был назначен большой прием в комендатуре, и генерал был в полной парадной форме. Многочисленные кресты и медали блестели под лучами солнца.
После хорошей верховой прогулки и сытного завтра ка генерал чувствовал себя превосходно. Недавно он по лучил новую благодарность от фюрера. Геринг тоже не забывал его. Шаумбург был доволен собой, своим фюрером, хотя, собственно говоря, особых причин для веселья у генерала не было. Вести с русского фронта до ходили неважные. Советская Армия освободила Орел Не блестящи были дела в Италии. Во всех французских департаментах отмечались партизанские вылазки.
Он, пожалуй, еще слишком мягок и человеколюбив. Надо усилить мероприятия против этих «мнимых европейцев», которые до сих пор не могут понять исторической роли немецкой армии, авангарда мировой цивилизации.
С презрением поглядывал он сквозь стекло машины на прохожих. Они шагали по тротуарам хмурые, согбенные под грузом своих забот… Французы… Унтерменши…
Автомобиль, как всегда, катился по авеню Поля Думера.
«Кстати, — думал генерал, — давно пора переименовать авеню, снять с табличек имя этого убитого французского бородатого президента. Оно вызывает плохие ассоциации. Гораздо лучше назвать авеню именем Германа…»
Автомобиль уже повернул на улицу Николо. И вдруг из-за угла выскочил светловолосый коренастый юноша, взмахнул рукой… Бомба!..
Никто из пассажиров лимузина не успел сделать ни одного движения, не успел даже вскрикнуть. Ольга Банчик была мастером своего дела. Детонатор сработал вовремя. Бомба взорвалась моментально.
Как сообщила выпущенная в тот же день листовка, «все оккупанты, сидевшие в машине, отдали свои души дьяволу…»
…Это была одна из самых блестящих операций французских партизан, заставившая самого фюрера побелеть от бешенства. О ней узнали все партизанские отряды, вся Франция. И в боевом дневнике, который вела Мелине Манушян, и в летописях партизанского движения навсегда осталась запечатленной отважная диверсия, которую совершили польский еврей Марсель Рейман, испанец Селестино Альфонсо и итальянец Спартако Фонтано под руководством армянского поэта Мисака Манушяна.
…Так воевали с фашистами партизаны отрядов Мисака Манушяна. Они были не одиноки. Они знали, что рядом с ними, в Париже и его пригородах, действуют другие партизанские группы — итальянца Феррари, поляка Павловского, француза Пьера Жоржа — легендарного полковника Фабьена.
Парижская земля горела под ногами фашистов.
3
Летом и осенью 1943 года советские войска одержали ряд замечательных побед над фашистами. Советская армия и советские партизаны освободили от гитлеровских войск почти всю территорию своей родины и неудержимо двигались на Запад.
Вести о подвигах советских воинов перелетали через все кордоны и рубежи.
В отрядах Мисака Манушяна читали и перечитывали строки Луи Арагона, напечатанные на гектографе, как боевые листовки.
После победы на Волге Арагон писал:
На востоке означилась ясно
Тень победы из белой пурги.
Волга в красной заре, помоги!
Пусть боятся зари этой красной,
Сбиты с толку, теснятся враги.
Все смертельней для них с каждой ночью
Пуля меткая в каждом окне.
Грохот взрыва в любой тишине.
Так пускай же, разорваны в клочья,
Они мечутся в нашей стране…
И каждый день в Париже и его предместьях раздавались грохоты взрывов и падали на мостовые Парижа и на разбитые рельсы железных дорог фашисты, разорванные в клочья бомбами Мисака Манушяна, Марселя Реймана, Селестино Альфонсо, Спартако Фонтано, Жозефа Боксова, Ольги Банчик. И каждый день новые записи появлялись в боевой летописи группы Манушяна.
Однажды сложным путем из советской Армении пришли в отряд новые стихи Аветика Исаакяна, посвященные павшему герою:
…Покойся безмятежно в вечной славе,
Твои герои-братья мчатся в бой.
Армения цветет все величавей,
И пламенеют розы над тобой…
Мисак перевел эти стихи на французский язык, и не было во всех четырех отрядах партизана, который не знал бы их наизусть.
— Я бы хотел, чтобы эти стихи были прочитаны на моей могиле, — сказал Манушян.
— Ты не имеешь права говорить о смерти, Мисак, — возразила Мелине. — Мы победим. И мы поедем в Ереван. Мы еще увидим небо Родины…
Усилились карательные экспедиции фашистов. Предатели, подготовленные гестапо и «Виши», пытались проникнуть в партизанские отряды, чтобы «взорвать» их изнутри.
Нашлись такие и в группе Манушяна.
В октябре и ноябре 1943 года провокатор выдал гестаповцам Мисака и его ближайших друзей.
Их бросают в страшные подвалы знаменитой тюрьмы Френ, современной Бастилии.
Инквизиторы, и иезуиты гестапо решили организовать большой показательный процесс. Задача гестапо состояла не только в физическом уничтожении героев. По личному предписанию Геббельса гестаповцы стремились дискредитировать движение Сопротивления, доказать, что оно чуждо французам, что якобы одни лишь иностранцы-эмигранты — евреи, поляки, армяне, румыны, испанцы, — «люди низшей расы», мутят воду в Париже. А французы-де с радостью приняли гитлеровское владычество.
Двадцать три партизана должны быть судимы не как французские борцы за свободу. Их изображают бандитами, мятежниками и террористами. Злобные фашистские писаки обволакивают имена героев целой сетью клеветнических измышлений.
Каждый день партизан вызывают на допросы. В одиночку и группами. Их пытают новейшими приемами пыток. Их морят голодом. Следствие ведется по всем правилам гитлеровской и гиммлеровской науки.
Но герои остаются непоколебимы. Их дух не сломить. В камерах пыток они так же сильны, как на полях сражений.
Три месяца они выдерживают глумления больших и малых чинов гестапо, избиения и ругань, и среди них нет ни одного труса, изменника, предателя.
К началу суда во всех общественных местах: на станциях метро, в кафе и ресторанах — расклеивают воззвания генералов фон Штюлышагеля и Фалькенхаузена с портретами участников отряда Манушяна — исхудалых, со свернутыми после избиений в гестапо скулами, с затекшими кровью глазами.
В фашистских воззваниях героев обливают грязью.
Французы проходят мимо афиш Штюльпнагеля. Парижане с горечью глядят на заросшие бородами лица патриотов.
И неожиданно на афишах появляются слова, написанные большими красными буквами:
Они были истинными патриотами.
Они были истинными французами.
Они боролись за Францию!
…А в маленькой комнате на окраине Иври Мелине сидит над портретом Мисака, сорванным со стены.
Они его били… Пытали… И все же она получила от него весточку, пробившуюся сквозь стены тюрьмы: «Победа недалека… Готовься к хорошей встрече под большой яблоней…»
Довольно слез… Надо идти к товарищам. Борьба продолжается.
…В зал суда их ввели скованными по двое цепями. У Мисака на допросах был выбит глаз и рассечена щека. Он сильно постарел. Густую черную бороду прошили серебряные нити седины. Но держался он на скамье подсудимых как обвинитель. И казалось, судьи боялись взгляда его единственного
