– Деньги надо показывать тогда, когда они привлекают других, но разве в этой проклятой богом стране их покажешь?!
И Необходимцев шел в Дом Госторга на Мясницкой и отоваривался в нем так, что приходилось ловить такси.
Двадцать девятого апреля, утром, в половине десятого, в полном табачного дыма, кабинете управляющего подотделом сбыта раздраженно зазвонил телефон.
– Необходимцев у аппарата, – с достоинством проговорил Константин Николаевич.
– Аркадия Борисовича, – попросила трубка.
– Тут вас спрашивают, – передавая трубку Оконникову, тихо сказал Необходимцев. – Меня? – с удивлением поднял брови Оконников. – Да, вас, – подтвердил Необходимцев. – Оконников у аппарата!
– Здравствуйте, Аркадий Борисович! – чеканно поздоровалась трубка и представилась: – С вами говорит Александр Иванович.
– Александр Иванович? Вы в Москве? – взволнованно откликнулся Оконников. – Мы могли бы встретиться?
– Вы где сейчас?
– Мы остановились в "Метрополе".
– Мы?
– Я вам при встрече объясню. Жду вас на Арбате в "Праге". – Выезжаю немедленно!
Еще не успокоился потревоженный телефон, чем-то внутри позвякивая и не исчезло туманное пятно на трубке, а Аркадий Борисович уже понял, что затевается новое дельце, да не простое дельце, а дельце с большой прибылью и, наверняка, валютной. "Вот так дела! – стукнуло в его черепе. – Корейко-то в Москве!" – Кто звонил, Аркадий? – спросил Необходимцев. – Звонили деньги.
– Кто, кто?
– Я потом...
– Опять явишься на службу с крупным опозданием?
Вопрос повис в воздухе. Телефон опять зазвонил. Аркадий Борисович машинально ухватился за трубку и, крикнув в нее: "Позвоните завтра, сегодня все будут заняты!", кинулся в нехарактерной для него манере к блестящей дверной ручке, нервно потряс ее, открыл дверь, бросил управляющему "простите", пронесся мимо двери с надписью "Наркомвнешторг", налетел на личную секретаршу товарища Микояна, легким аллюром проскакал по коридору до лестничной клетки, покатил по лестнице и вихрем пролетел четыре мраморных марша, следуя причудливым заворотам внешторговских коридоров. Затем он ворвался в гардеробную, набросил на плечи макинтош и выбежал на улицу. Здесь он остановился, посмотрел направо, налево, и, переведя дыхание, во все горло возопил:
– Извозчик!
Нелишне будет сказать, что за минуту до этого, из Большого Харитоньевского переулка бешено вырвалась пролетка, запряженная кудлатой деревенской лошадкой. Извозчик, взмахивая кнутом и крича: "Посторонись!", гнал клячу вперед, наполняя экипажным грохотом Чистопрудный бульвар. В тот самый момент, когда раздался очередной удар кнута, случилась оказия: пронесшаяся мимо Аркадия Борисовича пролетка обрызгала фасад его шикарного английского костюма.
– Сволочь дерзкая! – взвизгнул Аркадий Борисович, вытирая брюки.
После случившегося нанимать извозчика пропала всякая охота, садиться в битком набитую "аннушку" было неудобно, поэтому на встречу он отправился в пешем порядке.
Москва кипела предстоящим Первомаем. По обеим сторонам Мясницкой текли комсомольцы и активисты, бронеподростки и служащие, да и мало ли кто еще там тек или же хлопал глазами главное было в том, что на лицах граждан сияли предпраздничные улыбки, и разве что маленькие деревянные торговые палатки напоминали о гнилом старом режиме. Рядом с палатками, голубой кафельной молочной и квасной будкой властвовали, точно свиньи в апельсинах, немые витрины госторгов. Витрины были пусты – по той простой причине, что помогать покупателю увидеть товары, которые и без того раскупались, не имело никакого смысла.
Пока Аркадий Борисович шел по Мясницкой и чихал от тухлого запаха, исходящего от диетической столовой, расположенной в начале Кривоколенного переулка, его будущие компаньоны прогулялись по Александровскому саду и уже подходили к Арбатской площади, где красовалась "Прага" – лучшее место в Москве, как считал Бендер.
Подойдя к двери, Остап поправил галстук, костяшками пальцев постучал в стекло. Дверь открылась. Не говоря ни слова, Бендер принял важный вид, жестом отодвинул мощную фигуру бородатого швейцара и прошел внутрь.
– У вас заказано? – удивленно приподнял левую бровь швейцар.
– Естес-с-сно! Вот что, любезнейший, минут через пять придет наш товарищ, Оконников. Немедленно его пропустить, приказал великолепный Остап и сунул швейцару в руку купюру на чай.
