Маграт выступила из своего укрытия.
— Уф, это ты, Маграт? — сказал Шон, приподнимая капюшон кольчуги, который съехал ему на глаза. — Ты про маму мою знаешь?
— Что такое?
— Он бросил ее в темницу! И заявил всем, что она, дескать, собиралась его отравить! А у казематов новеньких поставили и меня к ней даже не подпустили! — Шон нахмурился. — Говорят, что ее заковали в цепи, а это значит, что все может кончиться очень плохо. Ты же знаешь мою мать, она такое может устроить, если ее из себя вывести. Потом до конца жизни вспоминать будем…
— А сам-то ты куда несешься? — поинтересовалась Маграт.
— Надо найти Джейсона, Вейна, Даррона и…
— Обожди-ка минутку.
— Уф, ты только представь, а если ее пытать начнут? Сама знаешь, какие слова у нее с языка слетают, когда ее разбирает по-настоящему…
— Шон, ты же видишь, я думаю.
— А к воротам он поставил отряд личной гвардии…
— Слушай, Шон, я тебя умоляю, заткнись хоть на полминутки.
— Уж поверь, как только Джейсону станет все известно, он герцогу такого дрозда покажет… Скажет, самое время преподать Флему пару уроков.
Нянюшкин сын Джейсон был юношей, который и телосложением, и, как всегда полагала Маграт, умом смахивал на целое стадо крупного рогатого скота. При всей сопутствующей такому раскладу толстокожести, Джейсон, в представлении Маграт, едва ли сможет устоять перед градом хорошо заточенных стрел.
— Не говори ему ничего. Пока, — задумчиво произнесла она. — Тут может быть другое решение.
— А как ты думаешь, может, мне с матушкой Ветровоск поговорить? — спросил Шон, подскакивая попеременно то на левой, то на правой ноге. — Она-то точно скажет, как поступить, она же ведьма…
Маграт даже бровью не повела. До сего мгновения она была склонна считать себя весьма разозленной, однако лишь теперь Маграт познала настоящее бешенство. Она промокла, продрогла, проголодалась, а этот парень… Когда-то, давным-давно, именно в такие мгновения к ее горлу подступали рыдания.
— Ой, — напугался Шон. — Э-э-э. Я же не хотел… Того… Э-э-э… — И он опасливо попятился.
— Если все-таки увидишь матушку Ветровоск, — медленно произнесла Маграт, изрекая каждое слово так, словно облекая его в стекло, — можешь сообщить ей, что я сама разберусь с этим делом. А теперь бери ноги в руки и дуй отсюда, пока я не превратила тебя в лягушку. Впрочем, ты и так от нее не отличаешься.
С этими словами она повернулась, подобрала юбку и сломя голову бросилась бежать в направлении собственного дома.
Есть люди, которые в глумлении над ближним видят свое призвание. Герцог Флем относился как раз к таким. И в этом деле он был весьма и весьма хорош.
— По-моему, ты здесь славно устроилась, — сказал он.
Прежде чем ответить, нянюшка тщательно обдумала его слова.
— Колодки слегка мешают, а так все замечательно.
— Мой рассудок останется глух к твоим мерзостным причитаниям, — предупредил герцог. — Тебе не сделать меня жертвой твоих дьявольских ухищрений. Но я должен известить, что вскоре тебя начнут пытать.
Откровенность не принесла герцогу желанных плодов. Нянюшка обвела стены темницы взглядом, в котором сквозило любопытство пришлого и случайного посетителя.
— А потом тебя заживо поджарят на костре, — не удержалась герцогиня Флем.
— Ну и ладно, — кивнула нянюшка.
— Ладно?!
— Тут же от холода окочуриться можно. А что это за шкаф с шипами? Герцога затрясло.
— Ага, — процедил он. — Заметила наконец? Это так называемая «железная дева». Самое последнее новшество. Тебе предстоит…
— А ничего, если я загляну туда?
— Мольбами ты ничего не добье…. — Герцог вдруг замолк. Щека его снова начала дергаться.
Герцогиня же так низко склонилась над пленницей, что ее большое багровое лицо едва не коснулось нянюшкиного носа.
— Прибереги свою беспечность до лучших времен, — посоветовала герцогиня. — Очень скоро улыбка у тебя окажется на другой стороне лица. Вот тогда-то ты посмеешься!
— У моего лица всегда была лишь одна сторона, — заметила нянюшка.
Пальцы герцогини любовно пробежались по сложенному на подносе инвентарю.
— Это мы сейчас проверим, — промурлыкала она, поднимая клещи.
— И можешь не надеяться, что твои приспешники явятся тебе на помощь, — добавил герцог, который, несмотря на пронизывающий холод, успел покрыться испариной. — Ключи от темницы есть только у меня и моей супруги. Хе-хе. Ты послужишь первым предупреждением бунтовщикам, которые сеют вокруг моей особы зловредную молву. И не смей уверять нас в своей невиновности! Мой слух постоянно оскверняют голоса, нашептывающие гнусные небылицы…
Герцогиня свирепой хваткой вцепилась в его руку.
