— Рет тебя побери! — проревел он. — Ты говоришь словно Страмм! Я не знаю, почему Гарет делает то, что он делает! Почему бы тебе не спросить самого мерзкого колдуна?
Долго смотрела она на Донахью, потом пожала плечами и встала.
— Думаю, нам лучше идти, — сказала Алата. — Воины, без сомнения, идут по нашему следу.
Донахью кивнул, поднялся и пошел снова. К полудню еще десять миль легло между ними и замком, а к вечеру они почти удвоили расстояние, благодаря длинным полосам голой выжженной земли и остаткам древнего скоростного шоссе.
Когда спустилась тьма, Рыжебородый заметил, что Алата едва переставляет ноги от усталости, и снова схватил ее за талию.
— Мы проведем ночь здесь, — грубовато сказал он. — Когда последний раз ты ела?
— Вчера днем, — хрипло сказала она, стирая грязь и пот с лица.
— Сейчас слишком темно, чтобы охотиться на животных, — объяснил Донахью. — Мы удовольствуемся кореньями и ягодами. Тут вокруг их предостаточно.
— Да, — согласилась она, прислонилась к дереву и неожиданно поняла, насколько устала. — Я ужасно устала. Пожалуйста, не мог бы ты собрать мне ягод?
— Я не твой хозяин, помнишь?
— Не понимаю, какое это имеет значение, — сказала женщина, недоумевая.
— Собирай сама, — фыркнул Рыжебородый и отправился набивать свой желудок.
Глава 16
— И ты не нашел их следов? — спросил Крастон, сидя на мягком стуле в маленькой столовой.
— Нет, господин, — ответил Джошуа. — Мы шли по их следам большую часть недели, но Донахью — хитрый дьявол. Он вошел в ручей, прошел по воде милю или больше и вышел на тот же берег, с которого вошел, а потом перебрался через ручей двадцатью ярдами дальше. Я отправил несколько Человек по его следам, но Рыжебородый намного опередил нас. Боюсь, что погоня — пустое дело.
— Это очень важное дело, — сказал слепой Барон. — Алата Дрейк с ним?
— Да, господин.
— То, что он не убил и не бросил ее, кажется, подразумевает, что он осведомлен о том, насколько она ценна для него, не так ли? — медленно сказал Крастон.
— Да, господин, — механически ответил Джошуа.
— И единственный путь, как он может получить что-то от этого, — вернуться в Ступицу и заявить права на Баронства, — продолжал Крастон. — Тем более, мы не должны слишком беспокоиться о том, чтобы поймать его. Хорошо, если он будет держаться как можно дальше отсюда, но ведь при известных обстоятельствах он может и вернуться. Все, что нам остается, — ждать.
— Как долго?
— Не слишком долго, — сказал Крастон с уверенностью. — Донахью никогда не имел терпения и не был утонченным человеком. Конечно, если Алата умрет или убежит от него, он потеряет то преимущество, которое может получить. Тем не менее он вернется до того, как Люди все позабудут.
— Если тем временем его не убьет Кол, — предположил Джошуа.
— Чепуха, Кол не убьет его. Если бы Кол хотел убить его, он бы сделал это, когда убил Элстона и Алдана. Нет, Донахью вернется, помяни мое слово, — Барон позволил себе роскошь — хихикнул. — И если я знаю Алату Дрейк, то уж очень скоро он не вернется.
Глава 17
— Что он любит?
— Кто?
— Гарет Кол.
— Снова, — вздрогнул Рыжебородый. — Я повторяю тебе это уже дней десять.
— Но ты не сказал мне того, что я хочу знать, — продолжала Алата.
— Его слабости? — скривился Донахью. — У него их нет.
— Он должен иметь слабое место, — настаивала Алата, вышагивая вокруг дерева, которое давно повалила буря. — Если бы он не имел ни одного, он бы правил миром.
— Он правит настолько, насколько это его интересует, — возразил Донахью и, вытащив нож, начал рубить подлесок, который не давал пройти дальше по тропинке. — Поверь мне, если Гарет захочет стать королем мира, он станет.
— А ты тем не менее думаешь, что сможешь убить его, — сказала она, почти улыбаясь.
— Я знаю это, — искренне согласился Донахью.
— А я до сих пор не знаю, почему ты так его ненавидишь. После всего, что ты рассказал мне, я бы сказала, что он — единственный, кто хочет видеть тебя живым.
— Он убил бы меня, если бы у него был шанс! — вскипел Рыжебородый.
Алата покачала головой.
— Не могу понять, почему кто-то должен хотеть кого-то убить.
— Конечно, ты не можешь, — прорычал он, рубанув ножом с новой силой. — Никто из тех, кто не жил в Туннелях, даже и вообразить себе не сможет, что это такое.
— Думаю, ты прав.
— Ходить по безмолвным Туннелям, где полно всяких существ, а потом слышать, как все неожиданно взрываются смехом из-за того, что кто-то пошутил и только ты этого не слышал, — Донахью говорил больше для себя, чем для Алаты. — Читать книгу слово за словом, страницу за страницей, когда Гарету нужно только две секунды, чтобы знать каждое слово, которое есть в ней. Знать, что они слышат все твои мысли, наблюдают за тобой, даже когда ты заперся в комнате. Чтобы они появлялись и исчезали, и ты никогда не был уверен, в самом ли деле это они, или ты смотришь на одно из созданий Гарета. Знать, что ту работу, которую поручает тебе Гарет, он сам может сделать лучше и с большей легкостью. Нет, конечно, ты не сможешь этого понять!
Он пробормотал проклятие и, убрав нож, полез между колючих кустов, находя приятным ощущение колючек, царапающих кожу, упиваясь восторгом от прикосновения к растению. Рет побери, но Кол пожалеет о том, что дал ему жить!
И вдруг Донахью почувствовал руку на своем плече, мягкую, но твердую. Словно кошка, повернулся он к Алате. Его лицо осталось искаженным от ненависти.
— Извини, — сказала женщина, встретившись с ним взглядом. — Я не то имела в виду.
— Все в порядке, — сказал он. — Колдун позволил мне жить. Это — его слабость, и он за нее заплатит. Он заплатит за нее кровью.
— Надеюсь, ты прав, — сказала Алата.
— Я дважды ранил его и смогу это сделать снова, — уверенно заговорил Донахью.
— Но как ты можешь ранить Кола?
— Ты не понимаешь. Создания Гарета Кола и есть Гарет Кол или, в крайнем случае, часть его.
— Но если то, что ты говоришь, правда, ты с Элстоном и моим отцом перебил их дюжину, однако Кол сумел победить вас.
— Это путь, — сумрачно ответил Донахью. — Им можно воспользоваться. Я найду, как.
— Хотела бы я, чтобы ты доверял мне, — честно призналась Алата.
— Тебе это не нужно, — ответил он. — Колдун всегда оставляет в живых женщин Норманов… Нормалов. Я думаю, он где-то держит их. А когда я прикончу Крастона, ты станешь снова Баронессой. Это-то и будет хуже всего.
— И что же в этом плохого? — удивилась женщина.