Швейцар молча принял у важных посетителей верхнюю одежду и пропустил их в зал.
В ресторане было шумно и дымно. Играла музыка.
"Челаэк!" – открыл было рот Корейко, но Остап его одернул:
– Нужно быть вежливым. Мы пришли не в какой-нибудь кабак, а в образцовую столовую МСПО!
Возник метрдотель в смокинге и белом галстуке-бабочке.
– Добрый день! – учтиво проворковал он и с достоинством поклонился.
– Нас будет трое. – Остап скользнул глазами по столикам. – Мы бы хотели пообедать.
Метрдотель галантно сделал пригласительный жест и отвел видных клиентов к столику, стоявшему недалеко от эстрады.
– Что прикажете? – Метродотель подал меню. – Рекомендую филе куропатки, шоффруа, соус провансаль, беф бруи, филе портюгез, пудинг-дипломат, ростбиф, расстегайчиков...
– Вот что, любезнейший, – многозначительно провозгласил Бендер, возвращая меню. – Все самое самое... и столик накройте, как в лучших домах. – И Остап небрежно сунул метрдотелю несколько купюр.
Любезнейший раскрыл от удивления глаза, принял лакейскую позу и тихо произнес:
– Одну минуточку-с!
Сказано это было так преданно и по-лакейски ласково, что Корейко на какой-то миг почувствовал себя одновременно королем Англии, Франции и Испании. Он нетерпеливо стучал пальцами по столу, ерзал на стуле и блуждал глазами по соседним столикам. Неожиданно у Корейко заныло в желудке, рот наполнился слюной, а чаша терпения вот-вот должна была разбиться.
Ждать пришлось недолго.
К невысокой черной вазе с выводком рюмок и бокалов на белоснежную крахмальную скатерть прибыли во множестве тарелочки, чашечки и судочки с неподдающимися описанию яствами. – Хорошое вино, – причмокнул Корейко, вонзив в себя рюмочку. – Правильно говорят, что Россия без выпивки потеряет свою душу.
– Ну где же ваш Оконников?
Остап был немного взволнован.
– Задерживается... а вот он.
К столику подошел не первой молодости человек с блистающим джентльменским лицом, в новом, с иголочки, но мокром в некоторых местах, английском костюме того самого стиля, который Остап Бендер называет "шик-модерн".
– Александр Иванович... – приветливо улыбнулся джентльмен и крепко пожал руку Корейко.
– Познакомьтесь, – пролепетал Корейко.
– Оконников Аркадий Борисович, – представился "шик-модерн".
– Бендер Остап Ибрагимович, – в свою очередь представился Остап, пожимая руку джентльмену.
Оконников сел за стол, взял салфетку, развернул ее и положил на колени.
– Как давно вы в Москве? – горделиво спросил он, обращаясь к подпольному миллионеру.
– Только сегодня приехали, – кашляя, вымолвил Корейко. – В наше время друг к другу, кроме "товарищ" или "гражданин", никак не обращаются, – начал Остап. – Впрочем, постойте, у актеров еще остались длинные высокопарные титулы. Так что же выберем мы?
– Чтобы не привлекать к себе внимания оставим эти титулы до лучших времен.
– Без титулов, так без титулов! За что выпьем?
– За знакомство, разумеется!
После того как выпили, Остап начал зондировать почву.
– Вы работаете в подотделе сбыта? – спросил он.
– Служу, – ответил Оконников. – "Служить бы рад!.." Да, чем только не занимаются люди. – Остап поднес к губам папиросу и, не прикурив, вдруг спросил понизившимся до полной нелегальности голосом: – Ждете прихода капитализма?
Оконников недоверчиво покосился на Бендера.
– Вы можете быть с ним совершенно откровенны, – выручил Корейко, попутно пригубив свой бокал.
Принесли какой-то экзотический бульон. К телячьему жаркому разлили бургундское.
– Остап Ибрагимович... – осторожно сказал Оконников. – Я понял! – как бы переходя Рубикон, отозвался Бендер. – Аркадий Борисович, представьте себе, что у меня есть бронепоезд.
– Бронепоезд?
– И я его хочу продать на металлолом за валюту. Поможете? – Я что-то не понимаю...
– Другими словами, если на расчетный счет Внешторга поступит, скажем, миллионов десять, возможно ли переправить эти деньги за рубеж?
– Десять миллионов? Это около пяти миллионов долларов, если по курсу!
– Что-то около того.
– Солидно.
– Мелко не плаваем.
– Мне нужно переговорить с Необходимцевым. Все заграничные счета проходят через него. Конвертация тоже через него. Если Александр Иванович в деле...
– Александр Иванович в деле, но первую скрипку играю я. – А что это за деньги? Они чистые?
Остап многозначительно кашлянул, наполнил бокал Оконникова:
