Остались только Шениор, Миральда и Миртс. Да по кромке озера неторопливо брел седовласый дэйлор. Приглядевшись, ведьма поняла, что это старый вампир, Учитель Шениора. Он шагал, сгорбившись, обхватив плечи руками, и видом своим напоминал нахохлившегося ворона.
Шениор развел руки в стороны – и водяные глыбы бесшумно сомкнулись, навеки скрыв маленький народ. Миртс судорожно выдохнула.
– Вот и все…
– Нет. Еще нет, – мягко возразил король Дэйлорона.
Он коснулся дрожащими пальцами воды, что-то пробормотал на своем наречии. Водная гладь подернулась рябью, затем успокоилась и застыла.
– Теперь – все.
Обернувшись, дэйлор вымученно улыбнулся и постучал костяшками пальцев по воде.
Поющее Озеро застыло черной глыбой. Огромным черным зеркалом. И вряд ли нашлась бы сила, которая смогла бы обратить его снова в воду.
Вампир подошел и остановился в нескольких шагах, наблюдая за происходящим. Одобрительно покивал, затем подошел к Шениору и протянул ему руку, но тот поднялся на ноги без посторонней помощи. Повернулся к присмиревшим ведьме и вампирессе – и Миральда невольно вскрикнула: он снова был таким же, как и раньше! Исчезли бесследно черные пятна отравы, и даже на щеках появился легкий румянец.
– Ты выздоровел! – она стремительно шагнула вперед, – хвала Небесам! Это озеро исцелило тебя?
Шениор помолчал. Окинул взглядом белоснежный дворец, зеленые кроны и вечернее небо, по которому ветер гнал последние обрывки туч.
– Моя жизнь принадлежит Дэйлорону, – мягко сказал он, – очень скоро я уйду.
Дэйлор кивнул вампирам.
– Куда вы отправитесь?
Старший пожал плечами, угрюмо усмехнулся.
– На свете полно интересных мест, мой король.
И глубоко поклонился.
– Хорошей дороги. Берегите себя. – Шениор чуть склонил голову в ответ и повернулся к Миральде. – У нас еще есть несколько часов, и я хотел бы провести их так, как тогда. В покое и рядом с тобой.
* * *
…Ему в самом деле полегчало. Слабость ушла, боль, засевшая было в груди, тоже куда-то уползла змеей, затаилась. А самое главное – Поющее Озеро забрало страх перед смертью, и дэйлор больше не боялся слиться с морем душ далеких предков. В конце концов, когда это произойдет, он уже ничего не почувствует.
И теперь Шениор чувствовал себя спокойно и уютно, как тогда, когда лунный свет купал их в своих серебряных лучах, и когда были не нужны слова.
Они медленно шли по опустевшему д’Элома’н’Аинь, взявшись за руки, как влюбленные. Гулко звучали шаги в мертвой тишине покинутого всеми дворца, было видно, как Миральда старается ступать неслышно, и как это у нее не получается.
– Мне бы хотелось подарить тебе что-нибудь, – наконец сказал Шениор, – на память обо мне. Чтобы ты помнила не только то плохое, что произошло из-за моего, пусть и невольного вмешательства в твою судьбу.
– Я буду помнить много хорошего, – вздохнула ведьма, – я буду помнить поистине великого короля… Да, о чем говорил тебе твой министр?
– Он просил, чтобы я позволил ему остаться и умереть. Он говорил о том, что не достоин…
– Он и вправду не достоин?
Шениор улыбнулся. Каннеус, Каннеус. Казалось, целая вечность прошла с того момента, как они разговаривали впервые – только что покинувший кокон мальчишка – и матерый, поднаторевший в дворцовых интригах министр…
– Он довольно своеобразный дэйлор, – сказал он Миральде, – но то, что он видел, будет для него уроком. Для всех будет уроком… Скажи, чтобы ты хотела получить в подарок?
Миральда покачала головой.
– Мне ничего не нужно. Если бы я могла, я бы оставила тебе жизнь – но теперь это уж точно свыше моих сил, ежели ты заключил сделку с озером.
– С Дэйлороном, – поправил Шениор, – и я ни о чем не жалею. Я прошел путь от зеленого юнца до зрелого дэйлор, способного отвечать за свои поступки, и это хорошо. К тому же, я смог исправить допущенную мной ошибку и, прислушавшись к голосу Поющего озера, спас от гибели свой народ. Наверное, жизнь удалась.
