– Я... – Анри стиснул пальцы. – Как же я устал от политики! Оказывается, приверженцы Ришелье решили не оставлять меня в покое. На днях преподобный де Верней получил письмо – без подписи, разумеется, – полное нелицеприятных фактов обо мне.
– Де Верней умный человек, – отрезала Камилла. – Уж он как-нибудь сумеет отличить правду от клеветы. Что касается Ришелье, то меня изумляет способность этого человека пакостить даже из могилы.
– Проблема в том, что в письме далеко не все – клевета.
– А... – Камилла глотнула вина. Боже, как болят глаза. – Это связано с твоей деятельностью на благо Ордена?
– Да, и с этим тоже.
– Ты уже разговаривал с преподобным?
– Имел весьма неприятный разговор. Он был удивлен, узнав о моей принадлежности к Ордену Иезуитов. Главным образом потому, что я ему ничего не сказал.
– День обманутого доверия. Понятно. Еще глоток.
– Поэтому я и решил повидаться с тобой. Попрощаться на всякий случай. Возможно, мне снова спешно придется покидать Францию, и я не хотел уехать, не поговорив напоследок.
– Ох, Анри, Анри. – Камилла встала и обняла его. – Ты же знаешь, мне все эти условности не нужны. Я бы не обиделась, если бы ты снова прислал письмо из Мадрида. Главное, чтобы у тебя все было хорошо.
– Да. – Вильморен стиснул ее в объятиях. – Извини, что невольно навредил тебе.
– Пустяки. Я справлюсь. А ты, где бы ни оказался завтра, береги себя, хорошо? И постарайся больше ни с кем не подраться, выходя из моего дома.
Камилла не легла спать, это было бессмысленно – все равно не заснула бы. Проводив Вильморена, напоследок извинившегося еще несколько раз, она направилась к шевалье. Такие дела Камилла предпочитала решать сразу. Но на стук никто не откликнулся, и, рискнув заглянуть в его комнату, она обнаружила, что там никого нет. Видимо, начальник охраны действительно со злости направился обходить посты. Что ж, можно и подождать, не гоняться же за ним по всему замку. Госпожа де Ларди спустилась в малую гостиную и устроилась там, завернувшись в плед.
Спустя довольно продолжительное время она услышала шаги.
– А, вы здесь! – произнес Теодор довольно тускло. «Так и есть: зол. Осмотрелся, как будто ничего интересного не увидел, и развернулся к двери».
– Притормозите, шевалье, – вполголоса сказала Камилла. – Сядьте. От меня вам не убежать, а от себя тем более.
Он медленно повернулся к ней, глаза его казались злыми и темными. «Черт бы их побрал, этих героев», – мысленно выругалась Камилла. Она так устала от отказов, когда предлагала помощь, что научилась оказывать ее насильно. Пока никто не жаловался, но сейчас ей вдруг стало все равно.
– Ладно, идите, – устало махнула она рукой, – идите, если хотите.
Потянулась за бокалом, допила остатки вина, проглотила горький осадок. Виллеру не уходил. Он постоял, потом сел в ближайшее кресло.
– Я очень сердит на вас, сударыня, – сказал он минуту спустя. – Почему вы молчали?
Камилла хмыкнула.
– Если было бы о чем говорить...
– Сударыня, – мягко прервал он ее, – я не осуждаю вас за то, что вы радеете за господина де Вильморена. Он ваш друг, и на правах друга... Впрочем, это не мое дело. Но почему вам не пришла в голову мысль, что я тоже имею право на некоторую откровенность? Неужели вы полагаете, что я могу быть настолько неделикатен, что каким-то образом причиню вред вам или аббату? Я здесь, чтобы служить вам. Чем я дал понять, что мне нельзя довериться?
Камилла редко слышала от Виллеру столь длинные речи, но Теодор уязвлен, и у него есть на то полное право, отрицать бессмысленно. Камилла вздохнула:
– Вы правы, шевалье, это было ужасно некрасиво. Я снова прошу у вас прощения.
– Постарайтесь впредь не лгать мне, – проворчал он. Складка меж его бровей исчезла, и ручку кресла он стискивать перестал.
– Выпейте вина со мной, – предложила Камилла. Будто камень с души упал: она и не подозревала, что сокрытие от Теодора правды дастся ей так нелегко. Теперь между ними не осталось невыясненного, кроме ее собственных чувств и маленького нюанса: ее истинных отношений с Анри. – Я покаюсь, и вы меня простите окончательно, хорошо?
Он кивнул. Камилла подумала, что знает гораздо более действенное средство для расслабления нервов, чем вино с пряностями, и на миг страшно пожалела, что не имеет возможности применить его сейчас.
– Кажется, лучше пояснить прямо. Мы с Анри – давние друзья, но не любовники. Мы всегда поддерживали друг друга, но у меня был Франсуа, а после – память о нем. Анри же... Он очень влюбчив, но я – не его тип. Он называет меня сестренкой. Вот и все.
– Вы не обязаны рассказывать мне это... Камилла.
Ее словно теплой волной окатило, когда Теодор назвал ее по имени.
– Но я вам доверяю. Вы мой ангел-хранитель, и я расскажу вам все, что захочу.
– Недоразумение устранено, – Виллеру улыбнулся. – И вам давно пора спать.
– Да, но до спальни идти так далеко... Лучше тут. – Камилла предприняла попытку свернуться калачиком.
– Ну уж нет, – заявил Теодор, – я вам этого не позволю, здесь гуляют сквозняки. – И, прежде чем она сообразила, что он собирается делать, он подхватил ее на руки и понес прочь из гостиной.
– Но... ваша рука, – только и сумела сказать Камилла. В его объятиях было так тепло, уютно и надежно...
– Это неважно. – Виллеру, и правда, держал ее без видимых усилий, даже дыхание не сбилось, когда он поднимался по лестнице.
– Очень рыцарственно. – Она вдруг почувствовала себя маленькой и глупой.
– Возможно. – И остаток пути до ее комнат Теодор молчал.
«Если он внесет меня в спальню, до утра он оттуда не выйдет».
Однако шевалье поставил Камиллу на пол у дверей ее покоев, возле пригорюнившегося Жюре. Она еле нашла в себе силы опустить руки и не цепляться больше столь неприлично за шевалье. Этот же мерзавец, слегка улыбнувшись, отвесил ей поклон.
– Спокойной ночи, сударыня.
Развернулся и удалился – спина прямая, даже не оглянулся ни разу. Камилла только зубами скрипнула.
Месть за неудавшийся вечер, не иначе. Все, теперь точно не заснуть. Проигнорировав жалобный взгляд Армана, она вошла к себе и, обессиленная, упала на кровать.
Глава 14
Виллеру снилось, что он стоит в большом зале у стены и не может пошевелиться. Зал почти пуст, только у окна напротив застыла женщина. Она раздвинула портьеры, вцепилась в них и смотрит за окно, откуда льется белый-белый день. Теодор видит ее прямую спину, складки коричневого платья и узел волос на затылке. Женщина говорит, непрерывно и устало:
– Снег все идет, а ты не приходишь. Я так долго жду тебя, ангел мой. Посмотри, снег идет, вокруг так пусто и холодно, мои глаза замерзли, и я плачу льдинками. У меня все щеки исцарапаны. Раньше ты целовал меня, и боль уходила, а теперь она скапливается во мне, ее некуда вылить. Когда ты придешь? Ты говорил, весной. Но я жду, а весны все нет. Мне кажется, она никогда не наступит. Я даже не помню, как она выглядит...
