Когда гостиная опустела, и я услышал щелчок закрытой двери, я почувствовал, как неконтролируемая злость уходит, а вместо нее приходит тупая боль, а в груди, в том месте, где было сердце, расползается зияющая дыра. Я все еще сидел на диване, когда в комнату вернулась моя жена. Из ее огромных красивых глаз катились слезы. Она обхватила одной рукой свой живот, а другую прижала ко рту, опухшему от поцелуев другого мужчины. И в этот момент я почувствовал такое отвращение к ней, что отвел глаза, только бы не видеть ее.
Я встал, ощущая, как под ногами качнулась земля, хотя за весь день я не выпил и рюмки, несмотря на то, что очень хотел этого, и медленно пошел прочь.
– Влад, – услышал я испуганный тихий голос. – Максим…
– Закрой рот, – отчеканил я, поворачиваясь к ней.
– Влад, пожалуйста… – она осеклась на полуслове, видимо испугавшись выражения ярости, исказившего мое лицо, но протянула свою руку и коснулась моего плеча, в молчаливом призыве выслушать ее.
Я брезгливо отступил, испытывая муку от ее прикосновения.
– Просто закрой рот и не прикасайся ко мне, пока я еще держу себя руках, – процедил я холодно.
Я вгляделся в лицо Ксении, потом опустил глаза на тонкую шею. Мне отчаянно захотелось протянуть руки и сжать эту шею своими руками. Обхватить пальцами и сжимать до тех пор, пока она не перестанет дышать. Первобытная, животная сила собственной ярости напугала меня. Сцена, разыгравшаяся перед моими глазами этим вечером, вытянула самое плохое из меня, пробудила ужасные чувства, которые вызывали стыд и горечь. Я знал, что сделал бы что-то ужасное, если бы остался здесь еще хоть на мгновение.
Сделав усилие над собой, я отвернулся и вышел из комнаты, не сказав больше ни слова.
Чуть позже сидя в кабинете с бокалом виски в руке я слушал отдаленный плач Ксении, доносившийся из гостиной. Но он не волновал меня как раньше. Меня словно сковало льдом, и я больше не чувствовал ничего, что чувствовал раньше. Слезы и мольбы жены не трогали меня. Я не обращал на них внимания. Опустошив бокал, я взял из бара полупустую бутылку алкоголя. Зашел в спальню, но не смог там находиться и снова ушел в кабинет. А потом и вовсе ушел из дома. Какое-то время я просто бродил по улицам, а потом поймал машину и поехал в офис. Пока я ехал в такси, в кармане пиджака завибрировал мой телефон, но я даже не взглянул на экран. Я тупо уставился в окно, на проносившиеся мимо пейзажи, на людей, машины, сигналы светофора, неоновые вывески и недоумевал, как мир может жить дальше, когда моя жизнь только что разлетелась в дребезги.
Я выпил большую часть содержимого бутылки в такси. Еле дошел до офиса, но, когда пытался открыть дверь ключом, мне навстречу вышла Татьяна. Ей стоило бросить на меня лишь один взгляд, как она схватила меня на шкирку и потащила из офиса наверх, туда, где располагались гостевые комнаты для сотрудников, которые задерживались на работе допоздна. Я подумал о том, что она увидела. Кровоподтек на брови, ссадина на скуле, кровавое пятно на белой рубашке, резкий запах виски…
В безликих апартаментах, примыкающих к офису, Татьяна помогла мне снять туфли, пиджак и расстегнула рубашку и ремень, потому что пальцы меня не слушались. Когда пиджак упал на пол, из кармана выпал телефон и я увидел на экране лицо Ксении – в это самое мгновение жена вновь набрала мой номер. Я пнул телефон ногой, и он отлетел к стене. В этот миг я ненавидел ее. Мне не хотелось слышать ее голос. Слушать ее объяснения. Мне хотелось просто вычеркнуть ее из своей жизни. Хотя бы на сегодня.
– Сначала помойся, – услышал я твердый голос Татьяны, которая втолкнула меня в ванную комнату. – Потом поговорим. Я закажу тебе поесть.
