умер, — «обрадовал» меня полковник. — Даже жена может с тобой развестись. Родне будет отдано все твое имущество. Родителей нет? — я кивнул. — Значит, жене передадут, чем владеешь. Дом в Тифлисе, полученный в аренду как награда, заберут. Мне этим заниматься, — вздохнул Катенин. — Тамару Георгиевну выселять из дома — чертовски неблагородная миссия. Мне не хотелось бы лишиться стола в таверне «Пушкина».
— Она справится, — уверил я своего собеседника, мысленно перекрестившись: я боялся конфискации имущества, но пронесло. Получается, акции Дилижансной компании мы спасем. А другого имущества за мной и не числится. Как знал заранее, купчую на гостиницу оформил на жену. Остается лишь договор с владелицей «Нового Света». Надеюсь, Мария последовала моему совету и уже выкупила «Маленькую Грецию». А если даже и нет, переоформит аренду на себя.
— С твоими орденами не все так просто, — продолжил меня грузить флигель-адъютант. — Георгиевского креста, ордена Владимира и медали тебя лишили, придется сдать вместе с грамотами. Из орденского списка будешь вычеркнут. Но со Станиславом вышла презабавная история. Капитул ордена отказал в прошении военного министерства под предлогом, что тебя наградили не по военному ведомству, а также по причине того, что ты не был русским подданным в момент совершения подвига. Но скорее за этим решением скрывается неприязнь Кавалерской Думы ордена Станислава к Чернышеву. Он в нем не состоит. И подобной шпилькой ему намекнули, что не желают видеть графа в своих рядах.
— Переживет. Орденов у него и без Станислава хватает. Выходит, дворянское достоинство я сохранил?
— Сохранил, — подтвердил Катенин. — Но орден носить не сможешь, пока не заслужишь офицерского чина.
Я облегчённо вздохнул. Хоть какой-то лучик надежды. И Томе будет легче с родней воевать. В то, что братишки попробуют вцепиться в нее как шакалы, я не был уверен. Но не исключал.
— Что же ты наделал, Костя⁈ — не выдержал полковник. — Я не сомневался, что ты станешь нашим товарищем и переберешься в Петербург. Еще когда ты в поручиках ходил, был практически в этом убежден.
— Поручиком?
— Конечно. В свои порученцы Государь берет даже поручиков. А ты столько раз выполнял его задания! И каждый раз что-то шло не так! Казалось, еще чуть-чуть, и аксельбант твой! Но ты раз за разом умудрялся все испортить. Теперь дорога тебе в нашу компанию закрыта. Государь помешан на чистоте наших рядов. Запись в формулярном списке «был под судом» — как печать «не годен».
Не больно и хотелось! И проблема не в том, что я из другого времени. Дело — во мне самом. В любую эпоху есть люди, способные делать карьеру, скользить между струй, служить и прислуживать, быть со всеми в прекрасных отношениях, а у начальства — на хорошем счету. А есть волки-одиночки. Чуждые чинопочитания, умения сказать нужное в нужный момент, держать нос по ветру и потрафить правильному человечку. Не умею я ни подарок преподнести, ни выделяться не выделяясь, ни быть как все, ни смолчать, когда хочется кричать в полный голос. Не мое это, не мое. Не карьерный я, не системный… На кой меня в армию понесло⁈ Строем ходить не обучен! И «дружить» не умею. Вот, Катенин, к примеру… Он зачем ко мне пришел? Поддержать? Мы же не были даже приятелями. Но пришел. Привык так, взял за правило… На будущее что ли работает? Впрочем, я ему благодарен. Не ожидал.
— Здесь, на Кавказе, тебя на руках носить будут, — продолжил флигель-адъютант. — Пострадал за правду! Пошли уже такие разговоры. Особо не обольщайся. Слава эта сомнительная, и найдутся желающие тебе подставить ножку. На протекцию своих заступников в генеральских и адмиральских чинах особо не надейся. Все, что они могли, уже сделали. Не будь от них писем Государю, кто знает, какое он принял бы решение?
Я вздохнул. Который уже раз за время разговора. В то, что будет легко, я не верил. А насчет милости от царя… Я на нее особо и не рассчитывал.
— Спасибо вам, вашвысьбродь! — ответил по-солдатски.
Пора привыкать.
… Катенин не обманул. В полку меня приняли как долгожданного любимого родственника. Офицеры смотрели на меня с сочувствием в той пропорции, когда было больше радости от встречи, чем сожалений о моей несчастной доли. Тут же устроили пирушку в мою честь. Отказаться не было ни малейшей возможности, хотя я ожидал встретить тон снисходительный или покровительственный, а еще того хуже — жалеющий.
— Коста! — кричал штабс-капитан Малыхин. — Мы дружно порешили всем своим обществом выделить для твоей супруги отдельный флигелек, если она приедет тебя навестить или, тем паче, решит остаться в полку. Отказы не принимаются! Обидишь! Устроим все в лучшем виде. Солдатки из слободки вылижут его до блеска, а супруга оформит по своему усмотрению. А хочешь, солдаты вам мебель своими руками сварганят? Умельцев в полку хватает!
— Чей хоть флигель? — спросил я, задолбавшись отнекиваться.
— Так мой! — развел руками Малыхин. — Я к Рукевичу перееду. Мы уже обо всем договорились.
— Где же он?
— Сейчас примчится! Он теперь птица важная — полковой адъютант!
— Растет наш писарь! — порадовался я за своего знакомого поляка, хлебнувшего сполна того, что мне еще предстояло испытать на своей шкуре.
— Растет-растет. Уже подпоручик!
Прибежал запыхавшийся Полли. Бросился ко мне с объятиями. Когда первые восторги миновали, принялся меня наставлять.
— Не вздумай проситься в канцелярию! Она как гриб, приросла к штабу, — в походы не ходит. И век придётся тебе, согнув спину, корпеть над бумагами.
— Я и не думал!
— За солдатское отношение к себе не волнуйся. Встретят с уважением. У тебя в полку репутация офицера боевого. А наш солдат боле ничего так не ценит, как мужество и стойкость. Офицер и солдат представляют два лагеря, но не враждебных, а дружественных, связанных невидимыми узами доверия, любви и покровительства друг другу. Уверен, это отношение они перенесут на тебя даже в серой шинели. И будут искать случая дать тебе возможность отличиться.
— Меня приказано держать в гарнизоне.
— Это — да, — помрачнел Полли. — Что-нибудь придумаем! Нужно подождать.
— Хочу в строевую роту. Желал бы, чтобы мне не делали никаких поблажек по службе.
— Правильный настрой. Солдаты оценят.
Входил в казарму, тем не менее, с настороженностью. Как-то меня встретят?
— Привет всей честной компании, — окликнул с порога. — Примите бывшего офицера?
