латах) и «междоусобное» (
в епанчах они уже не воюют с Востоком, а бьются друг с другом на дуэлях). Ряд, промежуточный между Западом и Востоком, продолжается
жидами, они и аналогичны
гречанкам с четками по этой функции, и противопоставлены им по вере (а
корсарам по «невоенности»). Собственно восточный ряд не продолжается, на его месте появляются
богатыри и
великаны и вносят новые отношения: великаны – чистую, внеисторическую сказочность (стало быть,
карлики тремя строками выше – тоже сказочные), а богатыри впервые вводят, в добавление к Западу и Востоку, намек на русскую тему. Наконец,
царевны пленные могут быть жертвами и восточных султанов или корсаров, и сказочных великанов, а
графини хоть и стоят с ними рядом, но уже могут принадлежать не только экзотике, а и современности (как в «Домике в Коломне»), – это переход к контрастному образу, уравновешивающему весь этот список: к
барышням моим. Им посвящены целых три строки, они резко выделены обращением
вы, их портрет рисуется с постепенным приближением и укрупнением: общий облик, лицо, глаза; образ их двоится, они – и литературные героини, и воспоминания о реальной любви: Пушкин был знаменит как открыватель образа
барышни уездной, но это было уже в годы его творческой зрелости, а слова
любимицы златой моей зари отсылают к ранней его молодости.
Строфа XI начинается опять с чередования движений извне и вовне, но вдвое убыстренного – на пространстве не строфы, а полустрофы. Мысли волнуются в отваге – это думы долгие из строфы IX, приведенные в лирическое волненье строфы Х. Рифмы навстречу им бегут – сперва, в строфе Х, «из меня в меня» шла толпа внесловесных образов, теперь – рой оформляющих их созвучных слов. Пальцы тянутся к перу, перо к бумаге – ответное движение вовне, движутся, движутся материальные предметы. Стихи потекут – за ними последует движение уже не материальное, но материализующееся. Так… корабль… и т. д. – прямое описание творчества дополняется описанием через подобие, как в строфах V–VI, но вчетверо убыстренным – на пространстве не двух строф, а одной полустрофы. Там вещественная природа пояснялась сравнением с человеком; здесь человеческое творчество поясняется сравнением с вещественным кораблем. Переход от бездействия к действию и наоборот в строфах IX–X совершался плавно, здесь совершается мгновенно, через восклицание но чу! (Собственно, чу! означает не «посмотри», а «прислушайся»: зримая картина корабля комментируется словом, относящимся к внутренне слышимому звучанию сочиняемых стихов.) Самое замечательное в этой строфе – полное отсутствие местоимения я: оно было в каждой из семи предшествующих строф, но здесь, на переломе, оно исчезает, материализующийся творческий мир существует уже сам собой. В начале следующей строфы о нем говорится куда ж нам плыть? – в этом мы соединяются и корабль творчества (и на нем герои – плоды мечты моей?), и поэт, и читатель.
Недоработанное и отброшенное начало строфы XII – это выбор маршрута, то есть декораций для сочиняемой поэмы. Все они – экзотические и романтические: сперва – испытанные Пушкиным Кавказ и Молдавия, потом, дальше на запад, – нетронутые Шотландия, Нормандия (со снегами, то есть, вероятно, не французская область, а земля норманнов, Норвегия), Швейцария. Шотландия напоминает о Вальтере Скотте, Швейцария – скорее всего о Байроне «Чайльд Гарольда», «Манфреда» и «Шильонского узника». В черновике намечались еще два противопоставления: культурный юг – дикий север (Египет, Италия, Эллада – Лапландия; в подтексте – недописанное стихотворение 1828 года «Кто знает край, где небо блещет…») и древний мир – новый мир (Египет – младая Америка).
Самое интересное, что в этом списке предполагался и вариант …губернии Псковской, о коей иногда… – явная параллель к барышням из строфы Ха: Пушкин опять вспоминает преображения своей Музы в начале восьмой главы «Онегина», от экзотики – к русскому быту. «Осень» писалась в 1833 году, в это время возникал соблазн продолжить «Онегина» (набросок «Ты хочешь, мой наперсник строгий…» писан в те же дни); эта мысль (в соединении с воспоминаниями о болдинской осени 1830 года, когда «Онегин» дописывался), по-видимому, и была толчком для создания «Осени». Но метафора переросла свой биографический повод: образ громадного корабля не вязался с образом Псковской губернии с ее барышнями. Автобиографические намеки были вычеркнуты, и стихотворение стало не изображением конкретного творческого поиска, а картиной творчества вообще. Путь вдохновения из осенней России в большой мир намечен и оставлен воображению читателя. Этот созидаемый поэтом мир так велик, что не поддается описанию, – поэтому стихотворение оставлено отрывком с многозначительным эпиграфом из Державина – Чего в мой дремлющий тогда не входит ум? Эти слова любопытно переосмыслены: у Державина эта строка открывала концовку «Жизни Званской» с размышлениями об истории (а потом – о бренности всего земного и вечности поэта), у Пушкина оно раскрывается не на историю, а на географию (а потом на что? – пусть об этом задумается читатель).
Вот теперь, закончив обзор художественного мира нашего стихотворения по строфам, мы можем представить его суммарно – тематической описью, как бы предметным указателем к «Осени». Это список всех существительных «Осени», всего – 175. В скобках указывается число словоупотреблений; курсивом выделены слова из отброшенных строф. Слова группируются в 18 семантических гнезд: это действительно целый мир, более широкий, чем кажется при первом чтении. Как эти образы перекликаются друг с другом из разных мест стихотворения, читатель теперь сможет разобрать и сам, а затем составить такие же списки для прилагательных и глаголов и исследовать их так же, как когда-то мы исследовали их в маленьком стихотворении «Снова тучи надо мною…».
1) Бытие, мир, громада; проявленье, присутствие;
2) век, полгода, дни, день, минута, пора (2);
3) цвет, багрец, золото; шум, тишина; холод, хлад, зной; вонь;
4) природа, небеса, солнца луч, луна; раздолие, дол, грязь, пыль; влага, волны; ветра (2) дыханье; мгла, огонь, свет;
5) годовые времена, весна (2), оттепель; лето, засуха; зима (3), морозы, снег (3), лед (2) как зеркало; осень (2), октябрь;
6) леса, дубравы, сени, роща, ветви, листы; поля, отъезжие поля, луга; берега, реки, ручей; скалы, снега, ландшафт;
7) конь, грива, копыто; собаки, лай; медведь, житель берлоги; комары, мухи;
8) озими, мельница, пруд; дорога, бег саней (2); корабль, паруса; праздники, забавы, поминки; охота;
9) рой гостей, знакомцы, сосед; всадник, матросы, рыцари, монахи, корсары, цари, царевны, графини, султаны, богдыханы; карлики, великаны; богатыри; гречанки, испанцы, жиды;
10) под соболем, в епанчах; блины, вино, мороженое; печи, камелек, стекла; железо [коньков]; перо (2), бумага, четки;
11) семья, дитя, дева, барышни, Армиды, старуха; любовник, подруга;
12) организм, ноги, рука, пальцы, сердце, плечи, голова, виски,
