— Сейчас ходят всякие разные слухи. Не принимай их близко к сердцу и постарайся выздороветь поскорее. Старик Ван Го совсем зазнался и обнаглел от тех милостей, которыми его осыпали все эти годы. Я прослежу, чтобы он перед тобой объяснился.
Ли Фэн просил «не принимать слухи близко к сердцу», но было очевидно, что сам он поступил ровно наоборот. Поэтому Чан Гэн рискнул спросить:
— Люди думают, что в моих жилах течет вовсе не кровь покойного императора?
Ли Фэн беззаботно рассмеялся и процитировал Гу Юня:
— Не беспокойся попусту. За твое происхождение поручился покойный император. Кто посмеет противиться его воле?
Чан Гэн задумался и чуть погодя заметил:
— Теперь мне трудно оправдаться. Прошу императора позволить мне тогда сложить с себя полномочия главы Военного совета.
Ли Фэн бросил на него беглый взгляд, но не спешил с ответом.
С горькой усмешкой Чан Гэн добавил:
— Боюсь, когда новые законы вступят в силу, я не только не продвинусь со своими реформами, но из-за скандала все еще сильнее меня возненавидят. Прошу брата-императора смилостивиться.
Его слова тронули Ли Фэна.
Император мечтал добиться равновесия во власти. Поднятое семьями Люй и Ян восстание, а также подавление мятежа императорской гвардии вынудило его отдалить от себя потомков многих старинных знатных родов. Тем временем новые чиновники при поддержке важных купцов с каждым днем приобретали все больше влияния.
Ли Фэн не имел ничего против свежих всходов при дворе. Его радовало, что они противостоят жаждущей власти родовитой знати, но ему не хотелось, чтобы саженцы потом превратились в высокие деревья и подпирали крышу. Новая сила росла слишком быстро...
Тут и императорский дядя не устоял перед искушением. Сегодня государя предал Ван Го, а кто предаст завтра? Ему, что, следовало избавиться от всех знатных придворных? И какая слава тогда пойдет по миру об Императоре?
Новые реформы явно приведут к кровопролитию, когда в стране происходят столь резкие изменения неизбежно приходится чем-то жертвовать.
Ли Фэн посмотрел на Чан Гэна и согласился:
— Ладно. На твою долю в последнее время выпало немало испытаний. Отдохни хорошенько.
Примечания:
Кольцо из слоновой кости или кости любого другого цвета. Или из нефрита, изумруда, агата. Носят на большом пальце правой руки. Изначально предназначалось для облегчения стрельбы из лука, но носилось и в качестве украшения.
Няньшоу (сокращённо зовётся: Нянь) - китайский мифологический персонаж, злой дух. Обычно появляется в преддверии Праздника Весны (Китайский Новый год). Традиция украшать город красными фонарями пускать фейерверки призвана была отпугнуть этого мифического зверя.
鱼目混珠 - yúmù hùn zhū - рыбий глаз выдавать за жемчужину (обр. в знач.: выдавать фальшивое за подлинное, подсовывать фальшивку, всучить подделку, поддельный, фальшивый, подделка)
虎毒不食子 - hǔ dú bù shí zǐ - Даже свирепый тигр не съест тигрят. Обр: люди редко жестоко обращаются с близкими
Глава 106 « Холодные края»
____
На этом Чэнь Цинсюй завершила беседу, развернулась и ушла. На следующий же день она уехала из столицы.
____
За ночь все неожиданно переменилось.
На протяжении двух поколений императорского дядю Ван Го осыпали почестями, а теперь вдруг бросили в тюрьму. Многих из близких к нему дворцовых слуг по одному вызывали для допроса. Люди во всех девяти дворцах Запретного города не находили себе места от тревоги. Как говорится, потянешь редьку из земли, перемажешься в грязи. В ходе расследования всплыло дело о нападении варваров на Черный Железный Лагерь и другие старые грехи. Когда дерево падает, обезьяны разбегаются [1]. В страхе, что их сочтут причастными к заговору, придворные рвали любые связи с семейством Ван.
Виновника беспорядков, посла варваров, в тайне бросили в темницу. В несколько смен его охранял северный гарнизон.
Впрочем, даже Фан Цинь не сумел предсказать, к чему все приведет...
Янь-циньван, это бельмо на глазу, добровольно подал в отставку, а император Лунань одобрил его уход.
