Покидая Мельбурн и направляясь в Новую Зеландию, мы все испытывали некоторое утомление, что в общем не удивительно: прогулка по берегу виделась нам величайшим счастьем после того, как мы пять месяцев вкалывали в тесноте корабля, который кренился на 50° то в одну, то в другую сторону. Кроме того, давал себя знать недостаток свежего мяса и овощей, хотя делалось всё возможное и невозможное для того, чтобы нас ими обеспечить. Было, конечно, прекрасно, что группа людей, всячески оберегаемая от цинги, перед расставанием с цивилизацией какое-то время будет питаться свежей пищей и вообще переменит образ жизни.
В предвкушении всех этих благ утром 24 октября, в понедельник, мы почуяли запах суши — Новой Зеландии. Родной дом для многих антарктических экспедиций, она и нас, несомненно, встретит гостеприимно. «Дисковери» Скотта, «Нимрод» Шеклтона, а теперь «Терра-Нова» опять же Скотта — все они по очереди швартовались у одного и того же причала в Литтелтоне, даже, насколько мне известно, у одного и того же пакгауза № 5. Здесь они разгружали свои трюмы, здесь же загружали их заново, добавляя всё то, что могла дать, причём бескорыстно, Новая Зеландия. Отсюда экспедиции уходили дальше на юг, и сюда же из года в год возвращали их спасательные суда. Приведённые выше слова Скотта о «Дисковери» в полной мере относятся и к «Терра-Нове». Не только власти Новой Зеландии на официальном уровне делали всё от них зависящее, чтобы помочь нашей экспедиции, но и новозеландцы с распростёртыми объятиями принимали как офицеров, так и матросов, «давая им понять, что, хотя от родины их уже отделяют многие тысячи миль, здесь, на чужбине, они найдут для себя второй дом и людей, которые будут думать о них в их отсутствие и радоваться их возвращению».
Чтобы попасть в наш последний порт, надо было обогнуть южное побережье Новой Зеландии и восточным берегом пойти на север. Из-за встречного ветра мы только утром 28 октября миновали мыс Литтелтон. Прошёл слух, что выход назначен на 27 ноября, а за этот месяц предстоит сделать очень многое.
Последовали недели напряжённого труда, перемежавшегося изрядной долей развлечений. Корабль разгрузили силами матросов и офицеров, на равных работавших грузчиками. Затем его поставили в док для выяснения причины течи — мистер Миллер из Литтелтона уже оказывал подобные услуги не одному антарктическому кораблю. Правда, различные слои обшивки для защиты судна ото льдов располагаются в таком сложном порядке, что обнаружить течь очень трудно. Более или менее определённо можно сказать лишь одно — на внутренней обшивке вода появляется совсем не там, где она проникла в её внешнюю оболочку. «Наш приятель Миллер, — писал Скотт, — в это время осмотрел течь в судне и проследил её до кормы. Он нашёл трещину в фалстеме. В одном случае отверстие, проделанное для сквозного стержня, оказалось слишком велико для болта… Корабль по-прежнему течёт, но теперь воду можно сдерживать, дважды в день выкачивая её ручной помпой в течение пятнадцати минут». Так обстояло дело в Литтелтоне; но довольно скоро все помпы засорились и мы были вынуждены орудовать тремя вёдрами, буквально борясь за свою жизнь.
Боуэрс в высшей степени разумно и чётко сортировал и размещал не только имевшиеся запасы, но и сыр, масло, консервы, сало, ветчину и другую разнообразную провизию местного производства, которую каждая экспедиция предпочитает закупать здесь, а не везти через тропики. Прежде чем сложить тюки в трюм, их заносили в списки и метили: зелёной обвязкой — предназначавшиеся северной партии, красной — главной партии; размещали их таким образом, чтобы без труда достать в нужное время и в нужной очерёдности.
На берег были доставлены в разобранном виде два дома — будущие жилища для двух южных партий, и на ближайшем пустыре их собрали те самые люди, которым предстояло заниматься этим в Антарктике.
Выгрузили также, и с большой осторожностью, оборудование для различных научных работ, входивших в задачи экспедиции.
К числу наиболее громоздких вещей относились керосиновый двигатель и маленькое динамо, очень чувствительный маятниковый гравиметр, метеобудки и анемометр Динеса. Была и специальная будка для магнитных измерений — в конце концов взяли только её каркас — с необходимыми, но очень громоздкими магнитными приборами. Много места занимали оборудование для биологических исследований и фотоаппаратура.
