играющий на трупе Калликрата. Нет, Аменарта тоже осталась, и я наконец услышала, что она страшно хулит меня, умоляя отомстить всех своих богов — вернее, тех, кто были ее богами прежде, до того как принцесса Египта отвернулась от них, ища премудрости и покровительства у демонов.
Бесстрашно и долго она бранилась, проклиная меня и призывая на мою голову все несчастья, какие только можно было призвать с небес или из-под земли. Напрасный труд, ибо все самые страшные проклятия уже исполнились.
— Довольно! — сказала я, когда Аменарта наконец перевела дух. — Надо позвать Филона, чтобы он помог отнести благородные останки Калликрата в какую-нибудь подходящую усыпальницу.
— Нет, ведьма! — вскричала она. — Обрати и на меня свою магию, если можешь! Убей жену, как убила мужа, и да упокоимся мы прямо здесь навеки! Какая усыпальница может быть лучше той, что видела наше убийство!
— Довольно! — повторила я. — Ты отлично знаешь, что у меня нет желания кого-либо убивать. Калликрат погиб случайно, и всему виной не воля моя, но мое безрассудство, это оно принесло смерть тому, которого мы обе любили. Я и сама не ведала, что отныне дух мой подобен луку, разящему смертельными стрелами.
Я вернулась к выходу из пещеры и позвала оттуда Филона. Он пришел и при виде моей красоты — я поджидала его, освещенная розовым светом, — упал на землю и стал целовать мне ноги и край мантии, бормоча:
— О Исида, сошедшая на землю! О Небесная Царица!
— Поднимись и следуй за мной, — проговорила я и повела его к месту, где лежал Калликрат.
У тела грека горько рыдала, стоя на коленях, овдовевшая Аменарта.
— Потрясенный величественным зрелищем, этот благородный господин, увы, убил себя, — сказала я и показала на рану в груди мертвого грека, из которой продолжала сочиться капля за каплей кровь.
— Неправда, его убила эта ведьма! — взвыла Аменарта, но если Филон и услышал ее слова, то не обратил на них внимания.
Затем по моему приказу мы втроем подняли Калликрата и с большим трудом понесли его, чего нам никогда бы не удалось, не открой я, что в моем женском теле, внешне таком хрупком и слабом, таилась непомерная сила.
И вот через пещеры и вверх по петляющей лестнице и крутым склонам мы тащили мертвого Калликрата, вернув его в обитель Нута за час до заката. Здесь я велела Аменарте и Филону подкрепиться, хотя сама отныне не испытывала нужды ни в пище, ни в вине. Пока они ужинали, я с помощью своей новой силы подняла тело Нута с того места, где он оставался коленопреклоненным, положила старца на спину, скрестив ему руки на груди, и, накрыв мантией, оставила так спать вечным сном.
Ну а затем мы отнесли Калликрата на гребень качающегося камня и стали ждать, когда появится луч. Он вспыхнул неожиданно, и в его ослепительном свете мы отважились перейти зыбкий мост. Хрупкий мостик не был рассчитан на такой вес и разломился как раз в то мгновение, когда Аменарта и Филон, перейдя его, с телом покойника на руках ступили на край каменного выступа. Казалось бы, я должна была упасть, однако не упала и — сама не помню как — оказалась вместе с ними по ту сторону пропасти, по-прежнему поддерживаемая верным Калликратом.
В тот момент я впервые поняла, что не только защищена от страшных зубов Времени, но и вооружена против любых случайных ударов Судьбы. Это окончательно стало ясно мне в последующие дни. Так, однажды, когда обрушился свод пещеры и погибли все, кто был рядом со мной, сама я осталась невредима. В другой раз укус смертельно ядовитой змеи не причинил мне никакого вреда. Всего перечислять здесь не стану: скажу лишь, что если бы мне суждено было скончаться в последующие две тысячи лет, то уже давно то, что люди называют несчастным случаем, непременно оборвало бы мою жизнь.
Мы пронесли Калликрата вниз по скальному языку, прошли через пещеру и добрались наконец до поджидавших нас носилок.
Вернувшись в Кор на закате, мы отнесли тело Калликрата в мою спальню. И тут в голову мне пришла идея.
— Филон, — обратилась я к моряку, — не ты ли рассказывал мне, что среди тех, кто прислуживает нам в этом храме, есть старые знахари, якобы владеющие искусством, посредством которого люди древнего Кора сохраняли умерших от разложения?
— Так оно и есть, о царица. — Филон отныне именовал меня только так. — Их трое, этих знахарей.
— Хорошо. Пригласи их ко мне и вели захватить с собой все необходимое.
Немного погодя явились трое ветхих, хитроумных с виду старичков, несущих на челе своем печать древней благородной крови, с хищными, как у ястребов, носами. Я показала на тело Калликрата и спросила:
— Можете ли вы защитить эту святую плоть от мерзких щупальцев разложения?
— Если только этот господин умер не более двух суток назад, — ответил один из них, — то мы в состоянии сделать это так искусно, что минует пять тысяч лет, а будет казаться, будто прошел лишь один час, о царица.
— Тогда немедленно принимайтесь за дело и знайте, что коли вы исполните свое обещание, то я щедро награжу вас. Но если окажется, что вы солгали, то умрете.
— Мы не лжем, о царица, — сказал один из старцев.
Они тут же развели за пределами моих покоев огонь и установили над ним большой глиняный котел. В котел тот, смешав с водой, поместили сухие листья какого-то редкого кустарника, длинные и узкие, и долго размешивали их, пока не получилось ядовитого цвета варево, издававшее резкий запах. В то время как котел кипел, знахари взяли труп Калликрата и, омыв его, натерли с ног до головы неким особым составом, сделавшим кожу блестящей и придавшим ей оттенок белого мрамора. Затем они принесли глиняную воронку с загнутой трубкой и, вскрыв большую жилу на горле, вставили в нее конец трубки.
Покончив с этими приготовлениями, старцы поставили труп на ноги, и, пока двое поддерживали его в таком положении, третий принес котел, в который добавили нечто похожее на толченое стекло, перемешав все каменным трутом. Затем третий знахарь приставил к стене лесенку шага в четыре длиной и, взяв в руки котел, взобрался на верхнюю ступеньку и оттуда стал медленно сцеживать в воронку смесь, дабы она постепенно уходила внутрь мертвеца. Затем он спустился обратно, и
