Лика тряхнула своими длинными волосами, которые, как прежде, свободно спадали ей на плечи. Ее охватил гнев.
— А как же ты хочешь, чтобы я с тобой разговаривала? — спросила она, тоже переходя на местное наречие. — Нравится мне это или нет, но я больше не имею права слушать любовные признания бездельника. Я скоро выйду замуж за графа Стима.
— За графа Стима! — потрясенный, повторил Никола.
Он отступил на несколько шагов и молча посмотрел на нее.
— Значит, у нас говорили правду!.. — еле слышно прошептал он. — Граф Стим. Вы!.. Вы! Вы выйдете замуж за этого человека?
— Да.
Она не желала его расспрашивать, она сказала «да», и этого достаточно. Она на все отвечала бы сейчас «да», не задумываясь, только одно «да»!
Лика пошла по тропинке к дороге, нервно сбивая хлыстом нежные побеги на кустах, которые росли на обочине.
— Николай… скажи, ты его знаешь?
Он вскинул на нее глаза, и в них загорелась злая насмешка.
— Да… Я его видел… Он много раз бывал в наших краях. Он так уродлив, что, когда едет на своем черном байке, девушки разбегаются. Он, как дьявол, хром и такой же злой… Говорят, в своем замке в Тулузе он завлекает женщин всякими зельями и какими-то странными песнями… И те, кто попадается на его удочку, либо вовсе исчезают, либо сходят потом с ума. О, у вас будет прекрасный супруг, мадемуазель де Сансе!..
— Ты говоришь, он хромой? — переспросила Лика, чувствуя, как у нее холодеют руки.
— Да, хромой! Хромой! Спросите кого хотите, и вам ответят: Великий лангедокский хромой!
Он расхохотался и, пошёл, нарочито хромая
Лика мчалась сквозь кусты боярышника, пытаясь убежать от насмешливого голоса, который повторял: «Хромой! Хромой!»
***
Едва она вошла во дворец замка Монтелу, как на старом подъемном мосту показался человек на байке. По его потному, запыленному лицу и штанам с нашитой сзади кожей сразу было видно, что это гонец.
Сначала никто не понял, о чем он спрашивает, такой у него был необычный акцент, и потребовалось время, чтобы догадаться, что он говорит.
Гонец вынул из маленькой железной коробочки письмо и вручил его барону Арману де Сансе, который поспешил ему навстречу.
— Боже мой, маркиз Андижос приезжает завтра! — в сильном волнении воскликнул барон.
— А это еще кто такой? — спросила Лика.
— Друг графа. Маркиз должен на тебе жениться…
— Вот как, и он тоже?
— …по доверенности, Лика. Граф Стим посылает лучшего своего друга, чтобы он представлял его на первой брачной церемонии, которая состоится здесь, в Лунасити. Второе церковное благословение будет дано в замке Милославских на Замле. Лика, ты — уроженка Луны, граф Стим — землянин по происхождению. Таковы традиции. На этой церемонии — увы— твоя семья не сможет присутствовать. Маркиз Андижос будет сопровождать тебя до самого замка графа. Земляне — народ быстрый. Я знал, что они выехали, но не ожидал их здесь так скоро.
— Как я вижу, у меня было не слишком-то много времени на раздумье, — с горечью заметила Лика…
На следующий день около полудня двор наполнился дизельными выхлопами, рёвом двигателей и звонкими криками.
Маркиз Андижос, жгучий брюнет с торчащими пиками усов и горящими глазами, в двухцветных желто-оранжевых рингравах, которые искусно скрывали полноту этого весельчака и кутилы, представил барону приехавших вместе с ним графа Доржерака и юного барона Сербала — на предстоящем бракосочетании они должны были выступать в роли свидетелей.
Приехавших пригласили в гостиную, где Сансе выставили на столы все, что было у них лучшего.
Гости умирали от жажды. Но несмотря на это, маркиз Андижос, отхлебнув глоток тростникового вина, отвернулся и, метко сплюнув прямо на плитки пола, сказал:
— Клянусь святым Поленом, барон, вино обдирает мне язык! Оно до того кислое, что у меня на зубах заскрипело. Эй, холопы, тащите бочки!
Его простота и чистосердечие, певучая речь и даже исходивший от него запах чеснока не только не вызвали неприязни у барона Сансе, но привели в полный восторг.
