Сегодня модно поносить тех мыслителей, которые критиковали веру либеральных философов в простого человека. Несмотря на это Берк, Хеллер, Бональд и де Местр обратили внимание на эту важнейшую проблему, игнорировавшуюся либералами. Они были более реалистичными в оценке народных масс, чем их предшественники.
Разумеется, консервативные мыслители пребывали в иллюзии, что можно сохранить традиционную систему патерналистского государства и жесткость экономических институтов. Они восхваляли старый режим, который добился процветания людей и даже гуманизировал войну. Но они не увидели того, что именно эти достижения увеличили численность населения и тем самым создали избыточное население, которому не было места в старой системе экономического рестрикционизма. Они закрыли глаза на увеличение численности класса людей, оставшихся за чертой общественного порядка, который они желали увековечить. Они оказались не способны предложить какое-либо решение самой жгучей проблемы, с которой столкнулось человечество накануне промышленной революции.
Капитализм дал миру то, что ему было нужно, более высокий уровень жизни для постоянно растущего количества людей. Но либералы-пионеры и сторонники капитализма не обратили внимания на один существенный момент. Общественная система, какой бы полезной она ни была, не может работать, если ее не поддерживает общественное мнение. Они не предвидели успеха антикапиталистической пропаганды. Развенчав миф о божественной миссии помазанников божьих, либералы пали жертвой не менее иллюзорной доктрины несокрушимой мощи разума, непогрешимости volont??й?? g??й??n??й??rale* и божественной инспирации большинства. Они думали, что в долгосрочной перспективе ничто не сможет остановить поступательное улучшение социальных условий. Разоблачив вековые предрассудки, философия Просвещения раз и навсегда установила господство разума. Достижения политики свободы явили столь очевидные свидетельства благотворности новой идеологии, что ни один мыслящий человек не рискнет поставить ее под сомнение. А подавляющее большинство людей, полагали философы, являются разумными и способны мыслить логично.
Старым либералам не приходило на ум, что большинство людей может интерпретировать исторический опыт, исходя из другой философии. Они не предвидели такой популярности в XIX и XX вв. идей, которые они называли реакционными, суеверными и неразумными. Они столь свыклись с предположением, что все люди наделены даром логичного рассуждения, что абсолютно неверно истолковывали смысл дурных предзнаменований. Им казалось, что все эти неприятные события были временными рецидивами, случайными эпизодами, которым не стоит придавать особого значения. Что бы ни говорили реакционеры, они не могут отрицать одного, а именно, что капитализм обеспечил постоянно повышающийся уровень жизни для быстрорастущего населения.
Именно этот факт был оспорен подавляющим большинством. Существенным моментом учений всех социалистических авторов, а особенно учений Маркса, является положение о том, что капитализм ведет к постепенной пауперизации широких масс трудового народа. По отношению к капиталистическим странам ложность этой теоремы вряд ли можно игнорировать. Что касается отсталых стран, лишь поверхностно затронутых капитализмом, то беспрецедентное увеличение численности населения не означает, что народные массы опускаются все ниже и ниже. Эти страны бедны по сравнению с более передовыми странами. Их бедность является следствием быстрого роста населения. Эти люди предпочли воспитать большее потомство вместо того, чтобы повысить уровень жизни. Это их личное дело. Но факт остается фактом: они располагали богатством, чтобы продлить среднюю продолжительность жизни. Они не смогли бы вырастить больше детей, если бы не увеличились средства существования.
Тем не менее не только марксисты, но и многие так называемые буржуазные авторы утверждают, что история последнего столетия в общем и целом подтвердила предсказания Маркса относительно эволюции капитализма.
