди выйти можно, а если с тележкой, то всё, уже никак не выйдешь, потому что за тобой уже встала очередь. Ну как ты уедешь? Никак не уедешь, – вслух размышляет Улька, уже не особо замечая меня. – Я такая стою, значит. Смотрю – к нашей кассе подходят двое в ментовской форме. Именно к нашей! А тут впереди мужик с рюкзаком, у него рюкзак висит без специальной упаковки, которую в гипермаркете выдают. Просто так на тележке висит. Менты ему говорят: «Покажите рюкзак!» Он показывает. Ничего нет. Я смотрю. Это всё ж передо мной происходит!!! А у меня полная сумка всякого дерьма, еле закрыла. Вот как назад-то? Назад уже никак не рвануть! За мной уже фигова туча тележек. Что я сделаю? Да ничего уже не сделаю! А вытащить из сумки, ну, во-первых, будет вообще позорно, а во-вторых, у меня даже денег оплатить всё не хватит. Это совсем палево будет. Я стою дальше. Он мужика проверил, следующие передо мной две старые бабки, они вместе с одной тележкой стоят. Я за ними уже стою, уже даже вытащила свою мелочёвку. Он подходит к этой «моей» бабке и говорит: «Покажите сумку. Вот эту». Блин. Моя сумка вообще раздута, как не знаю что, а он у бабки требует показать небольшую сумку. У меня, Наташа, вся жизнь перед глазами пролетела! А бабка, ты знаешь, начала причитать: «Да всё я вам покажу, да мне чужого не надо, я не люблю жить и бояться, мне проблемы не нужны. Я сейчас всё-всё вам покажу». И показала. Чиста бабка. Следующая – я. Я даже молитву «Отче наш» стала читать про себя, и… он ушёл! Я прохожу. Всё нормально. И, ты знаешь, бывают же такие мысли ниоткуда, ты вроде и не думал об этом, но как будто кто-то тебе в ухо сказал: «Улька, это знак!» А сегодня, видишь, попалась. Вот тебе и знак. Первый раз я кофе и чай самый дорогой своровала и отправила своим родным – маме и бабушке. Элитный алкоголь не сопрёшь, он клипсованный. Потом «купила» австралийское мясо, оно офигенно дорогое, и позвала вас в гости.
Ах, вот оно что… Ну ты деловая колбаса! – уже не могу сдержаться, ржу я. – А мы-то думали, ты денег много стала зарабатывать. Клиенты у тебя попёрли! Если б знали, что мы тогда жрали, блин…
Потом Катя мне волосы покрасила, – продолжала Улька. – Я ей тоже кофе подарила ворованный. Потом знала уже, когда ты ко мне точно приедешь, и креветки притащила по 5 тысяч за кг.
Блин, я понимаю теперь, почему они мне тогда плохо в организм лезли… Хоть и такие вкусные необыкновенно…
Вот ты знаешь, не себе ведь я воровала! Мне так хотелось порадовать всех. Пир на весь мир закатить!!!
А я так тогда порадовалась за тебя. Думаю, как здорово, у Ульки можно теперь деньги занимать. На «креветки». А она у нас рыбачить ходит в «Лимон». Ну ты даёшь! Я бы так не смогла, я только в детстве чё-то два раза спёрла, но и то ради адреналина. Может, ты тоже ради адреналина?
Первый раз, когда я пошла «на дело», я испугалась возле кассы. Я прошла кассу и потом прям бежала до дома. От радости! На облаках летела от адреналина! Всю ночь не спала и ждала утра, чтобы снова пойти в гипермаркет. А потом я поняла, что смех смехом, а п…да мехом. Я реально не знаю, как зарабатывать тут больше денег честным трудом. У меня куда-то клиенты все пропали. А я тут благодаря гипермаркету насобирала несчастные копейки, чтобы на свой день рождения слетать в Римини, хоть увидеть город мечты. Экономила на еде из гипермаркета и копила. Я не знаю, что делать. Это тупик. И с работой, и с жизнью. Естественно, я воровать сейчас не буду. Но у меня выходит с моей зарплатой только поесть и отдать деньги за съёмную квартиру. Ни тебе платьице, ни тебе х…ятнице не купить. А уж о путешествии вообще забыть надо. Мы внатуре в е…ной стране живём, где никому не нужны. У тебя ведь тоже не одно образование высшее, и что? Бегаешь целыми днями по кастингам сраным, жопу морозишь, а тебе говорят: «Деньги платите – и будете у нас работать». И что? Всё равно надо, значит, кого-то трахать, если денег мало. И потом ещё и работать. Замкнутый круг. А я себе весь позвоночник измучила со своей работой. И что? За границей у кого высшее образование – миллионы гребут.
Тут Улька плачет. И опять сквозь рёв продолжает:
– Я не знаю, где выход. Вот меня поймали – и что? Я отдала все деньги ментам, и они меня отпустили. Что дальше-то делать? Что? Вздёрнуться? Так маму жалко… Кто-нибудь скажет мне, что делать??? Женщину со мной поймали: чёрные волосы, одета небогато, лет сорок… Черты лица сексуальные. Сказала – детям своровала. Правда, неправда – какая разница? От хорошей жизни никто не будет воровать. От безысходности, в панике я поняла, что отдаёшь всё. ЛИШЬ БЫ ОТПУСТИЛИ. Больше стыдно, чем страшно! Менты рассматривают сворованные чулки и ржут друг над другом: мол, не твой размер, случайно?.. А у меня ещё душа была спокойна насчёт гипермаркета, потому что точно знаю: сколько бы там ни крал, из зарплаты людей, которые там работают, не высчитывают. Потому что только гипермаркет гребёт такие миллиарды. И я думала, что никому не причиняю зла.