— Довольно, Лионель! Оставим ее на часок, — каркнула она. — Надо дать ей время осознать свою участь…
— …Да, лица… грязные слухи… меня и рядом-то не было, когда он упал… — продолжал вещать герцог, качаясь, словно маятник. — Вечно пересоленная каша… каша, моя каша…
За августейшей четой громыхнула дверь. С жутким лязганьем брякнули замки, гулко отозвались засовы.
Оставшись в одиночестве, нянюшка некоторое время беспомощно озиралась. Неверное пламя факелов нисколько не скрашивало окружающий ее мрак, но делало его еще более отталкивающим. Странные железные остовы, предназначенные для испытания на прочность человеческой плоти, отбрасывали неприглядные тени. Нянюшка Ягг поежилась, брякнув цепями.
— Ладно, — сказала она. — Я тебя вижу. Ты кто такой?
Король Веренс подобрался поближе.
— Ну и рожи ты корчил из-за его спины, — продолжала она. — Я с трудом удержалась…
— Никакие рожи я не корчил, женщина. Я лишь хмурил чело.
Нянюшка прищурилась:
— Эге-ге-ге, да я тебя знаю. Ты умер.
— Я предпочитаю выражение «оставил этот мир», — поправил ее король.
— Я бы, конечно, поклонилась тебе<Ни книксенов, ни реверансов ведьмы не признают >, — сказала нянюшка, — да вот цепи мешают. Слушай, а ты кота моего, часом, не встречал?
— Встречал. Он находится в одном помещении на верхнем этаже и в настоящую минуту спит. Нянюшка приободрилась.
— Это хорошо, — кивнула она. — А то я уже начала беспокоиться. — И она вновь окинула взглядом стены темницы: — Надо же, какая кровать здоровая…
— Это дыба, — сообщил король и в нескольких словах объяснил ей предназначение устройства. Нянюшка понимающе кивнула.
— Каждый развлекается как умеет, — заметила она.
— Должен сознаться, сударыня, что твои нынешние невзгоды целиком и полностью ложатся на мою совесть, — произнес Веренс, присаживаясь или, по крайней мере, прикладываясь к стоящей поблизости наковальне. — Мне нужно было заманить сюда ведьму.
— Насколько я понимаю, с замками тебе не справиться?
— Боюсь, моих скромных возможностей едва ли хватит на это, но не сомневаюсь, — король-призрак обвел рукой темницу, нянюшку и наручники, — что для ведьмы все это сущая…
— Железо здесь хорошее, — перебила его нянюшка. — Тебе-то все равно, а вот я сквозь него не пройду.
— Я этого не знал, — нахмурился Веренс. — Я был уверен, что ведьмы способны на многое.
— Молодой человек, — разозлилась нянюшка, — ты меня очень обяжешь, если заткнешься.
— Мадам, я король!
— Мертвый король. Будь я на твоем месте, я бы держала свое мнение при себе. Так что остынь да помолчи маленько, будь хорошим мальчиком.
Вопреки всем воплям оскорбленного происхождения, король не посмел ослушаться. Этому голосу невозможно было противиться. Ибо король внимал ему с расстояния в десятки лет, когда он еще пешком под стол ходил. В отзвуках голоса слышалась угроза немедленного препровождения в кровать, если Веренс немедленно, сейчас же не доест суп.
Нянюшка Ягг снова пошевелилась, брякнув кандалами. Она искренне надеялась, что не засидится в этой тюрьме.
— Гм-м, — смущенно промолвил король. — Мне кажется, я должен кое-что объяснить тебе…
— Спасибо, — кивнула матушка Ветровоск и, поскольку Шон явно ждал чего-то еще, добавила: — Молодец, все правильно сделал.
— Да, г'жа, — ответил Шон. — Г'жа?
— Ты хочешь еще что-то рассказать? В крайнем замешательстве Шон принялся теребить край кольчуги.
— Все это вранье, что о маме сказывают, г'жа, — начал он. — Будто она сглаз на честных людей наводит. Ведь неправда это. Было один раз дело, наслала она злой наговор на мясника Дэвисса. Да еще на старика Кексхлеба — за то, что кота ее пнул. Но это ведь не настоящий сглаз, г'жа…
— Слушай, я тебе не г'жа…
— Виноват, г'жа.
— Значит, так о ней говорили?
— Именно так, г'жа.
— Ну, по заслугам. Иногда твоя мать не думает о людях.
Шон совершил перескок с левой ноги на правую.
— Может, оно и так, г'жа, да только и на тебя кое-что наговаривают, г'жа, особенно за глаза, г'жа. Матушка тут же окаменела.
— И что же говорят обо мне?