Холодные струи воды немного привели меня в чувство, и через несколько минут я отрегулировал температуру, сделав их теплее. Долго стоял под душем, упершись рукой в стеклянную стенку кабины. Я не двигался. Просто стоял, как истукан, надеясь, что вода поможет мне смыть с себя не только кровь и алкогольные пары, но и воспоминания о Ксении. Что она сотрет из памяти мелодичность ее голоса. Слабый запах меда, который исходил от ее волос. Нежность рук и теплоту губ. Улыбку, которая зажигала ее глаза, когда она смотрела на меня в другой жизни до сегодняшнего дня.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Я закрыл глаза и запрокинул лицо, подставив его под струи воды. В голове был туман, а перед глазами стояли две картины. Первая – как какой-то мудак целует мою жену, обвивая вокруг нее свои гадкие руки. Вторая – заплаканное лицо Ксении в тот момент, когда я уходил из комнаты. Мольба в ее глазах. Искаженное болью лицо. Припухшие губы…
Я не знаю, сколько времени я провел в ванной. Но когда вышел, Таня ждала меня, сидя за сервированным столом, как ни в чем ни бывало. Одним из главных ее достоинств всегда была невозмутимость. И преданность. На столе стояли подносы, от которых исходили ароматы свежеприготовленной еды, но один их вид вызвал у меня приступ тошноты. Я прошел к столику, где оставил свою бутылку, и прямо из горла сделал еще несколько глотков виски.
– Я спать, – бросил я своей помощнице. И скрылся в спальне.
Уже позже, проваливаясь в сон, я услышал звонок стационарного телефона в гостиной. Трубку сняли. Я услышал тихий голос Тани. И потом была тишина.
Следующее, что я знаю – это утро. Игорь растолкал меня и подсунул стакан с мутноватой белой жидкостью. От похмелья, подумал я равнодушно. Изнемогая от головной боли, я отпил жидкость из стакана и только тогда посмотрел на брата. Но одного взгляда мне хватило, чтобы понять, что случилось что-то непоправимое.
– Одевайся, – сказал он, избегая смотреть мне в глаза. – Нам надо ехать.
– Куда?
– В больницу, – он, наконец, встретил мой взгляд. И в нем я увидел горечь и сожаление. – Ксения потеряла вашего ребенка.
Глава 15. Раны
Я уже давно не чувствовала себя такой одинокой как сейчас. Казалось бы, я находилась в самом эпицентре светской жизни, в толпе, состоявшей и самых сливок общества: вокруг меня сновали официанты, шампанское лилось рекой, какие-то люди подходили, чтобы поздравить меня, но единственное, что мне хотелось – забрать из гардероба свой плащ, завернуться в него, как в броню и сбежать отсюда домой, где в уединении своей комнаты я смогу зализать старые раны, которые сама по глупости разбередила этим вечером, и новые, которые вновь нанес мне Владислав Громов.
Отпив глоток воды из бокала, который я успела схватить у проходившего мимо официанта, я огляделась по сторонам, прикидывая, будет ли уместно мне покинуть это место и этот вечер по-английски, не прощаясь ни с начальником, ни с коллегами. На самом деле, торжество было в самом разгаре, официальная часть осталась позади и крепкие напитки, которые официанты наливали гостям не скупясь, уже ударили в голову многим собравшимся, включая моего босса. Так что мой уход мог вообще остаться незамеченным. Приняв решение и не давая возможности никому увлечь меня в какую-нибудь ненужную беседу, я уже было направилась к выходу, но вдруг услышала совсем рядом вежливое «Здравствуй», произнесенное глубоким баритоном. Я застыла, но лишь на мгновение, медленно обернулась, чувствуя одновременно смятение, скованность и робкую радость, и утонула в серых омутах глаз моего когда-то лучшего друга.
– П-привет, Макс, – я почувствовала, как мои губы, помимо воли, расплываются в несмелой улыбке.
– Ксения, – он слегка наклонил голову в знак приветствия, хотя мне казалось, какую-то долю секунды он раздумывал, может ли он позволить себе обнять меня, и улыбнулся. – Ну и ну, ты, кажется, стала еще красивее за время, которое мы не виделись.
– А ты стал еще большим льстецом, – парировала я, не переставая улыбаться.
Максим поднял свой бокал и, протянув руку ко мне, легко коснулся им моего бокала.
– Так выпьем за это.
Он одним глотком опорожнил бокал, не отрывая от меня своего взгляда. И в этом взгляде было столько всего – и раскаяние, и нежность, и робкая радость, и печаль, и надежда, что я смутилась и опустила глаза, уставившись на носки своих туфель.