Фан Цинь дожил до своих лет, но впервые понял значение фразы «судьба непредсказуема». Сколько он ни пытался избавиться от Янь-циньвана, выдумывая коварные планы, но тому всё было как с гуся вода. На этот раз Фан Цинь решил не вмешиваться: слишком занят был тем, что избавлялся от любых связей с Ван Го, а заодно активно поддерживал его политических противников... В результате неожиданно все вышло именно так, как он хотел!
Не зря предки говорили, что волю Императора, как и намерения добрых и злых духов, нельзя предсказать.
Той ночью в столице прошел сильный снег, лепестки слив в саду Аньдинхоу покрылись слоем искрящегося серебристого инея. На морозе цветы выглядели еще ярче — прекрасное зрелище.
Возвратившаяся домой повозка остановилась у входа в поместье. Паровую лампу засыпало снегом, но она продолжала ярко светить. Со скрипом железные марионетки повернулись — пар развеялся по ветру — и ворота наконец широко распахнулись.
Гу Юнь выпрыгнул из повозки и помахал Хо Даню. Затем он приподнял шторку и сказал:
— Дай мне руку.
Полученная Чан Гэном ножевая рана выглядела жутко, но к счастью, мышцы и кости не пострадали. Тут и без помощи Чэнь Цинсюй, благодаря полученной от Уэргу силе, все бы зажило. Он явно скоро поправится.
Правда, наедине с Гу Юнем он не упускал возможности воспользоваться своим состоянием.
Чан Гэн сделал вид, что опирается на его руку, и выбрался из повозки. Из тела словно вынули все кости. Он мертвой хваткой вцепился в руку Гу Юня. Тот раньше что-то не слыхал о болезни, которая бы наделяла больного подобной силой.
Разумеется, Гу Юнь понимал, что Чан Гэн притворяется, но поскольку на беднягу действительно свалилось несчастье, считал неуместным его осуждать. Он обнял Чан Гэна и ласково похлопал по спине. Затем накинул на него теплую накидку, укутал и они прошли через ворота в поместье.
Когда входная дверь открылась, сквозняк с улицы разбудил птицу, спавшую в клетке у окна.
Птице как раз снился хороший сон. Проснувшись в скверном настроении, майна задрожала от ледяного ветра и выругалась:
— Вот бесстыдники! Насмерть заморозите! Га!... Га-га!... Счастья и исполнения желаний! Цветы прекрасны и луна полна! [2] Успеха в делах и достатка!
Гу Юнь опешил.
Они с пернатым небожителем долго играли в гляделки, пока птица не прикрылась стыдливо крылом. Похоже, эта тварь прекрасно понимала, насколько жалко выглядит, и не смела больше смотреть ему в глаза.
Чан Гэн рассмеялся. Судя по всему, великий маршал Гу оценил покорность птицы.
— У тебя щеки покраснели от холода, — заметил Гу Юнь, сжав его подбородок. — Ты нанес себе ножевое ранение, потерял должность, чему ты радуешься, а? Немедленно переоденься.
— Да у меня словно гора с плеч упала. — Чан Гэн многозначительно усмехнулся, а затем развернулся и отошёл переодеться в сухую одежду. Он сел у окна, поймал птицу и погладил ее по хохолку. Несчастное пернатое дрожало в страхе за свою жизнь. — Слушай, Цзыси, а если Ху Гээр — моя настоящая мать, то кто тогда отец?
Гу Юнь отмахнулся:
— Не говори ерунды.
Чан Гэн беззаботно рассмеялся.
— Он не может быть варваром, иначе бы бежал вместе с ней. Но его явно многое связывало с Ху Гээр. Скорее всего, он помог императорской супруге организовать побег, а затем взял под контроль шпионов варваров в столице и во дворце... И лишь во время осады столицы он выдал себя.
Как и Шэнь И, он намекал на мастера Ляо Чи, которого застрелил собственными руками.
Гу Юня не особо это не особо волновало:
— Ты про дунъинцев? Они не бывают настолько высокими. Но если ты однажды превратишься в уродливого пророчащего несчастья монаха, нам точно придется расстаться.
Чан Гэн молча улыбнулся.
— Пойду распоряжусь, чтобы приготовили отвар из имбирного корня, — сказал Гу Юнь. — Смотри не простынь.