Для меблировки домов везли кровати с пружинными матрацами — роскошь, конечно, но вполне оправдывавшая затраченные средства и занимаемое пространство, — столы, стулья, кухонные принадлежности, трубы и полный набор ацетиленовых газовых горелок для обеих партий. Запаслись и большими вентиляторами, которые, однако, оказались неудачными. Проблема вентиляции в полярных районах ещё не решена.
Для провианта требуется не так много места, иное дело — топливо, и в этом одна из самых больших трудностей, с которыми сталкивается полярный путешественник. Нельзя не признать, что в этом отношении нас далеко опередила Норвегия — её замечательный «Фрам» оснащён керосиновыми двигателями.
«Терра-Нова», увы, жила на угле, и продолжительность её пребывания на юге, количество исследований, выполняемых береговыми партиями, чуть ли не целиком и полностью зависели от того, сколько угля удавалось разместить в её помещениях, и так забитых всем необходимым для современных научных изысканий.
«Терра-Нова» отчалила от берегов Новой Зеландии с 425 тоннами угля в трюме и бункерах и 30 тоннами в мешках на верхней палубе. Об этих мешках мы ещё вспомним.
Между тем на полубаке строили стойла для пятнадцати пони, а для четырёх, которые не помещались — по левому борту около рубки. Палубу заново законопатили, закрепили понадёжнее рубки и другое палубное оборудование, чтобы его не унесло в штормовых южных морях.
Чем ближе был час отъезда, тем милее казался каждый день пребывания в условиях цивилизации, тем более оживлённо становилось на нашем судне у Литтелтонского причала. Вот учёный пытается втиснуть ещё один ящик в свою крохотную лабораторию или распихивает только что полученные носильные вещи под спальные принадлежности на койке — пол каюты уже весь занят. На главной палубе Боуэрс старается засунуть в холодильник лишнюю тушу мороженой баранины, на реях целые группы заняты тем, что проверяют исправность бегучего такелажа. В машинном отделении механики суетятся около машины, и хотя корабль переполнен людьми, на нём царят порядок и чистота.
Вид нашего судна в субботу 26 ноября, когда мы отдали швартовы, заслуживает описания. Палубы не видно: на ней размещены, вдобавок к 30 тоннам угля в мешках, две с половиной тонны керосина в бачках, упакованных в свою очередь в ящики. На мешках и ящиках и на крыше холодильника находятся тридцать три собаки, привязанные на таком расстоянии друг от друга, чтобы они не могли, повинуясь врождённому инстинкту, набрасываться на своих соседей; судно непрестанно оглашается их завываниями. На полубаке и на палубе впритык друг к другу в своих деревянных стойлах стоят девятнадцать пони, а надо всем этим высятся трое моторных саней в огромных ящиках размером 16x5x4 фута, двое по бокам от главного люка, третьи — поперёк входа на полубак. Они прикрыты брезентом, закреплены как только можно, но ясно, конечно, что в большую волну они явятся большой перегрузкой для палубы. Одним словом, «Терра-Нова» — не самое успокаивающее зрелище. Но ведь мы приложили все свои знания и умение, чтобы закрепить палубный груз, не дать ему двигаться по палубе, защитить животных как можно надёжнее от ветра и волн, а уж о том, что не в нашей власти, бесполезно и горевать.
ГЛАВА III. НА ЮГ
Открой могилу: совершенный ликПодвержен тленью; лишь в Тебе, Всевышний,Постигнем красоту через Открытье.
Герберт
Телеграммы со всех концов мира, специальные поезда, суда в праздничном убранстве, толпы людей, приветственно машущих руками, пароходы, идущие к мысу, всеобщее ликование — такова была обстановка в субботу 26 ноября 1910 года, когда в 3 часа пополудни мы отвалили от Литтелтонского причала.
Прежде чем расстаться с цивилизованным миром, мы должны были ещё посетить порт Данидин, куда и прибыли в воскресенье ночью. Здесь погрузили последние запасы угля. В понедельник вечером мы танцевали в самых неподобающих одеяниях — выходные туалеты остались дома, и на следующий день, после самого восторженного прощания, двинулись наконец на юг. Наши жёны провожали нас, пока земля не скрылась из виду.
Среди тех, кто покинул борт в последний момент, находился мистер Кинсей из Крайстчерча. Он был доверенным лицом Скотта во время экспедиции «Дисковери» и Шеклтона во время его экспедиции в 1907 году. Мы все перед ним в глубоком долгу за помощь, которую он нам оказал.
