В этой е…ной России я не могу изобрести велосипед, даже колесо! Клиентов не было ни вчера, ни позавчера, ни позапозавчера. Я когда к тебе сейчас в метро ехала, очки надела и реветь начала. Как вспомнила всю свою жизнь… Куда я качусь? Меня вообще по-другому воспитывали мама, бабушка.
– Как по-другому? Что придёт принц?
– Да! Принц! Что воровать – это грех! В мыслях, даже под мыслями чтобы этого не было! Секс – только по любви. Вот так живёшь, и все твои принципы медленно рушатся, рушатся, рушатся, рушатся… Принца нет. Мне 33. Ещё благо, что я молодо выгляжу, спасибо маминым генам. Реально, души сюда как в ад попадают. Есть такая теория, в какой-то книжке читала, что души сюда, на Землю, как в ад посылают! Типа ада нет, есть только рай. Под землёй типа там черти тебя на сковородке жарят, да фигня это всё. Вот это и есть ад – Земля! Где каждый день думаешь, как на кусок хлеба заработать! А если у тебя дети появляются, то где бы ещё своровать на них. А когда вырастут, как их выучить. А если я о себе сейчас не подумаю, платье не куплю, губы не сделаю, ботокс не поставлю, кто на меня посмотрит тут, в столице??? Вкладывать во всё надо. Е…ать, сколько денег получается!!!
Поиски счастья
Лето подходило к своему логическому завершению. Август – как вечер понедельника. Мне было грустно и смертельно одиноко, и я решила посвятить своё время Ульке – моей теперешней клиентке. Ульке надо найти не музу, а мужа. Я клятвенно обещала Ульке искать вместе с ней. Я, вооружившись тяжеленным фотоаппаратом, следовала за её длинными бесхозными ногами. Начали с ресторана «Пушкин». Пафосный, очень известный в Москве, про него пишут во всех ныне модных книжках. «Мы пришли в „Пушкин“», «Мы обедали в „Пушкине“», в общем, «Пушкин, Пушкин, Пушкин!». Надо идти туда!
Прошли фейсконтроль. Фу… Если бы не прошли, я бы не пережила такой позор, когда говорят на входе: «Извините, вы нам не подходите». Потом долго будешь отмываться от унижения и опущенной самооценки. Мы прошли. Напыщенные официанты посадили нас за столик почти в самом центре зала. Канделябры, свечи, классическая музыка, официоз. На нас все смотрят, как на неведомых зверушек. Это Улька во всём виновата. На ней очень эффектное платье, в котором видны её высокая грудь, тонкая талия и бесконечные ноги. Оно слишком праздничное для вечера двух одиноких девушек. Открыли меню: жрать абсолютно нечего: несколько блюд и по таким ценам, что проще удавиться. Официант смущённо ждёт заказа. Хочется выпить. Открываю карту вин и понимаю, что если мы купим «Вдову Клико», то минимум месяц будем пить воду из-под крана вместе с Улькой, да ещё и жить на улице придётся. Слава богу, вижу пиво!!! Аж 700 рублей за бокал, но это счастье. Заказываем пиво, сидим, лакаем, как кошки. Кругом сидят пафосные люди, ведут светские беседы с дамами и краем глаза секут нас. Каждое движение. Мне надоедает, я хочу писать… Смертельно хочется взять перо и писать. Видимо, дух Пушкина витает в воздухе. Улька начинает вертеться и бегать типа в туалет, а сама тем временем демонстрирует свои ноги. Прибегает и говорит:
– Там унитазы «Гжель»! Круто!
Тут заходит пара. Весьма нестандартная, но видно, что пара. Стареющий мужчина и молодой юноша, похожий на девочку. Мальчику нет и 18 лет. Это заметно. Мы зырим. Мужчина начинает зло на нас смотреть и нервничать. Я прошу Ульку не раздражать дядьку. Еле удаётся её угомонить. Ей весело, потому что мы как звёзды среди убогих и больных.
Пиво надоело. Ресторан тоже. Тухляк. В конце обворожительного вечера в крутейшем ресторане пошли с Улькой в туалет и долго там фотографировались с унитазами из Гжели.
На следующий день пошли в ресторан попроще, ели барана. Улька веселила полресторана, но никто так и не решился подойти. С нами сидели ещё одна подружка и её иностранец, которого она буквально приволокла из Италии. Итальянец сидел тихо, держался, как за мамку, за свою русскую подружку и ел жареные пельмени. Тыкал пальцем наугад во всё меню, подружка смеялась и говорила нам: «Пусть тыкает, потом поймёт, куда тыкал, когда счёт принесут». Принесли счёт, мы вытащили свои кровные деньги за барана, но итальяшка оказался щедрым малым, заплатил за всех, сказав при этом, что в другом месте будем платить мы. Ой, ага, а если это другое место будет такое дорогое, как «Пушкин»? Нет уж, дорогой, бери наши грошики. Смеёмся. Он тоже ржёт, хоть ничего и не понимает. Потом все вместе едем в клуб. В клуб я не хочу, но иду посмотреть. Заходим. Ни вздохнуть, ни пукнуть, не то что танцевать. Я по-тихому линяю, оставляю Ульку на эту сладкую парочку руссо-итальяно.