Они дошли до террасы, выходящей в сад, и Шениор увидел, что небо очистилось. В недосягаемой высоте сияли бриллиантовые гвоздики звезд – как в ту ночь, когда он проломил хрупкие стенки кокона и впервые осмысленно посмотрел на мир.
Дэйлор глубоко вдохнул – и тут же боль пылающим кольцом сомкнулась на сердце.
Значит, ему осталось совсем немного времени… И, похоже, Миральда тоже почувствовала этот знак.
– Что с тобой? Тебе плохо?
Шениор с сожалением посмотрел на звезды, на старые деревья. В воздухе, не взирая на дурно пахнущие испарения, все-таки чувствовался запах осени. Осенью дэйлор празднуют Конец старого цикла, и по водам Поющего Озера плывут сотни белоснежных роз… Правда, сам он никогда не участвовал в этом празднестве; все, что пришло на ум, было слабым отголоском памяти предков.
– Ты сможешь сделать так, чтобы моего тела никто не нашел? – глухо спросил он у Миральды, стараясь, чтобы голос не дрожал. Страха не было, но были сожаление и неизбывная печаль по тому, что уже никогда не вернуть.
Она молча кивнула, стараясь выглядеть спокойной; губы ее предательски задрожали.
– Вот. Возьми, пожалуйста, это, – он снял с шеи древний медальон, крупный неограненный изумруд в оправе из потемневшего серебра, – пусть это останется у тебя.
Затем снял с пальца перстень.
– Это тоже пусть останется у тебя, Миральда.
Она молча взяла драгоценности и выжидающе посмотрела на него. Шениор ободряюще улыбнулся.
– Давай спустимся в сад и посидим там… Как тогда, помнишь?..
* * *
…Черная туша императорской армии, поблескивая чешуей в блеклых лучах осеннего солнца, медленно ползла сквозь лес. Не мелколесье – они давно уже минули его, но гиганты Дэйлорона вставали на их пути.
И, пожалуй, молчаливые деревья были единственными преградами. Ни одного живого существа не попалось им на пути.
– Ну и воняет же тут, – в сердцах обронил Геллер. Покосился на Витальдуса – тот ехал рядом, но лошадь его вели на поводу. Потому что из глаз чародея по-прежнему сочилась черная грязь; ему наложили повязку, которую приходилось менять чуть ли не ежечасно.
Впрочем, в остальном маг был вполне здоров. Ни слабости, ни болей. Только вот глаза…
– Это… из-за вашей магии такой запах? – попробовал уточнить командор у молчащего чародея, – или в Дэйлороне вонь и без того была?
Витальдус передернул плечами.
– Не задавайте мне подобных вопросов, командор. Вы что, не видите, что я сам терплю отражение заклятья? Где-то я все-таки просчитался, никаких последствий не должно было быть…
– Значит, вонь – это тоже, по вашему, отражение? – усмехнулся Геллер.
– Думайте себе, что хотите, – сухо заметил Витальдус. Обернувшись, он позвал своих помощников.
– Смените повязку, остолопы!
Геллер отвернулся. Его передергивало при виде этой мерзкой жижи на тряпице; а при виде залитых ею глаз мага где-то в самом укромной уголке души начинал пульсировать скользкий комок страха.
Подъехал Саэрм, ловко отсалютовал.
– Мой командор. До сих пор мы не встретили ни одного дэйлор. Правда, тут, немного в стороне, разведчики обнаружили три бедняцких хижины – но там не было никого. Ни живых, ни мертвых. Словно они все собрались и ушли. Не нравится мне все это, как бы на засаду не нарвались.
– Я доверяю мастерству господина мага, – уныло сказал Геллер, – и до сих пор у нас не было причины в нем сомневаться, не так ли?
– Как скажешь… Геллер.
И Саэрм, пришпорив свою гнедую кобылу, стрелой рванулся вперед.
… Они не встретили ни одного живого дэйлор ни на первый, ни на второй, ни на третий день похода. Небольшие поселки земледельцев были пусты, и на маленьких, аккуратных клочках возделанной земли уже начинали расти сорняки. Лес предъявлял права на отвоеванное у него пространство. Геллер смотрел на мастерски плетенные из веток домики, крытые широкими листьями, которые росли на самых высоких деревьях, и ему отчего-то становилось не по себе. Хотя, он должен был радоваться тому, что приказание Императора исполнено – и Дэйлорон уже наполовину принадлежит Империи. А еще он то и дело вспоминал Миральду. Ее поджарое, крепкое тело, ее волшебный запах, замешанный на травах и цветах, ее нежные и одновременно сильные руки.