XXXVIII. МЕСТО ЭКОНОМИЧЕСКОЙ НАУКИ В ОБРАЗОВАНИИ
1. Изучение экономической науки
Естественные науки в конечном счете основываются на фактах, установленных в результате лабораторных экспериментов. Физические и биологические теории сопоставляются с этими фактами и отбрасываются, если противоречат им. Совершенствование этих теорий требует все новых и новых лабораторных экспериментов не меньше, чем улучшение технологических и терапевтических процедур. Проведение экспериментов занимает время, нуждается в кропотливом труде специалистов и дорогостоящих материалах. Исследования больше не могут вестись отдельными и безденежными учеными, какими бы изобретательными они ни были. Сегодня эксперименты производятся в огромных лабораториях, финансируемых государством, университетами и крупными предприятиями. Работа в этих учреждениях превратилась в профессиональную рутину. Большая часть их персонала состоит из технических работников, регистрирующих факты, которые будут использованы пионерами, многие из которых сами являются экспериментаторами, в качестве строительного материала для своих теорий. Что касается развития научных теорий, то достижения рядового исследователя являются вспомогательными. Однако очень часто его открытия имеют непосредственное практическое значение для улучшения терапевтических и производственных технологий.
Игнорируя радикальное эпистемологическое различие между естественными науками и науками о человеческой деятельности, люди считают, что для получения нового экономического знания необходимо организовать экономические исследования в соответствии с испытанными рецептами институтов медицинских, физических и химических исследований. В действительности же предметом исследования всех этих институтов является новейшая экономическая история.
Безусловно, поощрение изучения экономической истории похвально. Однако какими бы поучительными ни были результаты этих исследований, не следует путать их с изучением экономической теории. Они не дают фактов в том смысле, который вкладывается в этот термин, когда он применяется по отношению к событиям, проверенным в лабораторных экспериментах. Они не дают строительного материала для формулирования апостериорных гипотез и теорем. Наоборот, они не имеют смысла, если не будут истолкованы в свете теорий, разработанных без ссылки на них. Нет необходимости что-либо добавлять к тому, что было сказано по этому поводу в предшествующих главах. Ни один спор о причинах какого-либо исторического события нельзя разрешить на основе простого исследования фактов, не руководствуясь при этом определенной праксиологической теорией[Об имеющихся здесь эпистемологических проблемах см. с. 3242, о проблемах количественной экономической науки с. 5556 и 329331, и об антагонистической интерпретации условий труда при социализме с. 577583.].
Основание института по исследованию рака, возможно, поможет открытию методов борьбы с этой смертельной болезнью и ее профилактике. Но институт по исследованию деловых циклов никак не будет способствовать попыткам избежать повторения депрессий. Самое точное и надежное собрание всей информации об экономической депрессии, случившейся в прошлом, имеет мало пользы для нашего знания в этой области. Ученые спорят не по поводу этих данных; они спорят по поводу теорем, которые следует использовать для их интерпретации.
Еще более важно то, что невозможно собрать данные, касающиеся конкретного события, безотносительно к теориям, разделяемым историком в самом начале его работы. Историк сообщает не все факты, а только те, которые он считает уместными на основе своих теорий; он опускает данные, которые считает не имеющими значения для интерпретации событий. Если он идет по неправильному пути, ориентируясь на ложные теории, его отчеты становятся неуклюжими и могут быть почти абсолютно бесполезными.
Даже самое достоверное исследование какого-либо раздела экономической истории, пусть даже это будет история самого близкого периода прошлого, не является заменой экономическому размышлению. Экономическая наука, подобно логике и математике, суть проявление абстрактного рассуждения. Экономическая наука никогда не может быть экспериментальной и эмпирической. Для проведения своих исследований экономист не нуждается в дорогостоящей аппаратуре. Он нуждается в способности ясно мыслить и в массе событий отличать существенное от просто случайного.
Между экономической историей и экономической теорией нет никакого конфликта. Любая отрасль знания имеет свои достоинства и право на существование. Экономисты никогда не пытались преуменьшить или отрицать значение экономической истории. Точно так же настоящие историки не возражают против изучения экономической теории. Этот антагонизм был создан намеренно социалистами и интервенционистами, которым не удалось опровергнуть возражения, выдвинутые экономистами против их доктрин. Историческая школа и институционалисты попытались вытеснить экономическую науку и заменить ее эмпирическими исследованиями как раз потому, что они хотели заставить экономистов замолчать. В соответствии с их планами экономическая история была орудием разрушения престижа экономической науки и пропаганды интервенционизма.