Утром пишу Ульке: «Ну как ты там? Зажгла хоть?» Ответ: «Да какой, бл…ть, зажгла… Такие уроды напыщенные, да ещё каждый десятью бабами окружён… Никто не знакомится… Я не представляю, как в Москве, России кого-то вообще можно найти. А тем более на всю жизнь!!!»
Я отвечаю: «Пошли тогда в церковь». Улька: «Ого, ты первый раз такое говоришь…»
Удивлена, но идёт. Я вспоминаю, что креститься так и не научилась. Для меня лево-право – это ж высшая математика! Улька пытается научить. Говорит, что надо мне сорокоуст заказать. «А что это?» – «Ну, это когда сорок дней за тебя молятся». Заказываю. Потом думаю а если я перепутала, где за здравие, а где за упокой? Подхожу опять к бабушке, которой деньги отдала, спрашиваю её. Она отвечает, что это человек может перепутать, а Бог никогда, он же всё видит, что кому надо.
Улька смело ходит от одной иконы к другой. Я не знаю, к какой надо. Она мне помогает. Вот Пантелеймон – он лечит, если что болит, то к нему. Хорошо, у меня всё болит и все болеют. Ставлю Пантелеймону. А это Николай Угодник – он за чудеса отвечает. О, это точно мой. Тебе, Николай Угодник, свечи мои… «А что же делает тогда Дева Мария и Иисус Христос?» – «А они за всё отвечают, но если что конкретное, то тогда – как я тебе сказала», – отвечает Улька.
А потом мы вышли из храма, и Улька мне показала башню, где жила София. Говорят, желания исполняет. Так вот, люди всю башню желаниями своими расписали. Читаю некоторые: «Дай уверенности в себе», «Сделай меня счастливой», «Помоги». А вот, как всегда, и черти попадаются, написано: «Хачу вайну!» Орфография именно такая. Загадали мы каждая своё и пошли вдоль Новодевичьего озера. Сели на лавочку, и Улька мне стала показывать, какие она купила сегодня себе красивые трусы от „Victoria’s Secret“. Трусы есть, а показывать особо некому!
А потом ко мне приехал сын моего единственного настоящего друга. Он – музыкант, собрался покорять Москву. А я собиралась писать о нём рассказ. Вот что получилось.
Музыкант
Есть такая категория музыкантов – академисты-классики. Это чуваки, которые большую часть своей жизни учатся по нотам, по определённым строгим правилам: туда нельзя, сюда нельзя, никакой импровизации. Это, короче, ты учишься в музыкальной школе 7, иногда и 9 лет, потом идёшь в музыкальное училище (среднее специальное учебное заведение для музыкантов), там ещё 4–5 лет, все зависит от специальности (есть теоретики, исполнители, педагоги, прочие м… ки и оркестранты). Потом ты учишься в консерватории ещё 6 лет. Если в твоём городе нет консерватории, то едешь в другой город. А если ты не учился в консерватории, тебе никогда не попасть в оркестр. Теперь сложим все годы обучения вместе, получается около 18 лет. И вот ты получил диплом «консервы» (так называют консерваторию
музыканты), и у тебя одна дорога – играть в оркестре в филармонии. И опять же, если нет филармонии в твоём городе, то едешь в чужой город, где она есть. Зарплата твоя – от 12 до 18 тысяч рублей. И это реальный потолок. Оркестр делится на несколько групп: группа скрипок, группа альтов, группа валторн, группа гобоев, группа литавр, виолончелей, контрабасов и так далее. В каждой этой группе есть концертмейстер – такой чувак, который больше 10 лет проиграл в оркестре. И только он получает максимальную зарплату, 18 тысяч рублей. Но они все, как правило, уже старики. А жизнь их похожа на рутину. Приходишь в 9 часов на репетицию, в 14.00 ты уже свободен. И так каждое утро и всю жизнь.
А зачем тогда это всё надо?
Ну, это считается очень высокодуховно, круто…
То есть играть в филармонии – это высший пилотаж?
– Для классической музыки – да, высший пилотаж. Серьёзная музыка. Денег не получаешь ни фига, но зато ты крутой. А самая крутость – вот есть дирижёр, это такой мужик с палочкой, и вот есть группа скрипок, самая крутая во всём симфоническом оркестре, и там у них по номерам все скрипки: первая, вторая, третья… И вот самое офигенное – быть первой скрипкой в оркестре, потому что только первой скрипке перед началом каждого концерта на глазах у всего зала дирижёр жмёт руку!
И что, он больше всех других скрипок денег получает?
Да нет же. Как все. На равных. Но он крутой.
А как его выбирают, первую скрипку-то?
Кто больше всех служит в оркестре. Всё просто.
А не кто лучше всех играет?
