и крест действовали примерно так же, как сухая корка на тигра. И наоборот.
Улицы были пустынны и тихи. Ветер шуршал обрывками газет, катя их по мостовым и тротуарам. В разбитых окнах иногда пугающе громко дребезжали осколки стекол. Николай время от времени нажимал на сигнал, оглашая безмолвные окрестности громким гудком. У нас никогда не исчезала надежда отыскать людей. Остались ли они в городе, что совершенно немыслимо, ведь прошло полгода, либо пришли в него, неважно…
Но таких не было. Все мы пятеро встретились в Большом городе и «мигрировали» сюда вынужденно, боясь болезней, ибо через месяц после начала эпидемии город начал гнить. Нельзя было пить никакую воду, кроме бутылочной, есть иные продукты, кроме консервов. Отсутствие энергии привело к отключению всех холодильных установок.
Теперь хладокомбинаты походили на гниющие туши китов, выброшенных на берег. После ливней по улицам растекались смердящие лужи нечистот, выплескивающихся из засорившейся канализации. Инфицированные – те, кто был заражен, но еще не превратился в вампиров – жгли в квартирах костры, чтобы согреться и отпугнуть мертвецов-кровососов. Из-за них в Городе не прекращались пожары. Кроме того, в нем было так много вампиров, что не оставалось надежды покончить с ними в обозримом будущем.
Здесь – в нашем городке – мы быстро взяли ситуацию под контроль и методично очищали дома от заразы. У нас была карта, на которой отмечались безопасные здания. Сколько труда скрывалось за этим словом «безопасные». Мы вламывались в них, обыскивали от подвала до чердака, уничтожали вурдалаков или инфицированных, заколачивали все окна и двери, цементировали трубы и любые другие отверстия. После чего ставили на парадных дверях здания белый крест, прямо как в сказке Андерсена.
Зона безопасности постоянно расширялась, но… Белые кресты, забитые досками двери и окна, зацементированные печные трубы и отдушины не обеспечивали полной гарантии безопасности. Упыри и инфицированные могли отодрать доски и проникнуть в «чистый» дом снова. Нужна была повторная проверка, но на нее у нас не хватало сил. Маленький город – это все же город – десятки тысяч жителей плюс вампиры-бродяги. Обочины дороги в Большой Город были усеяны сотнями скелетов. Вокруг некоторых земля была разрыта. Стремясь спастись от убийственных лучей солнца, упыри, как кроты, зарывались в землю, чтобы переждать день. Кое-кому это удавалось, мы обнаруживали замаскированные норы вдоль всей шоссейки, соединявшей города. Это явно было делом рук инфицированных. Видимо, они выходили сразу после заката и начинали рыть убежища задолго до утра. Мы засыпали обнаруженные нами землянки, но они появлялись снова. Это было закономерно, ведь мы лишили инфицированных всех средств передвижения и сопротивления.
Ежедневно у нас работала одна бригада из двух человек, трое отсыпались после ночного дежурства на вышке и электростанции.
Кстати, в нашем городке инфицированные огнем не баловались. Они прекрасно знали о нашем существовании, не желали привлекать к себе внимание и лишаться своих убежищ.
Безопасная зона закончилась, и Николай затормозил подле ближайшего дома без белого креста на парадной двери. Я прикинул: три этажа, один подъезд, квартиры по четыре на площадке – минут по 20 на каждую, если обойдется без эксцессов, плюс подвал и чердак. Тут уж, как Бог даст. Подвалы везде разные. Иногда, к моему удивлению, они оказывались гораздо больше стоящих над ними домов. Чердаки тоже бывают разные, некоторые так захламлены, словно на них устраивали баррикады.
Такие чердаки, как и все деревянные дома, мы поджигали. Ежедневно черные столбы дыма поднимались над городом. Погребальные костры нашей жизни. Ночами, когда дым сливался с мраком, их сменяли зловещие сполохи. Днем и ночью время от времени слышался грохот, тучи искр взмывали к небу, а дом со всей его начинкой – всем барахлом, налитыми кровью корчащимися трупами – проваливался внутрь себя. В ад! говорил я себе, наблюдая конец еще одного пристанища гнусных тварей.
Поначалу мы жгли от случая к случаю, но потом как-то сам собой у нас сложился график – минимум один пожар в два-три дня. Нас не покидала надежда, что кто-нибудь заметит столбы дыма и пожелает узнать их происхождение. Мы надеялись, что этот кто-то сообразит, твари не могли зажечь эти костры, ведь они панически боятся огня.
Дома сгорали и рушились, а вместе с ними рушились наши надежды. МЫ БЫЛИ ОДНИ. На многие, многие километры вокруг нас расстилалась пустыня – ЗЕМЛЯ МЕРТВЫХ.
Если мы останемся здесь навсегда, сказал как-то Алексей, мы сойдем с ума. Перезимуем и двинемся, куда глаза глядят. Нужно начинать жизнь сначала. Раз остались в живых мы пятеро, где-нибудь есть и другие. И среди них обязательно будут женщины, которые станут нашими женами, станут рожать нам детей. Жизнь снова обретет смысл, потому что у нас появится будущее.
– Хоть бы старушку-бабушку найти! – хохотнул Дмитрий. – Полгода живой п…ды не видел… Дети, б…ть, дети – наше будущее, – придурковатым голосом пропел он.
– Заткни пасть, морда! – с холодной яростью выкрикнул Алексей и пошел на Димку. Леша был невысок, но плотен – бывший военный строитель. Его светлые волосы торчали, как у индейца, вышедшего на тропу войны, и все знали, он надерет задницу этому хиляку Димке одной левой.
Мы разняли их и затушили ссору несколькими бутылками «Распутина». Да… у каждого из нас были свой характер, свои надежды, мечты. Возможно, мы были последними людьми на Земле. И эта мысль заставляла нас мириться с недостатками друг друга. Вот мы – пятеро – в чьих жилах течет чистая, горячая, алая кровь – и не из кого больше выбирать. Николай, Алексей, кривляка и циник Димка, зануда и выпивоха Серега. И я.
Нет, я не прав. Не только горячая кровь объединяла нас. Наше братство скрепляли Страх и Ненависть… МЕСТЬ!
– Три этажа, четыре квартиры на площадке, двенадцать, – считал Николай, пока мы ломами вскрывали парадную дверь. – Минут по 20 на каждую, это час на три, а всего 12. Четыре часа. Подвал и чердак – еще час… Пять… – Он вслух повторял мои мысли.
Николай поглядел на меня.
– Пять часов без обеда с 9 до 14. До вечера можем еще какую-нибудь избушку раскурочить. Лучше деревяшку, обыскать и зажечь. После вчерашней пьянки у меня что-то энтузиазма нету.
Он бросил лом на ступеньки и пошел к «джипу».
– Погоди! – крикнул Николай через плечо. Покопавшись на заднем сиденье, он повернулся и помахал зажатой в руке бутылкой. Она весело блеснула на солнце. Другой рукой Николай прижимал к груди закуску.
– Похмелимся… – он сел на ступени. Я достал нож и вскрыл банку соленых опят. Накромсал хлеба – мы пекли