Что же касается Лики, то у нее не было сил хотя бы улыбаться. Со вчерашнего дня она с кормилицей Фантиной столько трудилась, чтобы придать их старому замку приличный вид, что чувствовала себя совершенно разбитой и словно одеревеневшей. Впрочем, это было к лучшему — по крайней мере она уже была не в состоянии ни о чем думать. Она надела свое самое нарядное платье, опять серого цвета, но, правда, с несколькими голубыми бантиками на корсаже: серая утица среди блистательных сеньоров в лентах. Она и не догадывалась, что ее пылающее личико с упругими, словно налитые яблочки, розовыми щеками, свежесть которого подчеркивал большой, жестко накрахмаленный кружевной воротник, было прекрасно само по себе и не нуждалось ни в каких украшениях. Маркиз и его спутники то и дело поглядывали на нее с восхищением, которое эти пылкие земляне не могли скрыть. Они осыпали ее комплиментами, смысла половины которых она не понимала, потому что они говорили очень быстро и с невероятным акцентом, неузнаваемо изменявшим каждое слово.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
«Неужели отныне мне всю жизнь придется слышать такой говор?» — с тоской подумала она.
Лакеи тем временем вкатили в гостиную большие бочки, поставили их на козлы и принялись открывать. Из днища вынимали затычку, и тотчас же в отверстие вставляли деревянный кран; однако струя из бочки вырывалась в этот короткий момент наружу и оставляла на полу большую розовую или красновато-золотистую лужу.
Но привыкшие к сидру и терновому соку, обитатели Монтелу пробовали все эти преподносимые так помпезно вина с осторожностью. Однако вскоре все повеселели. Винные пары всем ударили в голову. Лику охватило какое-то блаженное чувство. Она увидела, что брат радостно смеется, не стесняясь своего ветхого белья, распахнул полы старомодного камзола. А сеньоры земляне расстегнули свои короткие безрукавки. Один из них даже снял парик, чтобы утереть пот со лба, и потом надел его слегка набекрень.
— Лика, да пойдем же! Лика, пойдем наверх, в твою комнату, посмотрим, там такие чудесные вещи…
Лика дала себя увести. В большой комнате, где она спала когда-то вместе с Ортой и Мэд, стояли огромные, обитые железными полосами сундуки из сыромятной кожи, которые называли гардеробами. Слуги и служанки, откинув крышки сундуков, выкладывали их содержимое на пол и колченогие кресла. На широкой кровати Лика увидела платье из зеленой тафты, как раз такого оттенка, как ее глаза. Необычайно тонкое кружево украшало корсаж на китовом усе, а шемизетка была сплошь расшита цветами из брильянтов и изумрудов. Такие же цветы были на узорчатом бархате верхнего платья черного цвета. Его полы были отвернуты и заколоты брильянтовыми аграфами.
— Это — ваше свадебное платье, — сказал поднявшийся, вместе с ними маркиз Андижос. — Граф Стим долго выбирал среди материй, доставленных из Лиона, такую, что подошла бы к вашим глазам.
— Но он же никогда меня не видел, — возразила Лика.
— Господин Молин подробно описал ему ваши глаза: цвета морской волны, — сказал он, — какой она бывает, когда смотришь с берега, а солнечные лучи пронизывают ее до самого песчаного дна.
— Чертов Молин! — воскликнул барон. — Нет, вы меня не убедите, что он столь поэтичен. Я подозреваю, маркиз, что вы несколько приукрасили его слова, чтобы заставить улыбнуться невесту, польщенную таким вниманием со стороны будущего мужа.
— А это! А вот это! Ты только посмотри, Лика! — повторяла Фантина, и ее личико, похожее на мордочку маленькой пугливой мышки, сияло от восторга.
Был здесь и очаровательный дорожный несессер из зеленого бархата на белой камчатой подкладке, отделанный позолоченным серебром, в котором лежали две щетки, золотой футляр с тремя гребнями, два зеркальца тонкой работы, квадратная коробочка для булавок, два чепчика, ночная сорочка из тонкого батиста.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Были еще другие платья, менее роскошные, но тоже очень красивые, перчатки, пояса, маленькие золотые часики и бесконечное количество каких-то мелочей, о назначении которых Лика даже не догадывалась, как, например, перламутровая коробочка с крохотными кусочками черного бархата, смазанного клеем.
