Костер догорал в лучах утреннего солнца. Настя поежилась в объятиях Аники. Так тепло спокойно и уютно ей не было с того самого времени, когда она была в родном доме еще при жизни бабушки. Аника поднялся и помешал угли в костре:
— Пора, Настенька, до Тобольска идти далеко, обоз уехал, к вечеру бы добраться.
— Аника, я хочу тебе сказать, — она поднялась и обняла его со спины. — Я никогда не сказала бы, глядя тебе в глаза…
— Почему? — он обернулся и посмотрел на неё.
— Нет. Не смотри, — она смущенно отвернулась.
— Ну, говори! — Он притянул её к себе и поцеловал
— Эта ночь… — Настя покраснела, — я поняла, что такое на самом деле быть с любимым. Я думала, что после того, что со мной было я никогда не смогу любить.
— Даже меня?
— Думала, что даже тебя, думала, что ты презираешь меня, за то, что я не умерла тогда после всего этого, думала, что только в монастыре обрету покой.
— Дурочка ты моя. — Аника обнимал Настю, целуя в макушку. — Ты самая лучшая, ты моя, слышишь, ты теперь моя женщина, моя навсегда. — Он засыпал костер землей. Пора, Настенька.
День подходил к концу, когда они добрались до окраины города. Купола храма виднелись даже отсюда.
— Ну вот, — Настя облегченно вздохнула, еще немного и мы будем на месте. Самое сложное позади.
— Боюсь тебя огорчить, Настенька, но у тех, кто хотел заполучить икону, не осталось иного выхода, как ждать нас неподалеку от храма.
— Нет, Аника, нет, только не это.
— Настенька, поверь, я рад был бы думать по другому, но скорее всего Лука с товарищами сделают все, чтобы не дать тебе вернуть икону на место.
— Мне страшно, что же делать?
— Я с тобой, милая. Я не дам тебя в обиду, верь мне.
Сумерки сгущались над городом. Аника с Настей, осторожно оглядывая окрестные улицы, приближались к храму.
— Вон они! — Аника указал на троих, стоящих по разным сторонам улицы, ведущей к храму. — Надо обойти.
— Поздно, они нас заметили.
Трое разом пошли им навстречу. Аника озирался по сторонам. Заметив поблизости обветшавшую изгородь, он выдернул оттуда палку. Нападавшие приближались. Аника разглядел Луку, в руке которого был короткий острый нож. Отгородив Настю спиной от бандитов, он шепнул:
— Беги в переулок, а оттуда сразу в храм, я догоню.
— Я тебя не оставлю…
— Я сказал, беги!
Настя рванулась в переулок, нападавшие за ней, Аника одним ударом палки по ногам сзади сбил Луку, тот упал на землю, Аника кинулся за остальными, те остановились, завязалась драка. В кромешной тьме невозможно было понять, кто побеждает в этой потасовке. Сначала из дерущейся кучи вывалился один, а за ним и второй бандит. Они пытались подняться с земли, у Луки это почти получилось. Аника рванулся за Настей. Та уже колотила что было сил в двери храма:
— Откройте! Господи, да откройте же, скорее!
Настя молила о том, чтобы скорее попасть внутрь, преследователи приближались, казалось, они вот-вот будут на ступенях.
Двери храма распахнулись, заспанный дьяк, явно не понимая в чем дело, еле успел отскочить в сторону, Настя влетела в храм и судорожно пыталась достать образ из котомки. За ней влетел Аника и тут же попытался закрыть за собою двери. Преследователи напирали, и он уже не мог сдерживать их. Силы были очевидно неравны, однако Анике удалось задвинуть засов. Поначалу все затихло, но через несколько минут послышались сильные удары. Лука и его спутники пытались вынести двери с помощью бревна. На шум стал сбегаться народ, через запасной вход в храм вбежал отец Герасим с домочадцами, ничего не понимая, они глядели на Анику и Настю.
— Кто вы, что вы делаете?
— Вот, сейчас, батюшка, икона, мы вернули её, вернули! — Настя все еще пыталась достать образ, но тесьма котомки как назло запуталась и не желала развязываться. Настя крикнула:
— Где она была? Где висела икона, покажите!
Отец Герасим, недоумевая, указал на оклад, висящий пустым на стене храма.
— Сейчас, — Настя торопилась, и пальцы дрожали и не слушались её, — только развяжу веревку.
— Быстрее, Настя, быстрее, я не смогу долго сдерживать их. — Аника пытался, навалившись всем телом на двери сдержать натиск нападавших..
— Я стараюсь, сейчас… — ей, наконец, удалось развязать веревку котомки, она опустила руку и достала из неё образ. Свет, не раз исходивший от образа, в родном храме стал еще более ярким и явным. Перекрестившись, Настя поднесла образ к окладу. В эту же минуту двери храма распахнулись, бревно, разбившее их, угодило в Анику, отшвырнув его в угол храма. Он упал, ударившись виском о колонну, и затих без движения. Лука с помощниками ввалились в храм. Настя вставила икону в оклад и, прижавшись к нему лбом, прошептала:
— Помоги, матушка…
Икона моментально словно вросла в оклад, воздух около неё загудел так, что Насте показалось, сейчас лопнут барабанные перепонки в ушах. Казалось, гудевший и звенящий воздух сгущался вокруг иконы все большей и большей массой. Пространство и время остановились. Насте было тяжело дышать. Внезапно, как-то аккуратно обогнув Настю вся эта гудящая масса волной пошла на Луку и стоящих рядом с ним. В один миг какая- то воздушная стена, невероятной силы и скорости смела их с дороги, вышвырнув на улицу и разнеся при этом в щепки двери храма. Батюшка истово крестился:
— Воистину чудны дела твои, господи. Чтоб больные исцелялись — видел, не скрою, но чтобы такое…
Настя опустилась на пол под иконой:
— Ну, вот и все…вот и все…мы сделали это, Аника…
— Аника! — он не отзывался, она оглянулась и, увидев его лежащим у колонны, кинулась к нему. Храм заполнялся людьми. Сонные, перепуганные, они не могли понять, что происходит. Настя перевернула Анику, его мертвенно бледное лицо с закрытыми глазами было недвижимо. Настя в отчаянии прильнула к его груди, — сердце не билось. Струйка крови стекала из уголка его губ. Аника, её Аника, такой живой и подвижный, красавец Аника с обаятельной белозубой улыбкой, карими глазами, светящимися любовью и теплом, силач Аника, творящий чудеса наездник, вечный шутник с неиссякаемым чувством юмора. Её любимый, нежный и ласковый Аника, еще вчера покрывавший поцелуями её лицо, сливавшийся с ней воедино в любовном порыве, её мужчина, её защитник лежал без движения на холодном мраморном полу храма.
— Аника! Аника, очнись, очнись, прошу тебя, — она кричала и что было силы, трясла его за плечи. — Аника, не умирай, открой глаза…
— Он умер, — отец Герасим положил на её плечо руку, — он умер, дитя мое, не тревожь его понапрасну.
— Нееет!!! — Крик Насти разорвал тишину храма, — нет…нет, этого не может быть, нет!
