– Вы получите мои деньги. Подумайте об этом. Даю вам срок – две недели. В противном случае сделка не состоится, и мне придется искать другое решение проблемы, созданной моей непослушной дочерью.
Джереми появился в холле, когда туда из гостиной вышли Карсон, а за ним и хмурый Сайлас. Лазарь тотчас же услужливо подал гостю стек и шляпу. Карсон надел головной убор и поправил на себе его поля.
– Доброе утро, Джереми.
Во взгляде Виндхема Сайлас прочел страстное желание заполучить себе в зятья не его, а Джереми. Друг и впрямь был замечательным человеком, добродушным и веселым. Сайлас признавал, что его собственное чувство юмора значительно пострадало от недавних событий и навязчивых мыслей, которые Карсон считал его слабостью.
– Желаю счастливого Рождества вам и вашим семьям, джентльмены, – сказал Карсон, напоследок бросив взгляд на Сайласа.
Лазарь проводил его до дверей.
От Джереми не укрылся многозначительный взгляд Карсона.
– Зачем он приходил? – спросил он у друга, когда гость удалился.
Сайлас провел растопыренной пятерней по своим волосам. Из гостиной послышалось чистое сопрано Летти. Звук ее голоса был музыкой для его ушей.
– Ох, Джереми! – произнес он. – Иногда я жалею, что родился на свет.
Джессику уже четыре дня держали взаперти в ее комнате. Даже матери запрещалось с ней видеться. Единственным человеком, которого к ней допускали, была служанка Лулу, приносившая ей еду. Джессика уклонялась от общения с негритянкой. Девушка не спрашивала у нее, что поделывает тетя Эльфи, которую она видела только во время прошедшей в напряженном молчании поездки из чарльстонского порта в Виллоушир. Джессика не спрашивала ее о том, где находятся сейчас Типпи или Вилли Мей, не интересовалась, в каком настроении пребывают ее отец и мать. Горничная превратно истолкует ее слова и передаст их хозяевам. В своем изгнании, наедине со своими мыслями, Джессика не смогла бы вынести знания о том, на какую кару обрек Типпи и Вилли Мей ее отец. В эти дни накануне Рождества дом был на удивление тих. Вместо неистового веселья и радости приезжающих гостей, вместо суматошных приготовлений к балам и приемам, вместо бесконечной беготни домашней прислуги и громких разговоров, смеха и музыки – повсюду царила гробовая тишина.
Джессика была очень обеспокоена. Послал ли ее отец Типпи работать в поля? Наказал ли он Вилли Мей? Простит ли ее когда-либо мать? Будет ли с ней разговаривать? Какое наказание выберет для нее отец? Без наказания на этот раз наверняка не обойдется. А за что ее наказывать? За то, что она проявила сострадание к другому человеческому существу? Следы, оставленные пальцами Майкла на ее руке, когда брат тащил сестру через весь дом в кабинет отца, уже исчезли, но воспоминания навсегда отпечатались в памяти Джессики. Перед внутренним взором девушки стояли потрясенные лица тети и мамы, прижимающей ладонь к полуоткрытому рту. Ее преисполненный боли взгляд спрашивал: Что же, ради всего святого, ты натворила, дитя мое?
Она стояла с высоко поднятой головой, пока Майкл рассказывал отцу, как он со своими ночными всадниками поймал «подлого любителя негров» на горячем. Потом он попросил Карсона угадать, кому же этот преступник подавал сигналы.
Отец выслушал страстную речь сына и глазом не моргнув, но было видно, как все плотнее сжимаются его зубы, как темнеет обращенный на Джессику взгляд.
Наконец Карсон спросил:
– Мисс Конклин усадили на пароход?
– Да, папа, – ответил Майкл. – Я проследил за ней до отплытия. И сказал, что самые мрачные ее предчувствия оправдаются, если она вновь появится в наших краях.
– А беглец? Где он?
– Негр – в сарае, дожидается своей участи. Приказывай, что с ним делать. Он еще мальчишка, тупой, как все негры. Он говорит, что не знает ни имени своего владельца, ни названия плантации, с которой сбежал. Зовут его Джаспер. Он сразу же все нам выложил, когда увидел, что мы сделали с Сарой Конклин. Мальчишка говорит, что спрятался в фургоне, когда Скутер ездил в город за колесом.
– Кто-то из Виллоушира ему помогал.
– Он говорит, что нет. Я склонен ему верить.
– Как он узнал, что надо идти к дому мисс Конклин?
– Парень говорит, что к ним на поля приходил какой-то человек, думаю, это тот самый агент, и сказал, что женщина, живущая в доме возле кладбища в Виллоу-Гроув, помогает беглецам. Вот черномазый и пустился в бега.
– Агент – кто-нибудь из наших знакомых?
– Нет. Он приехал в Виллоу-Гроув с Севера в прошлом году и устроился работать клерком на складе фуража. Мы передали его шерифу.
– Значит, этот клерк и мисс Конклин подбили негра на побег?
– Да, сэр.
– А ты им помогала? – обращаясь к дочери, спросил Карсон.
Он поднялся из‑за стола, желая посмотреть Джессике прямо в глаза.
– Да, – ответила та, гордая своей храбростью, но в то же время ужасно напуганная.
Девушка на заметила даже искры любви в этих холодных, темных колодцах – глазах отца.
– Я не собираюсь выслушивать твои оправдания. Я вообще не хочу тебя слушать. Убирайся прочь с моих глаз. Иди к себе в комнату и оставайся там до тех пор, пока я за тобой не пошлю. Если ты осмелишься хоть голову за дверь высунуть, я поступлю с тобой со всей строгостью. Поняла? Ты поняла, Джессика Энн?
Он никогда не называл ее Джессикой Энн. Шокирующее осознание, холодное, как сталь на морозе, угнездилось где-то в желудке. Ей вспомнились предупреждения Сары, когда она хвасталась, что папа громче лает, чем кусает, если дело касается его дочери. Подруга тогда вся сжалась – не от боли, оставленной кнутом, а от святой наивности, которую Джессика проявляла в вопросах, касающихся ее отца. Теперь Джессика боялась за судьбу Типпи. Отец накажет рабыню за прегрешения его дочери. Ему все равно, простит ли его дочь, ему плевать, что ее любовь может обернуться ненавистью.
Джессика сложила руки, словно молилась.
– Папа! Умоляю тебя, папа! Пожалуйста, не наказывай Типпи за то, что я наделала!
– Майкл! Уведи сестру в комнату.
– Прошу тебя, папа…
– Ступай!
Подобно солдату, конвоируемому на гильотину, Джессика в сопровождении Майкла проследовала наверх. За ними следили округлившиеся от удивления и испуга глаза матери, тети, Вилли Мей и нескольких слуг.
Уходя, брат произнес, вполне возможно, последние слова, адресованные сестре:
– Подумать только, когда-то я в тебе души не чаял.
Громкий стук в дверь спальни, столь долго ожидаемый и заранее вселивший в сердце девушки трепет, вернул ее к реальности. Отперев дверь, она обнаружила, что за ней стоит ухмыляющаяся Лулу.
